Танцы на быках

Когда служанки закончили наряжать госпожу и вывели ее к зеркалу, Бранвен бросила застенчиво-вопросительный взгляд на Эфриэла.

Укороченные юбки и открытая кофта шли ей бесподобно. Верхняя юбка была черная, с алым кантом по подолу, и корсаж тоже был черный, обшитый по верхнему краю алой атласной лентой. Зато кофта была ослепительной белизны и открывала шею и плечи. Кожа девушки почти сливалась цветом с белоснежным полотном, и загорелые женщины по сравнению с ней казались грязными.

– Ты хороша, - сказал он.

Она улыбнулась благодарно и одновременно горделиво, и отвернулась к зеркалу.

Эфриэл старался унять слишком уж заколотившееся сердце. Скупые слова, что сорвались с его языка - они были всего лишь словами напоказ. Они были сказаны и исчезли, как первый снег. А в мыслях он повторял строки из древней песни, которую слышал однажды в мире смертных, позабыл, а теперь они припомнились ему с пугающей ясностью:

Сокровище мое, женщина с серыми глазами,

на груди твоей никогда не покоиться моей голове.

Желание мое, женщина, которая обо мне не вздохнет,

которая позабудет обо мне, едва я покину ее.[1]

[1] Здесь использованы строки коннахтской любовной песни, о которой упоминает У.Б.Йейтс в книге «Видение».

Глава XI

Пейнета Радегонда хотела разделить трапезу с герцогиней, но Бранвен попросила оставить ее одну, отговорившись усталостью. Едва хозяйка замка удалилась, Эфриэл набросился на угощение, не дожидаясь, когда Бранвен отведает хотя бы кусочек. Глядя, как он уничтожает нежнейшее мясо в острой подливке, девушка только вздохнула. Если лорд Освальд поинтересуется, каков аппетит у его жены, ему скажут, что госпожа герцогиня ест, как три рыцаря после турнира. Сама она лишь пригубила охлажденного орехового молока и съела несколько ложек знаменитого местного супа из миндаля, чеснока, хлеба и винограда.

Пока сид расправлялся с пирожками, зажаренными в масле до золотистой хрустящей корочки, Бранвен вышла на балкон. Даже сумерки в этом дивном краю были иными, нежели в Эстландии - душистыми и сладкими. Сад благоухал такими ароматами, что кружилась голова. Бранвен прижалась щекой к каменной балясине в виде цветка граната. Почему же лорд Освальд не рассказал о первой жене? Не в ней ли, этой умершей незнакомой женщине, кроется секрет его холодности к жене нынешней? Но почему тогда Адончия?.. Бранвен искала ответы на вопросы и не находила.

– Только не вздумай устраивать ему допрос насчет первой жены, - сказал сид, правильно угадав причину ее смятения.
– Какое тебе дело, почему он скрывал мертвую женщину? Беспокойся о живых, а не о мертвых.

– Ты прав, - согласилась Бранвен.
– У лорда Освальда могут быть свои причины для такого молчания. Может быть, рана от утраты любимой слишком болезненна, и он не хочет говорить об этом.

– Или он убил ее, потому что она наставила ему рога, - подхватил Эфриэл, - и не хочет трубить об этом по всей стране, чтобы его не называли Освальдом Рогоносцем Великолепным.

– Прекрати, пожалуйста, - попросила девушка. Она хотела вернуться в комнату, но зацепилась верхней юбкой за розовые шипы. Открылась нижняя юбка такого же красного цвета, что и чулки.

– Подожди!
– Эфриэл вдруг оставил недоеденные пирожки, вытер руку о прекрасную шелковую скатерть и поднялся из-за стола.
– Подожди...

Он прищурившись смотрел на Бранвен и что-то мысленно прикидывал. Потом взял алую розу из букета и протянул девушке:

– Приколи подол к поясу и укрась цветком.

– Не сошел ли ты с ума?
– спросила Бранвен, приводя наряд в порядок.
– Что подумают люди, если я появлюсь в юбке, завернутой на макушку?

– Сплошная чернота - чересчур уныло, а с этим красным пятном ты будешь ярче всех. Сделай, как я сказал.

Бранвен взяла розу и положила ее на туалетный столик, украдкой глянув в зеркало. Она все еще не могла налюбоваться на себя, и радовалась, и стыдилась этого, почитая грехом. Сид вернулся к столу и с удовольствием закончил трапезу, похваливая местных поваров.

– Вот такая еда по мне, - разглагольствовал он, отвалившись на подушки и поглаживая живот.
– Много мяса, и все такое острое, что язык щиплет. Ел бы и ел.

– Не слишком ли много ты ешь?

– А что еще остается? Единственная радость, да и та перепадает нечасто, - пожаловался он.

– Растолстеешь, - предостерегла Бранвен полушутливо, полусерьезно.
– Только и делаешь, что лежишь и набиваешь живот.

– Есть предложение, как растрясти жирок? Может, поколыхаем постель?
– оживился сид. На самом деле, он уже и не надеялся, что в один прекрасный момент миледи согласится потанцевать на нём или порезвиться под ним. Спросил лишь по привычке.

Она не обманула его в ожиданиях:

– Мне этот способ не подходит, - и мягко улыбнулась, чтобы смягчить отказ.

– Было бы предложено, - пробормотал Эфриэл, глядя, как Бранвен берет булавку и заворачивает подол верхней юбки с одной стороны. Приколов его к поясу, она прикрепила розу и бросила на Эфриэла взгляд, в котором явственно читалось: посмотри, какая я послушная ученица, поэтому не надо смеяться надо мной.

– Мы ждем вас, моя старшая сестра!
– раздался за дверью голос Радегонды.

Бранвен засуетилась: пригладила волосы, прочитала коротенькую молитву и поцеловала ладанку, чтобы укрепиться. Эфриэл поднялся, потягиваясь и похрустывая всеми суставами.

– Подожди, не хватает последнего штриха, - остановил он, когда рука девушки уже лежала на дверной задвижке.

– Последнего? Какого?
– Бранвен оглядела себя, отыскивая погрешности в наряде.

– Вот этого.

Эфриэл взял ее за подбородок и поцеловал долгим поцелуем, принуждая открыть губы. Когда поцелуй закончился, оба некоторое время стояли неподвижно, сблизив головы и закрыв глаза. Первой пришла в себя Бранвен.

– Последний штрих точно был лишним, - сказала она.

Но щеки ее запылали, и лицо озарил тот необыкновенный свет, который снисходит на женщин, чувствующих себя желанными. Такой она и вышла к дамам - порывистая, яркая, особенно яркая с открытой нижней юбкой алого цвета и с алой розой, у пояса.

– Я готова, леди Радегонда.

Но та медлила.

– Правильно ли я поняла, моя старшая сестра...
– начала она, указывая на приподнятый подол верхней юбки.

– А вы не знали?
– сегодня ложь легко срывалась с языка, и Бранвен даже не ощущала угрызений совести.
– Это последняя столичная мода. Сама королева подворачивает верхнюю юбку.