Танцующие с тенью

• Если мы, независимо от того, как с нами обходится жизнь или люди, продолжаем любить их, торжествует не зло, а Самость.

• Нюрнбергский процесс четко показал миру, какую огромную ответственность несет каждый человек. Каждый из нас должен иметь гуманные стандарты поведения, знать их и жить в соответствии с ними, независимо от того, кто у власти.

• Я глубоко тронута твоей способностью любить меня, несмотря ни на что.

• «В психике идет процесс, который стремится к собственной цели [целостности], независимо от внешних факторов» (К. Г. Юнг).

На протяжении всей этой книги вы то и дело встречали раздел «Практика». В то же время работа, требующая немалых усилий, и практика уравновешивались темой благодати. Ближе к концу стихотворения о темной ночи души святой Иоанн, описав тяжкое и утомительное восхождение к божественному, пишет: «Все усилья прекратив». Мистический союз и реализация начинаются только тогда, когда работа уступает место капитуляции и отречению. По-моему, эта решающая и причудливая ирония — единственное подходящее завершение для этой книги. Вся описанная в ней работа была лишь прологом к алхимическому опусу чего-то (мы не знаем чего), что всегда в работе, делая (мы не знаем как) именно то, что нужно для нашего просветления. Все сказано в стихотворении Ван Чанлина: всадник пробуждения оказывается в землях пустоты, только когда не остается никого, кто бы работал. Библейский Иаков прерывает путешествие, когда садится солнце (когда нет больше возможности продолжать путь), и только тогда встречается с соединением конечного и бесконечного; он видит во сне лестницу, соединяющую небо и землю. Такое могло произойти только во сне, то есть не в результате сознательных усилий.

А теперь в качестве заключительного упражнения поздравьте свое здоровое эго за всю проделанную работу. Поблагодарите свою высшую Самость за то, что она привела вас к этой работе и помогла вам ее выполнить. Лягте, закройте глаза, протяните руки вдоль тела и выдохните — от всего сердца. На вдохе — он должен быть глубоким — почувствуйте, что полностью открываетесь всему, что может сейчас прийти к вам и через вас. Уже не осталось ничего, что можно сказать или сделать. Все уже сделано. Все известно с незапамятных времен. В этот момент вы в полной мере восприимчивы к тому, что будет дальше в вашей жизни; вы полностью и абсолютно верите, что это именно то, что нужно; вы максимально возбуждены и взволнованы теми сюрпризами, которые она вам готовит.

Месяц за месяцем все вещи теряют твердость; я и то теперь пропускаю свет^[62]. Вирджиния Вулф

Эпилог. Лестница Иакова

История Иакова в Бытии полна ссылок на тень. Иаков был из тех, кто всегда находит выход из положения, он всегда добивался чего хотел. А когда его чары перестали работать, ему пришлось бежать с родины, что было совсем не в характере такого предприимчивого и находчивого человека, как Иаков. Он лишился ресурсов своего эго, и привычный пейзаж остался позади. Именно так мы понимаем, что происходит нечто духовное. Маленькое эго готово подняться до величия Самости.

И вот Иаков «пришел на одно место и остался там ночевать, потому что солнце зашло». Это момент остановки, пауза, необходимая, когда мы не можем достичь большего светом осознания. Нам нужно посетить подземный мир, теневое бессознательное, где все сознательные усилия прекращаются и в дело вступает мудрость предков. Это темная ночь души, открывающая доступ к глубочайшим пределам позитивной космической тени, Бога, с которым нам предстоит встретиться во тьме своей личной тени.

Иаков засыпает, подложив под голову камень вместо подушки, и снится ему лестница, соединяющая землю с небом, с ангелами, восходящими и нисходящими по ней. Это метафора конца дуализма, показывающая, что все возможности духовного доступа теперь активированы. Ангелы — это исцеляющее третье, которое возникает между землей и небесами. А на вершине лестницы стоит Господь, который обещает Иакову: «Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься… и вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь».

Проснувшись, Иаков воскликнул: «Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал! И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата небесные!» Наутро Иаков взял камень, который клал себе под голову, поставил его стоймя… и возлил на него оливковое масло (елей). И назвал это место Вефиль, дом Божий. Слова «а я и не знал» описывают бессознательное состояние Иакова. Тень — подходящее место для видения им трансцендентного, так как она находится за пределами досягаемости интеллекта и воли сознательного эго, привычного и знакомого внутреннего убежища, от которого Иаков наконец отказался. Затем Иаков «положил обет», то есть сознательно уделил внимание месту в природе, где пришло к нему это видение. Это майндфулнес, а также реакция в форме активного воображения на приснившийся ему сон.

