Танец Опиума

— Знаю, — кивнул Учиха.

Харуно утихомирилась, а затем еще тише произнесла:

— Ты прости меня, Итачи. Я правда перебрала. Мне не стоило этого делать. И… спасибо, что присмотрел за мной.

— Мне только в радость, — улыбнулся тот.

— В радость наблюдать за тем, как я пью?

— Присматривать за тобой, — хохотнул брюнет. — И не беспокойся. Я ничего предрассудительного о тебе думать не буду. С каждым бывает.

Сакура благодарно кивнула и вздохнула теперь уже с облегчением. Голова хоть и трещала по швам, а память частично была утеряна, но мысли прояснились.

— Я ничего плохого не сказала?

— Нет, — мягко отозвался Итачи, насторожившись.

Больше всего на свете он боялся, что девушка вспомнит события, предшествующие сну. Не стоит ей заморачивать голову этим. Одной замороченной головы вполне хватает.

— А ничего не сделала? — осторожно спросила она, предчувствуя что-то неладное.

— Нет, — соврал Итачи для всеобщего блага. — Совсем ничего.

Сердце Учихи разрывалось от тоски. Сейчас всё могло бы перевернуться с ног на голову, если бы она помнила то, что сказала на пьяную голову. Существует же поговорка: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Наверное, поэтому брюнету было невыносимо лгать дурнушке, тем самым уничтожая в пух и прах своё возможное, потенциальное счастье с ней.

Мужчина мог бы напомнить ей обо всем… при желании. И желание это едва ли умещалось в огромной Вселенной. Однако брюнет жил не только для себя. В его жизни есть Саске, который готов в лепёшку расшибиться ради счастья своей возлюбленной, и непосредственно сама девушка, покой которой был чуть ли не самым важным фактором в жизни Учихи-старшего. Баламутить всех Итачи был, увы, не вправе. Он не мог пойти по голове брата за своим благополучием и душевным равновесием, которое потерял три года назад…

— Сакура, ты не забыла, какой сегодня день? — улыбнувшись, спросил Итачи.

Уголки поднятый губ с трудом сдержали скорбь и горесть в его чёрном омуте глаз.

— Эм… Понедельник… Ой! Понедельник же! — от ужаса Сакура прикусила язык. Она вскочила и зайцем побежала в комнату скорее одеваться. — Сколько времени?! — донесся до Итачи взволнованный крик.

— Ровно десять, — откликнулся Учиха, взглянув на золотые часы.

Брюнет поднялся, собрал с пола минералку, пиво и таблетки и вышел из ванной. Сакура металась из угла в угол, умудряясь одновременно вытаскивать из шкафа полотенце и складывать в сумку тетради и учебные пособия. Итачи задержался ненадолго, скользя взглядом по почти обнажённому девичьему телу. Он нахмурился, сильнее сжав многострадальную баночку пива.

Сакура не замечала мужчину, стоя к нему спиной. Она была уверена, что тот всё еще находился в ванной.

— Я пока машину заведу. Спускайся, как соберёшься, — оповестил её Итачи и бесшумно вышел из комнаты.

Сакура обернулась, чтобы поблагодарить за терпеливость и понимание, но уже никого не застала. Сердце щемило, и Харуно сама не понимала, в честь чего оно разгонялось до безобразной скорости. И успокоить нельзя, и понять бесполезно.

В конечном итоге Харуно в помятом состоянии, которое характеризовалось одним словом — похмелье, — собралась за полчаса. Дурнушка постоянно поглядывала на время, считая про себя секунды, страшась опоздать и не получить зачёт. Сакуре было безумно стыдно. А потому она пообещала себе в это же мгновение, что с завтрашнего же дня начнёт стабильно посещать университет, работать и больше никогда не позволять себе такого распутья.

И ведь не сказать, что в этой ситуации целиком и полностью виноват один только развратник Саске. Он-то как раз не забывал по шесть-семь часов в день целиком и полностью отдаваться работе, отвечать на звонки и проверять кое-какие отчёты. В лености, по мнению самой Харуно, была виновата она одна.

