Танец Опиума

Он отчистил рабочее место от своих документов, чтобы в ходе работы ему ничего не мешало, разложил карандаши в точной последовательности (от самых твёрдых до самых мягких), повытаскивал точилки и стёрки, выпрямил бумагу, снял с себя пиджак, засучил рукава рубашки и только затем сел за стол. Сакура всё это время внимательно наблюдала за Итачи и с удивлением отмечала про себя, что впервые в своей жизни видела настолько преданного своим привычкам перфекциониста. Она скромненько сидела рядышком с Учихой на софе и внимала каждое слово и наставление.

В конечном итоге Итачи взялся не только помочь дурнушке с чертежом, но и объяснить пропущенный материал по физике. Он совсем не сетовал на несправедливости жизни и полное отсутствие выходных, ибо был не только перфекционистом, но ещё и законченным трудоголиком.

— Тебе точно не трудно? — стыдливо спросила Сакура, когда Итачи провёл первую линию, да такую аккуратную и идеальную, что у Харуно глаза на лоб полезли.

— Тебе к понедельнику этот чертёж сдавать, а ты мало того, что материал не знаешь, так ещё и растеряла навыки, поэтому сейчас начерчу я, а вот потом уже… — и Итачи замолк, загадочно улыбнувшись.

— Что? — с опаской спросила Сакура.

— Отрабатывать будешь, — хохотнул Итачи. — Раз в университете ни черта не учишься, значит, посажу тебя на домашнее обучение.

— Согласна. Я всеми руками за! — засмеялась Сакура.

Чтобы не было тошно и скучно, Сакура включила проигрыватель. С музыкой стало веселее. Они ни на секунду не смолкали, разговаривая о всякой всячине.

— Итачи, вот скажи мне честно: сколько вам с Саске лет?

Итачи озадаченно приподнял брови и ответил вопросом на вопрос:

— Ты живешь с нами почти три года и не знаешь, сколько нам лет?

Девушка захихикала.

— Просто ответь!

— Ну ладно… — Итачи так ничего и не понял, но предпочёл дать конкретный ответ и положить непонятной ситуации конец. — Мне двадцать шесть. Брату двадцать четыре.

— Мне двадцать три! И я всё ещё учусь в университете! Ты мне можешь объяснить, почему ты чертишь такие сложные конструкции, как орешки щёлкаешь?! Да ещё к тому же и физику мне собрался объяснять!

— Ах, вот в чем дело, — понял наконец Итачи. — Отец начинал наше обучение с пяти лет. Отдельные университетские преподаватели, отменные педагоги и учителя сделали своё дело. Мы прошли весь учебный курс за семь лет. Ускоренная программа и тому подобная чепуха… — брюнет говорил об ускоренном обучении, как если бы завёл беседу о своих ботинках.

— Да не может быть! Семь лет?! Семь?! За семь лет вы уложили весь школьный материал в свою голову?!

— Да, — непринуждённо отвечал Учиха, отмеряя ровно сантиметр по диагонали на миллиметровке. — В свои тринадцать я уже изучал материал, который проходят в университетах. Углублённые занятия физикой, химией, иностранными языками, высшая математика, философия, история… Я принимал участие в создании атомной бомбы, руководил раскопками в Египте, жил по месяцу в разных странах, разговаривая на местных языках, на некоторое время задержался на астрофизике… Отец требовал от меня максимум знаний.

У Сакуры глаза на лоб полезли.

— Да как же так?!

Итачи устало вздохнул:

— Наша семья отличается своими исключительными талантами. Нам легко даётся обучение. Наш мозг — это наша сила, и если не развивать его, то путь, проделанный Учихами, может в мгновение оборваться.

— Но тринадцатилетние мальчики должны играть во дворах, а не сидеть за книгами! — не отступала девушка. — У вас должно было быть детство, а не бесконечные занятия и экзамены, проверки знаний, новый материал… Так же и с ума сойти недолго!

