Танцы с Арлекином
Шрифт:
– Не кричи, я хочу спать…
– Не спи, очнись! Макс… Макс… Макс…
Бестелесная фигура на заднем сиденье стала таять, ощущение холода – пропадать, а потом Макс неожиданно увидел Шаманку, которая всхлипывая, лупила его по щекам и кричала:
– Очнись, Макс! «Скорая» уже едет! Ты чем так траванулся, дурак такой? Не спи, не спи!
Макс попробовал сказать, что он не спит, что он уже почти догадался, кто стоит за всем этим ужасом, и что Шаманке не стоит волноваться. Но изо рта вырвалось лишь жалкое сипение:
– Не с…
А потом приблизилась фигура в синем и белом, в руку вонзилась игла, причиняя острую боль, и Макс понял, что
***
Когда Макс открыл глаза, за окном стояло серенькое зимнее утро. Сначала он не мог сообразить, что это за странное место с белыми кафельными стенами, странно неудобной высокой кроватью и белым потолком, на котором несколько тонких трещин, складывались в лицо с тонким горбатым носом и ехидно ухмыляющимся ртом. Макс моргнул. Лицо исчезло. Теперь это были просто трещины. Макс осторожно повертел головой. Рядом тихонько попискивал какой-то аппарат с зелёными циферками, шумно пыхтел другой, к обеим рукам Макса тянулись трубки капельниц, так что пошевелиться было сложновато. Горло немного саднило, во всём теле чувствовалась дремотная слабость. Но голова, как ни странно, соображала довольно ясно. А ещё хотелось пить.
– Эй, - хрипло позвал Макс, - эй… Есть кто-нибудь? Я пить хочу…
Голубая ширма справа отодвинулась и показалась сестричка в знакомой униформе - белой курточке и зелёных брючках. Только тут Макс сообразил, что он в Городе. В Первой Городской больнице.
– Вы очнулись, Максим Генрихович? – ласково спросила сестричка. – Замечательно. Скоро доктор придёт, посмотрит вас. А пить я вам сейчас дам.
И она, приподняв изголовье кровати, поднесла к губам Макса белый поильник. Макс сделал несколько глотков. Горло саднило, и он спросил:
– Что… со… мной?..
– Вы лежите, - мягко улыбнулась сестричка. – Я всё расскажу. Вы в отделении токсикологии Первой Городской клинической больницы. Вас привезли вчера вечером с сильным отравлением. Доктор Губанов говорил, что это какой-то редкий яд, и что вам очень повезло. Сейчас ваша жизнь вне опасности, но вам нужно отдыхать. Ждите доктора, он всё объяснит.
– Погодите… - прошептал Макс. – Меня никто не хотел… видеть?
– Как же, никто… - улыбнулась сестричка. – Коллега ваша из полиции… очень упорная дама… друг ваш… парнишки какие-то… И ещё один парень из полиции… и девушка… А ещё доктору звонил ваш начальник. Вы там всех переполошили, Максим Генрихович.
– А мой друг…
– Доктор всех домой прогнал, - улыбнулась девушка. – Но его так и не смог.
– Можно его… на одну минуту… прошу вас…
Медсестричка вздохнула:
– Ну, что с вами подделаешь? Но только на минуту. Доктор увидит – ругаться будет. А он так здорово умеет ругаться… как все токсикологи… Сейчас, позову…
И девушка исчезла за ширмой. А потом ширма отдвинулась вновь, и показался бледный растрёпанный Вадим в накинутом на плечи белом халате.
Вадим торопливо опустился на табурет рядом с постелью Макса, сжал его ладонь и прошептал:
– Ну, Слава Богу… Живой…
– Ага, - прохрипел в ответ Макс. – Вадик, прости… Ты из–за меня ночь не спал… Я дурак… такой дурак…
– Ничего, главное, что теперь всё в порядке, - ответил Вадим. – Но если ещё раз такой фортель выкинешь – решишь помирать – лично из гроба вытащу и морду набью.