«Зажралась», — с презрением к самому себе вторила дурнушка, когда кубарем спускалась с крыльца и бежала к чёрному мерседесу.

Закинув все лишние атрибуты на заднее сидение, Сакура, красная и запыхавшаяся, уселась на переднем сидении и пристегнулась. Итачи усмехнулся и съязвил:

— Куда уж скорости света до тебя…

Девушка не удержалась от улыбки. Брюнет нажал на газ и направил свою возлюбленную чёрную машину прямиком в университет. По дороге они разговаривали на отвлечённые темы, касающиеся студенческой жизни. Учиха, конечно, знал всё “от” и “до” о ней: и об одногруппниках, и о преподавателях, и об изучаемых предметах. Однако он всё равно расспрашивал Харуно о тех или иных мелочах, а сама дурнушка охотно рассказывала о всяком.

— Дела поначалу, естественно, не складывались, но со временем всё сгладилось, — пожала плечами Сакура, а затем снова взялась за минералку и аспирин.

— В смысле? — в отличие от девушки, Итачи был здоров и бодр, как огурчик. Никакого похмелья и даже намёка на него.

— В прямом, — призналась дурнушка. — Гнобили сначала. Меня всю жизнь гнобили, поэтому я не придаю этому особое значение.

И это Итачи тоже знал. И, по большому счёту, хорошее отношение к Харуно — это заслуга двух Учих, некогда раз и навсегда запугавшие каждого в Мортэме.

— Ты с кем-нибудь там подружилась вообще?

— Итачи, ты же знаешь, что нет, — пожала плечами Сакура. — Я целыми днями с тобой да с Саске. Когда у меня особо-то время на других?

— А ты хотела бы? — брюнет мельком глянул на девушку, не позволяя себе отвлекаться от дороги. К тому же он уже заезжал на стоянку университета, а парковка всегда требовала повышенного внимания.

— Нет, — не раздумывая, ответила Сакура. — Я бы хотела, чтобы похмелье прошло.

Итачи усмехнулся, заглушил мотор и выдернул ключ зажигания. Он уже засобирался выходить из машины вслед за дурнушкой, однако Харуно поспешно сказала:

— Посиди в машине. Я быстро: туда и обратно!

— Я с тобой, — настоял Итачи. — Не люблю подолгу сидеть в машине.

Харуно не стала переубеждать упрямого брюнета. Отчасти дурнушка была даже рада, что Итачи решил составить ей приятную компанию. Может, отношение к ней в университетских кругах и улучшилось ( а это значило, что теперь Харуно не таскали за волосы и не пихали локтями ей в бока), но от шёпота за спиной девушке некуда было деться. С Итачи Сакура хотя бы себя одинокой и брошенной не чувствовала.

Они поднялись по крыльцу под пристальными, косыми взглядами учащихся. Причём выглядели студенты весьма удручающе: испуганные, помятые, уставшие. Синяки под глазами, затасканная одежда и сутулые спины. А объектом их наблюдения была далеко не простушка в бежевой курточке, смело шагавшая чуть впереди, а опасного вида брюнет в чёрном пальто и со свирепым взглядом хищника.

Спокойствие и невозмутимость Учихи казались пугающей, и проходившие мимо молодые люди сторонились, почтительно обходя его стороной. Взгляды самых смелых и безбашенных смирели, хоть на губах Итачи и играла лёгкая полуулыбка, посвящённая рядом идущей особе. От мужчины веяло холодом, жестокостью, кровожадностью и чёрствостью — всеми самыми отрицательными качествами, которые Сакура так успешно игнорировала.

Когда парочка заворачивали за угол (уже в коридорах университета), Итачи столкнулся лоб в лоб с выбежавшей не весть откуда девушкой. Последняя оказалась неустойчивой и упала фактически на ровном месте, устроив кратковременный дождь из бумаг и письменных принадлежностей. Учиха не изменился в лице. Его вообще не волновали посторонние люди, проходящие мимо него и Сакуры. Все они казались песчинками — не более.