Таможня дает добро

— А что, в Аламбо есть ещё один беглый зурбаганский гардемарин? — ладонь Романа подкралась-таки к вожделенной цели, и теперь его пальцы ласкали нежную, цвета топлёных сливок, кожу, подбираясь к вишенке соска. — Ну не сердись, обещаю, больше не повторится! Лучше расскажи, чего там такого интересного, а то у меня не было особо времени читать…

— Времени у него не было! — Дзирта снова фыркнула, однако ладонь его отбрасывать не стала. — Письмо. Личное. Адресовано невесте. В-общем, ничего интересного, кроме, пожалуй, одного момента: он пишет, словно прощается, будто собирается идти на смерть!

Рука Романа перекочевала с груди девушки на плечо.

— Ну… всякое бывает… он же, как я понимаю, военный моряк?

— То-то, что военный! Я бы поняла, если бы писалразведчик Фарватеров — есть у нас такие, отчаянные сорвиголовы, которые кидаются очертя голову по координатам заброшенных маяков. А то и вовсе без них, наугад,, надеясь открыть новые, изобильные миры… Но военный-то моряк — что ему может угрожать здесь, в мирном Аламбо? Кровавая стычка с контрабандистами? Схватка насмерть с браконьерами, обчищающими устричные садки?

Роман задумался.

— Ты, помнится, упоминала, что у них вражда с Гертоном?

— Да какая там вражда! — Дзирта тряхнула головой, отчего волосы её рассыпались по плечам. — Так, давняя неприязнь, полузабытая уже, полсотни лет, как не выливающаяся ни во что серьёзнее тарифных распрей и таможенных склок. А тут — словно ему завтра в сражение, такое, в котором все шансы сложить голову!

Н-да… тут есть о чём подумать… — согласился Роман. — А кроме письма?

— Схема гавани Зурбагана. — Дзирта спрыгнулас постели, взяла со столика сложенный в несколько раз лист и развернула его перед любовником. — Видишь этот крестик у прохода в брекватере? Это место стоянки «Хассавера», броненосца, флагмана флотилии Маяка.

Роман наклонился к карте.

— Ну да, припоминаю — мы как раз мимо проходили, на лодке, когда я удирал с парохода. Ну так и что с того? Броненосец там всё время стоит, никакого секрета в этом нет. И вот ещё, смотри…

Девичий пальчик — нежный, розовый, с тщательно ухоженным перламутровым ноготком, — упёрся в две колонки цифр на полях карты.

— Что это? Какой-то код?

— Почти. Это толщины броневого пояса «Хассавера» — в миделе, на носовой и кормовой оконечностях. Во втором столбце — глубины с наружной стороны брекватера… Вот здесь, здесь и здесь.

Перламутровый ноготок сместился с цифр и теперь скользил по самой карте, приближаясь к крестику, отмечающему место стоянки броненосца.

— О как! — Роман резко выпрямился. — Это что же, секретные данные?

Девушка пожала плечами. — То-то, что нет — ни в толщине брони, ни в глубинах никакой тайны нет, как, впрочем, и в месте стоянки «Хассавера», Но вот зачем моему бывшему однокашнику понадобилось указывать их на этой карте?

— Погоди… — Роман прогнал прочь мысли о прелестях собеседницы — теперь всё его внимание было приковано к схеме. — Если подключить логику — именно эти цифры могут понадобиться тому, кто захочет подойти к броненосцу, укрываясь за молом брекватера. То есть с палубы-то его заметят, а вот со стороны внутреннего рейда — вряд ли. Особенно, если силуэт достаточно низкий.

— К примеру, как у «Суана»?

Дзирта ахнула, вскинув сжатые кулачки к щекам.

— То есть, ты хочешь сказать, что они…

— Именно. А данные по толщине броневого пояса…А ты что, сама не видишь?

Из открытого окна долетел пушечный выстрел. Дзирта вскочила и, накинув прозрачный соблазнительно короткий пеньюар, кинулась окну, распахнутому, по случаю ночной жары, настежь.

— «Суан» выходит из гавани! — крикнула она — батарея с оконечности мыса салютует им!