– Я тебя тоже люблю, Вадик… - ответил Макс и обнаружил, что горло уже почти не царапает.
***
Он зол. Что-то у Него не получилось, что-то пошло не так… Он молчит, ничего не говорит мне, но я чувствую, как Он зол… Я тоже молчу… Сижу на полу, у Его ног, как послушная собачка, а Он треплет меня по волосам и твердит, что никому не
отдаст меня, что мы связаны, что мы – одно целое. Мне страшно, но я молчу… Если Он поймёт, что я не просто бездумно смотрю в стену, а пытаюсь думать, вспоминать… Тогда мне будет плохо, очень плохо… Он не должен знать, что ко мне тихонько возвращаются слова, образы, отрывки воспоминаний. И пусть пока всё это яркие кусочки, которые невозможно слепить в одно целое, но это ничего… Я верю, что мозаика сложится, и Его странная власть надо мной исчезнет.А ещё… ещё я сумел запомнить сон, который мне снился ночью. В этом сне я сидел на заднем сиденье машины и разговаривал с человеком… У него были длинные светлые волосы и пронзительные глаза… человеку было плохо, он засыпал, я понимал, что это не просто так… Что тут тоже постарался Он. Я будил этого человека, говорил с ним… Совсем, как я прежний… Я не помню своих слов, не помню, что этот человек спрашивал у меня, но я знаю, что Его злость и Его поражение связан с этим моим сном…
А потом внутри меня начинает звучать музыка… и я танцую… танцую…
Звук захлопнувшейся двери
Делит судьбы пополам.
Обещали нам по вере,
А судили по делам.
Спиться – спеться – притерпеться,
Станут бить – держать удар…
Звали нас сюда погреться,
А пришли мы на пожар.
Крестный путь убрав цветами,
Мы забыли путь домой,
Мы себя простили сами
Перед вечностью самой.
Небеса устали слушать
Бесполезные мольбы…
Много проще все разрушить,
И подлее – все забыть,
Мы хотели просто верить,
В то, что мы еще не всё…
Звук захлопнувшейся двери
Стылый ветер донесет,
Ночь привычно распахнется,
Сталь привычно зазвенит,
Бог устало ужаснется
И зачем-то сохранит…*
*Стихи Сибиряка.
========== Глава 28. Шаманка в поисках зацепок ==========
Внимание, пока не бечено!
Доктор Емельянов встретил Шаманку вполне радостно, только попенял:
– Вот такие вы с Максимом – как что понадобилось, так сразу к старику… А просто чаю попить… поговорить… не дозовёшься.
– Побойтесь бога, Алексей Евгеньевич, ну какой же вы старый… Вы многим молодым фору дадите и по мозгам, и по здоровью… Да и выглядите получше иных сорокалетних с тусклыми глазами и пивными пузиками.
– Ну вот, - рассмеялся старый доктор, - напросился на комплимент от молодой привлекательной женщины… Хотя, кое в чём, Галочка, вы правы. Мне нельзя сейчас помирать – такие перспективы открываются… такое поле непаханое… И, кроме того, Ниночка… На кого я её оставлю?
– А с ней всё в порядке? – взволнованно спросила Шаманка.
– Более чем, - ответил Емельянов. – Вот, полюбуйтесь…
И доктор показал Шаманке фотографию симпатичной девочки… точнее девушки. Девочкой её можно было бы назвать из-за невысокого роста – таких девушек и женщин Юра Литвинов называл компактными, а народная молва говорила по этому поводу: «Маленькая собачка – до старости щенок».
– Ниночка ходит в обычную школу… правда в частную… для необычных детей. Очень хорошо учится… Растёт потихонечку. Нет, конечно, баскетболисткой ей не быть, но карлицей девочку нельзя назвать уже сейчас. Способности у неё хорошие, думаю через год перевести Ниночку в обычную школу.