Танец Опиума

Шисуи осторожно кивнул, придерживая обессиленную девушку, которая совсем отчаялась оживить криками своего возлюбленного.

— Как долго, Шисуи? — Учиха-старший повел плечами, сбрасывая с них непомерно тяжёлый груз. — Когда опухоль начала увеличиваться? — это было сказано с неким сожалением. Оттенок боли проскользнул в голосе Итачи, будто ему было неимоверно тяжело говорить о болезни близкого человека. Казалось, смерть родного брата так не расстроила бы его, как опухоль его двоюродного родственника.

Шисуи отвёл глаза в сторону, из-под полузакрытых век взглянув на тело Саске. Сакура подняла голову и шумно выдохнула, не поверив своим ушам.

— Ты ничего не говорил мне, — продолжил Итачи, отойдя от перил. — Ты сказал, что у тебя всё хорошо… — и снова гробовое молчание со стороны дальнего родственника. — У тебя злокачественная опухоль головного мозга, Шисуи. Операции позволили жить чуть больше положенного срока, но все мы, так или иначе, понимали, что рано или поздно она возьмёт вверх…

— Небось ждал этого момента, — горько усмехнулся Шисуи.

— Меньше всего на свете…

— Врёшь…

Хватка Шисуи ослабла, и теперь Харуно могла вдохнуть полной грудью. Однако девушка даже шевельнуться опасалась по вине приставленного к её виску дула пистолета. Этот разговор казался ей безумием — словно бы двое старых знакомых случайно встретились на перроне. Один из них скоро исчезнет навсегда, но они всё равно силятся найти общий язык и поговорить по душам.

Итачи угрюмо покачал головой и сунул руки в карманы брюк. Немного подумав, он ответил:

— Нет, Шисуи, я надеялся, что ты пробудешь со мной чуть дольше.

— Ой, да брось, Итачи! Ты так говоришь, как будто бы после моей смерти ты будешь тосковать. Ты никогда особо не питал ко мне чувств. Никогда особо не рвался со мной общаться. Признай, ты всегда любил своего родного брата больше. Всегда таскал его в зубах, как щенка. Любил его, в отличие от меня, — Шисуи плюнул. — Этот обалдуй ещё обижался на тебя и утверждал, что я, мол, тебе дороже. По-моему, он даже не представлял, насколько сильно ты привязан к нему…

Итачи печально прикрыл глаза.

— Я не общался с тобой, потому что ты…

— … был напоминанием Рин и Обито? — договорил за него брюнет. — Напоминал тебе об их смерти? О том, что они существовали? Как ни крути, но я их сын…

Итачи мотнул головой.

— Не только из-за этого. Я всегда знал, что ты умрёшь. Рано или поздно. И ты был единственным, кто понимал меня с полуслова и чью потерю я бы не смог пережить без лишних эмоций. Чем дальше ты от меня был, тем легче мне было принять твою скорую гибель.

Шисуи усмехнулся и вызывающе рявкнул:

— И поэтому ты держал меня от себя подальше?

— Прости.

— Поздно извиняться, Итачи! — Шисуи напрягся. — Уже слишком поздно… Но, знаешь, — продолжил он, — я никогда не был в обиде на тебя за это. Я всегда старался понять тебя и поддержать. На протяжении всей своей жизни я приглядывал за тобой, следил, что бы у тебя всё ладилось в жизни и получалось… и всё было в порядке, пока не появилась она! — и Шисуи несильно стукнул дулом пистолета по виску девушки. Сакура вздрогнула и зажмурилась.

Итачи, казалось, не было дела. Он не дрогнул, не скривился, не выкрикнул на эмоциях всякую глупость, не унизился перед родственником. Он продолжал горделиво смотреть на Шисуи и подавлять в себе желание сорваться с места, чтобы спасти Сакуру.

— Ты не ответил на мой вопрос, — с неким осуждением, нарочито медленно проговорил Итачи.