Она развернулась к Роману, и он на миг залюбовался её силуэтом, соблазнительно подсвеченным луной сквозь прозрачную ткань.

— Чего замер? Одевайся скорее, спускайся, ищи экипаж! Если не выйти как можно скорее в море — мы их потом ни за что не найдём!

IV

Мессир Дваркель принял гостей в своей лаборатории, куда нас проводила моя старая знакомая, то ли консьержка, то ли экономка старого гнома. На этот раз она обошлась без расспросов — только поджала губы в знак недовольства — «ходят тут всякие, занятых людей от дел отрывают!» — и посторонилась, пропуская нас на лестницу. На этот раз на голове у него вместо гномьего колпака была нахлобучена какая-то невнятная шляпа с крошечными измятыми полями и бронзовыми пряжками на тулье. В отличие от прежнего головного убора, шляпа прикрывала одну только макушку, выставляя на обозрение полупрозрачные, заострённые, необычайно длинные уши.

Казаков, увидев это, подавился смешком и толкнул меня в бок локтем.

— Может он того… эльф? — прошептал он. — Ну, эльф-домовик, как в Гарри Поттере? Ты глянь только — вылитый же Добби!

Не можешь без шуточек дурацких? — так же, шёпотом ответил я. — забыл, зачем мы здесь?

А про себя признал, что Пётр прав — уши мессира Дваркеля были разительно похожи на аналогичные части тела упомянутого кинематографического персонажа.

Это был уже четвёртый мой визит к старому гному — и, как и предыдущие два, он был связан с Источником. А точнее — с пачкой листов, полученных нами от Тиррея сразу после прибытия в Зурбаган. Парень не терял времени даром — по его приказу трое фитильщиков залезли в дом к гардемарину-заговорщику, и пока двое стояли на стрёме — один у входной двери, другой снаружи, спрятавшись в тени крыльца, — третий старательно скопировал «те самые» бумаги. Вернее сказать — перерисовал, поскольку текста на них был самый минимум, а большую часть листов занимали рисунки, изображающие зубчатые колёса, панели и лимбы, сплошь покрытые загадочными символами.

Мне понадобился один-единственный взгляд, чтобы уловить их несомненное сходство с бронзовой начинкой выпотрошенного нами макета Источника. Оставался сущий пустяк — выяснить, зачем они понадобились заговорщикам? Проще всего было, конечно, обратиться за разъяснениями к их владельцу, предварительно приведя его в состояние, пригодное для допроса. Но, увы, бывший гардемарин два дня назад покинул Зурбаган — и Тиррей, как ни старался, так и не смог выяснить, куда именно он направился. И единственным известным нам человеком, знающим хоть что-нибудь (и, подозреваю, не так уж мало!) об Источниках был мастер Дваркель, хозяин алхимической (а может, алфизической, или вовсе маго-стимпанковой?) лаборатории на втором этаже особняка, расположенного на улице Пересмешника.

Туда мы и направились после недолгих размышлений. Старый гном ничуть не удивился нашему визиту — выслушал мои довольно-таки объяснения, сгрёб листки с рисунками и, кивнув на пару глубоких кресел у камина, предложил подождать. И вот теперь сидели перед очагом, потягивали принесённый экономкой (или всё-таки консьержкой?) кофе с коньяком. Казаков не отрываясь смотрел на огонь, почёсывая за ухом устроившегося у него на коленях большого чёрного кота — тот урчал, словно внутри у него работал маленький неутомимый моторчик. А я косился на хозяина лаборатории, который, устроившись за столом возле окошка, уже полчаса скрёб крючковатым носом по бумаге, время от времени озадаченно крякая и невнятно что-то бормоча.

— А ведь я был уверен, юноша, что вы ко мне ещё придёте. Слишком много я рассказал вам в прошлый раз, чтобы вы просто так взяли и пропали!

Пётр вздрогнул от неожиданности. Кот, успевший пригреться и задремать, открыл жёлтые глазищи, посмотрел на него с осуждением и неслышно спрыгнул на пол. Я поставил чашку на поднос и покачал головой.

— Вы правы, как всегда, мессир. –ответил я.- В особенности, если учесть, сколько осталось недосказанным…