Танцы на осколках

Я бы, конечно, очень этому удивилась, но тело, висящее на мне мертвым грузом, и сломанное ребро очень просили, чтобы это поскорее закончилось, так что я просто поставила галочку в мыслях.

– Дед, а ты вообще кто?

Дед, поправляя сползающего мужика, уперся ему головой в подмышку и обхватил, как даму за талию, снимая с меня немного чужого веса:

– Знамо кто, я здешний домовик, - он упорно пер вперед.

– И почему ж ты мне помогаешь? – смахивая пот с лица, поинтересовалась я, лихорадочно вспоминая, все, что знаю о домовых.

– Я пекусь о хозяйстве, а ты только людей взбаламутила: работа ж стоит. А так сразу от двух бед избавлюся: от тебя и от рубина.

Я ничего не ответила, лишь сосредоточилась на шагах. Меня слегка пошатывало под тяжестью тела, а сырые ступени, по которым мы спускались все глубже, грозили выскользнуть из-под ног. Воздух стал тяжелым, и дышать становилось все труднее - наверняка мы были уже глубоко под стенами.

– А почему просто нас не сдать? – я тут же прикусила язык: незачем подбрасывать домовику умные мысли.

Дорогу перегородил ручей, который продолбил себе путь из одной стены в другую. А судя по влажным и заросшим плесенью стенам и не тронутому зеленому ковру мха, люди не пользовались этим ходом уже много лет.

– Ты камень ентот стащила, - домовой прошлепал по воде, таща нас за собой, - что дивишься, я все знаю, что у меня в хозяйстве творится. А рубин тут оставлять нельзя.
– Даже в мерцающем свете шара, можно было разглядеть, как занервничал после своих слов старик.

– Так барон вроде этот камень хотел в местный храм передать? – пыхтела я.

Впереди нас встретил еще один поворот, я уже сбилась который по счету.

– Не собирается он его отдавать. А я ни в жись не допущу, дабы эта проклятущий булыжник тут хранился. Вчерась собственными ушами слышал: решил наш барин у себя его оставить.

Мне стало любопытно:

– А что с ним не так-то?

– Да все так, вроде: и жрет так же, и девок тайком водит после смерти баронессы, только хворать начал…

– Да не-е, я про рубин, - я остановилась, переводя дыхание.

– Чуйство у меня плохое, не добрый этот камень. – Домовой поправил сползающего мужика.
– А этого на кой ляд с собой тащишь? Ты ведь так и не ответила.

– Так он со мной, в доле, - прохрипела я, мысленно вознося молитвы, чтобы это нелепое путешествие наконец закончилось.

– Чёй-то не верится, - пыхтел рядом дед.

– Мы с ним еще до службы в замке сговорились. Всё. Больше не могу. – Я остановилась. Сил на сочинение правдивой истории не было, поэтому я просто сменила тему. – Далеко еще до выхода?

Тут словно ангелы пропели в ответ, и я почувствовала, как потянуло свежестью. Еще один поворот туннеля и ночное небо затянутое низкими облаками обрушилось на меня свободой. Домовой рядом бубнил что-то про проклятья, потом про замковые дела, но я давно перестала его слушать. Свалив наемника, я блаженно выпрямилась, правда, тут же сморщившись от тупой боли в боку. Втянув тонкой струйкой воздух, огляделась кругом. Замковая стена виднелась неподалеку, но расстояние было достаточным, чтобы спокойно, без суеты уйти. Рядом виднелся лес. Сложив всю картину вместе, я решила, что все прошло довольно удачно. От мыслей меня отвлек сердитый голос:

– Так ты отдашь платье или нет?

Я с удивлением обнаружила, что домовой все это время мне что-то рассказывал.

– Платье служанки верни, казенное ведь, - опять потребовал домовой.

Я, ничуть не смутившись, кое-как стянула его через голову и протянула старику. Домовик схватил одежду и, бормоча, что-то о порванном подоле, повернул обратно.

– Ты расскажешь обо мне кому-нибудь? – спросила я в удаляющуюся спину. Домовик повернулся и покачал головой:

– Если найдут тебя, найдут и эту проклятую штуку, - он ткнул пальцем в выступающий под балахоном камень. – Так что я – молчок. И еще. Совет один дам, по доброте душевной: коль и дальше этим лихим ремеслом промышлять будешь, то учись врать, чучундра.

Поворчав еще что-то про себя, старичок развернулся и растворился в темноте подземного хода.

Я немного постояла, осмотревшись вокруг, поправила меч наемника, который все это время тащила на себе вместе с хозяином, и ухмыльнулась обстоятельствам. Все складывается как нельзя лучше. В краже рубина обвинят сбежавшего охранника. Про меня никто не вспомнит, так что можно будет задержаться в этом городе еще на какое-то время, а этот меч продать барыге. Чуть ли не вприпрыжку от радости я, поправив лежащий за пазухой камень, направилась на восток в город, крыши которого уже начали освещать первые лучи восходящего солнца. Мой дальнейший путь лежал навстречу моему еще звенящему в чужом кармане, но уже такому родному золоту, вырученному за продажу камушка. Дальнейшая же судьба оставленного позади стражника меня не волновала.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

7 день

Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения готовы были прорвать натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за состоянием мужчины, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и Лешик, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.

–  Та-а-ак… - протянул он.

Брест вынырнул из своих мыслей и уставился на хозяина дома, в который он бесцеремонно ввалился пару часов назад.

– Ты же знаешь, Лешик, что тут могу доверять только тебе.

Мужчина хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Лешик бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:

– Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а твоя история чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили довольно много золота, а если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой тебе вообще этот рубин сдался?!

Брест резко встал со стула и зашипел:

– «Жинке обещал», - передразнил он, - Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, …

– Ходили, - перебил тираду Лешик, - но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а ты сейчас лишь на побегушках у барона. – Лешик тяжело вздохнул. – Послушай, Брест, я тебя не понимаю. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской чести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще творится?