— Это не так важно…

— Ты приехал к нам на День Благодарения, потому что думал, что больше мы не увидимся? Я прав, не так ли?

Шисуи болезненно нахмурился.

— Шисуи, я прав? — наставил на своём наследник Учих.

— Да, — нехотя признался он. Его рука затряслась, а затем крепче стиснула пистолет. Брюнет перевёл взгляд на испуганное, заплаканное лицо дурнушки, которая дрожала как осиновый лист.

— Но надоумили тебя на этот шаг твои соратники. У моего отца в окружении были люди, которые оставались в тени и которых новый порядок мало чем устраивал. Я, Саске, моё поколение и политика, которую я ввёл, в целом были у них как кость в горле. Но, не имея сильной поддержки в кругах нового поколения, эти люди не добились бы свержения качественно новой власти. И тогда они решили сыграть на болезни Связного. Пичкали тебя наркотиками и всякими препаратами, которые в конечном итоге сделали из тебя сначала овоща, а потом — безумца. А безумцами легко управлять…

— Я, когда её встретил на пороге дома… обомлел, — как будто бы совсем не услышав Итачи, заговорил Шисуи. Он, не отводя взгляда, смотрел на Сакуру. — Такая хрупкая, беспомощная… и наивная. Ей-богу, божий одуванчик. Тогда я задался вопросом: где вы умудрились найти её и почему она всё ещё жива? — Шисуи смотрел на девушку так, словно бы Сакура была не огранённым алмазом, первой и единственной в своём роде. С тем же в его глазах читалась скорбь. Словно бы брюнет прощался с Харуно. — После двухлетней разлуки я увидел вас совершенно не похожими на тех, кого я помнил. Твой импульсивный братец, который убивал людей ради удовольствия, игрался людьми, как игрушками, вдруг приобрёл черты нормального, уравновешенного человека.

Услышав такое заявление, у Харуно перехватило дыхание. Девушка не верила собственным ушам. Она отказывалась это понимать и уж тем более — уложить в своей голове. Убивал людей себе в удовольствие? Разве Саске был способен на такое?

«Этого не может быть», — повторяла про себя Сакура снова и снова, словно боялась забыть того, кого любила всем своим сердцем. Кстати говоря, она всё ещё не верила в смерть своего любимого, а когда краем глаза замечала обездвиженное тело за колонной, то её сердце разрывалось на куски.

— А ты? А ты, Итачи? Что произошло с тобой? — не останавливаясь, продолжал Шисуи, пожирая глазами теперь своего брата. — Где тот неуловимый бессердечный убийца? Куда пропало былое равнодушие к жизням людей? Ты стал тенью того величия, которым некогда был! А всё почему?! — родственник негодовал и злился. — Из-за неё! Как я мог молча смотреть на то, во что она превращает вас!

— Разрастающаяся опухоль, развитию и увеличению которой посодействовали твои хвалёные приспешники из кругов отца, давит на отдельные участки головного мозга, что ведёт за собой некоторые симптомы, — монотонно говорил Итачи, совсем не моргая и как будто бы не слушая брата. — Чаще всего это ведёт за собой неврологические последствия, и ты этому не исключение. У всех людей нарушается координация, способность мыслить и принимать решения; нарушается слуховой и разговорный аппарат, но только не у тебя… — Итачи печально усмехнулся. — Ты остался превосходным снайпером, убийцей и гениальным человеком, но, увы, пострадала твоя сущность. Это что-то вроде раздвоения личности, но намного сильнее. Одна личность вытесняет другую. И ты чувствуешь это внутри себя, не так ли? Противоречия разрывают тебя. То, что казалось незначительным, стало змеёй в твоей голове, которая кусалась и отравляла твой ослабленный рассудок. И людям моего отца, о которых, впрочем, он догадывался, я так полагаю, необходимо было лишь дать твоим спутанным мыслям новое направление.