Иаков получил свой духовный мандат в природе и через нее. Ему была дарована вера в то, что безопасность будет сопровождать его и он получит в своем путешествии поддержку. Изначально Иаков направлялся в Харран, но теперь он понял, что подлинным пунктом его назначения было именно это место. Он нашел пропуск в рай в тени собственной традиции. Место, где он остановился, когда-то было древним языческим капищем каменного бога, отсюда и камень, ставший святилищем, святым местом, где может быть раскрыта и дарована целостность.

Иаков очень горевал о потере родных. Как мы уже знаем, в героических историях горе часто служит прелюдией к получению духовных богатств и к пробуждению. Вы, конечно, помните, что Деметра оплакивала утрату дочери Персефоны, когда одарила человечество даром земледелия и обещанием бесконечного цикла плодородия из бесплодия, жизни из смерти, света из тьмы. Тут также просматривается связь между психологическим и духовным: горюя и скорбя психологически, мы растем духовно. Своим «да» наше эго открывается для необходимой работы, а затем трансформирующая сила Самости подтверждает его. Дева Мария скорбно держит на руках снятое с креста тело Иисуса (такой образ мы видим в «Пьете» Микеланджело), тем самым становясь повитухой в процессе его воскрешения. Изломанное и распавшееся воссоздается и интегрируется; это оптимистичная тайна разрушения и возрождения.

Заметьте, что Иаков оказывается не в каком-то оазисе, а посреди пустоши. А еще он опустошен внутри, полон лишь раскаяния, горя и страха. И тут посреди самого темного отчаяния ему открывается доступ к откровению, «потому что солнце зашло». Так в самом пустынном и темном месте мы находим лестницу на небеса. Иными словами, то, что в глазах эго выглядит как бесперспективное бесплодие, есть готовность к изобилию. Противоположности объединяются, и парадоксы изобилуют.

Тут стихотворение Ван Чанлина становится еще яснее: всадник просветления скачет с запада, где «солнце зашло». Пустошь — единственный подходящий фон, на котором может появиться фигура просветления. Это та самая земля, о которой говорила Эмили Дикинсон: «Надежда — птичка малая на жердочке души… И с ними (ее песенками) мрачной осенью в душе цветет весна»^[63]. Даже в рождественской песне нашего детства говорилось: «Все же на твоих темных улицах сияет вечный свет». Мы знаем это уже многие-многие годы.

Вас, возможно, удивило, что Иаков использовал камень в качестве подушки. Однако у каждого читателя этой книги найдется множество родственников, спящих на камне: кладбищенские надгробия олицетворяют бессмертную крепость души. В человеческой истории есть архетипическая — и алхимическая — тема, связывающая камень (бессознательное, божественное) с судьбой. В древние времена в храмах практиковалась инкубация сна: человек контактировал с оракулом во сне, прислонившись головой к священному камню, обители бога. Сон ниспосылался богом в ответ на тот или иной вопрос или как исцеление от болезни. А еще есть история фараона Тутмоса IV, который спал под каменной головой Сфинкса и увидел сон, что его предназначение обещано богами и оно непременно свершится.

Сон Иакова — исцеляющая и наделяющая силой теофания, явление божества. Он находит нуминозное, обитающее в природе. Камень становится его стартовой площадкой для недуального измерения. Эта «[земля, моя душа] не иное что, как дом Божий, это врата небесные». Уж не тот ли это самый философский камень алхимии, который упал с короны Люцифера в битве между противоборствующими силами добра и зла?

После своего видения Иаков более не высокомерен и не коварен. Его смиренное теперь эго встретилось с необъятностью, которая безоговорочно любит его. Поскольку все это происходит с ним, пока он виновен и в бегах, Иаков получает то, чего не заслуживает. Это говорит о том, что он оставил позади мир возмездия эго и вошел в царство примиряющей благодати. Божественное подружилось с человеческой тенью. Иакову была дарована благодать узреть духовную фигуру и фон, замысел Самости за проявлением эго. «Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» Мы видели это раньше в стихотворении Хакуина: «Само это место: да, лотосовый рай». Вечная мудрость — это слаженный хор, поющий о разрушении крепости раздутого эго и о дружбе с его тенью, благодаря чему она становится частью защищающей нас силы.