— Значит, нам с братцем повезло, что у нас есть расположенность, гены и таланты, — по-прежнему безмятежно улыбался Итачи. — К тому же наука — это не всегда скучно и тошно. Это интересно… — брюнет отвлёкся от рисунка, взглянув на девушку. — Это… красота. Мир полон удивительных вещей, которые люди привыкли игнорировать и не замечать. Деньги, карьера, бизнес, работа, дети, семья… Человечество перестало развиваться. Развиваются лишь единицы, а остальные — выживают. Люди забыли, что такое любопытство, что такое тяга к знаниям и результаты трудов… — он в восторге покачал головой. — Вокруг столько всего интересного! Неизведанного! Непонятного! Люди зарылись в своих проблемах и перестали видеть нечто удивительное в самом их существовании, — Учиха протянул руку к девушке и кончиками пальцев коснулся её грудной клетки, в которой от его рассказов замирало сердце. — Ведь это же так удивительно, когда сердце гоняет кровь по телу человека. Непонятно, почему оно вообще работает на нас. Почему оно управляет людьми и заставляет делать безумные поступки, — затем кончики его пальцев коснулись её багровой щеки. — Так странно, что мы видим цвета, краски, друг друга… Мы видим, но… как именно мы видим… — затем Итачи резко отдёрнул руку, словно его током шибануло, и, как ни в чём не бывало, вернулся к работе. — Сакура, нас с Саске не заставляли учиться и быть гениями. Мы сами этого захотели, потому что, в отличие от большинства, мы смотрим на мир другими глазами. Глазами людей, которые всё ещё живы.

Какая ирония… Люди, нравственно погибающие, говорили о чём-то возвышенном и называли себя людьми живыми и саморазвивающимися. Это не было ложью. Это было противоречием, которое так нравилось дурнушке.

— Для кого-то жизнь — это и есть работа, семья и дети… — задумчиво ответила Сакура, подперев щёку рукой.

— Это всего лишь разные точки зрения, — пожал плечами Учиха, вынужденный согласиться. — Когда стемнеет, выйдем на крышу, и я тебе кое-что покажу, — пообещал он.

А затем они заговорили о пустяках. Иногда отвлекались на перекусы. Делали музыку громче и танцевали. Девушка подпевала, а Итачи только с улыбкой на лице наблюдал эту чудесную картину, снова и снова поражаясь, сколько же в Сакуре жизни и задора. Её глаза блестели, переливались радостью и счастьем. Она могла лишь думать о том, как рада находиться рядом с парнем, как рада танцевать с ним мазурку и джаз, подражать то Майклу Джексону, то великим балеринам.

Им было весело. Итачи и Сакуре было приятно в компании друг с другом. Они находили в этом что-то интересное и необыкновенное. Неповторимость мгновений была их собственной фишкой. Не нужны были машины, кинотеатры, парки аттракционов или подарки, как с Саске. Им было здорово просто дышать одним и тем же воздухом и заканчивать фразы друг за другом.

В процессе работы Сакуру свалил сон. Губы закушены, волосы скомканы, щёки розовые, а зелёные глаза прикрыты веками. Уставшая, немного запыхавшаяся. Такая маленькая и милая сопелка. Сидела рядышком, сложив голову на сильное мужское плечо, и тихо дышала, забываясь в коротком сладком сне.

Итачи, закончив работу, не сразу разбудил её. Он ещё несколько минут наслаждался этой идиллией, сфоткал на телефон спящую девушку и только потом легонько прикоснулся к её щеке. Сакура вздрогнула, пробудилась и быстро затараторила, что она не спит, а только дремлет.

— Ну конечно! — ехидничал Итачи, собирая карандаши в пенал. — Только так и храпела.

— Я не храплю! — надулась девушка и следом залилась громким заразительным смехом.

— Я думаю, что нам пора спать, — подытожил Итачи, сворачивая ватман и закрывая тетрадь с решёнными задачками по физике. — Всё поняла? Алгоритм решения ясен?

— Да, — нехотя ответила девушка, спешив напомнить парню о другом. — Итачи, ты же обещал мне что-то показать на крыше!

— Ты устала. Завтра.

— Нет! — возмутилась та. — Ты обещал сегодня! Сегодня!

Несколько подумав, Итачи покачал головой:

— Ты уже спишь на ходу. Давай завтра…

Однако было уже поздно. Сакура поднялась, устремившись на кухню, через плечо скомандовав:

— Возьми какой-нибудь плед, чтоб не замёрзнуть, а я за винишком сгоняю!

— Винишком… — закатил глаза Итачи. — Алкашка-то ещё, — крикнул он вдогонку, а в ответ услышал заливной смех.