Танец с дьяволом

— Дай, я тебе помогу, — произнес знакомый ненавистный голос.

Люба резко обернулась. Полковник Джонсон стоял перед ней совершенно голый и в состоянии крайнего возбуждения.

— Не трогайте меня! — она оттолкнула его и кинулась за своей блузкой.

Полковник, вырвав из альбома лист с нелестным для себя изображением, размахивал им, приплясывая вокруг Любы и приговаривая:

— Грязная тварь… грязная маленькая блядь…

Он разорвал рисунок на мелкие кусочки, подкинул их вверх, как конфетти, и еще быстрее заплясал вокруг Любы, онанируя и скороговоркой выкрикивая бранные слова.

Люба бросилась вон из комнаты, и в этот миг полковник кончил.

Весь день после этого она старалась не встречаться с Магдой. Как она посмотрит ей в глаза? Как расскажет о случившемся? У нее в памяти еще свежа память о Хаиме, и она решит, что Люба повторила свой опыт.

Люба накрывала столы к ужину, раскладывала серебро, когда в дверях появился полковник Джонсон в своем кургузом белом пиджачке. Он испытующе взглянул на нее, спросил: «Чего нос повесила?» — и, не дожидаясь ответа, вышел.

* * *

Пришла осень, а за ней — зима, но все оставалось по-прежнему: периоды затишья сменялись бешеными вспышками. Магда скрывала синяки, Люба делала вид, что не замечает их. Полковник никогда не бил жену по лицу, с осмотрительностью безумца помня, что с фонарем под глазом ей нельзя будет обслуживать постояльцев.

Стараясь как можно реже встречаться с ним, Люба проводила все свободное время на чердаке. Забравшись на сундук, она клала на колени альбом и рисовала, пытаясь не думать о том, что происходит внизу. Но забавные карусельные лошадки, выходившие из-под ее карандаша в Кракове, здесь уступили место туманным силуэтам, прильнувшим к изгороди лагеря «Сан-Сабба», дохлому окуню на прибрежном песке, океанскому пейзажу, перечеркнутому тяжелыми стальными конструкциями.

Ее отсутствие не принималось во внимание: полковник делал вид, что не замечает его. Потом он повторил свою атаку.

В тот день она, став коленями на стул, подравнивала брови перед маленьким зеркальцем в кабинете. Щелкнул замок. В зеркало она увидела входящего в полной форме полковника. Он стал навытяжку у двери, потом быстро расстегнул молнию на брюках и начал мастурбацию. Люба, не поворачиваясь, смотрела на него в зеркало.

Когда он подошел ближе, она резко обернулась и схватила его за напряженный член. Полковник отпрянул назад, как ужаленный, но она держала его крепко и, толкнув к стене, процедила сквозь стиснутые зубы:

— Ну, давай по…ся.

Полковник в оцепенении привалился к стене, бормоча бессвязную брань. Волна ярости захлестнула ее, ударила в голову, и Люба принялась колотить его, сама поражаясь кипевшему в ней бешенству.

— Ты… старый козел… сволочь… только попробуй еще хоть раз ударить Магду… Я убью тебя, поганая скотина!..

Полковник не сопротивлялся. Выбившись из сил, она выскочила из кабинета, слетела вниз и, накинув пальто, толкнула входную дверь. День был ясный и яркий. Люба жадно вдохнула свежий воздух, но гадкий осадок не проходил. Она оглянулась по сторонам: уже зацвели крокусы — весна в этом году будет ранняя. Это был первый погожий мартовский день, и все жители Брайтона наслаждались теплом.

На улице она поравнялась с тем долговязым полицейским сержантом, который так настойчиво угощал ее чаем. Он поднес руку к козырьку шлема, приветствуя Любу:

— Как поживаете, мисс? Славный денек, а?

Люба ничего не ответила и продолжала шагать, обгоняя счастливых мамаш, толкавших по тротуару коляски. На скамейке на фоне отливавшего серебром спокойного моря сидели, прижавшись друг к другу, влюбленные. Ей бы тоже хотелось любить и быть любимой, а не отбиваться от наскоков старого полоумного извращенца. И Магде бы тоже хотелось. Как она старалась вырваться из Кракова! Как ликовала, когда Господь услышал ее молитву и в награду за все муки послал ей в мужья полковника Джонсона! Хороша награда…

Ведь он по-настоящему болен психически, это ясно. Куда заведет его это безумие, что будет дальше? Магда работала, как одержимая, и ничего не желала слушать. Когда Люба заговаривала с ней, она просто отмахивалась.

— У нас с тобой нет денег даже на билеты.

— Я достану денег.

— Откуда, Люба? Может быть, взломаешь его бюро?

— Его не взломаешь, а с ключом эта старая сука не расстается…

— Ну, предположим, мы уедем. Куда? В Краков?

— А хоть бы и в Краков! Там было в тысячу раз лучше! Ну ладно, поедем в Лондон. Помнишь Луи, которая предлагала мне устроиться в «эскорт-сервис»? У меня остался ее телефон и адрес.

— Это все равно, что снова идти на панель.

— Ну и что? Платят хорошо.

— Ни за что. Никогда этого больше не будет.

И сейчас, вспоминая эти разговоры, Люба смотрела на серебристые волны и думала, нет ли тут ее вины. Может быть, ей уехать, и Магде станет легче? Печальные ее, мысли были прерваны слабым, мучительно знакомым звуком. Люба побежала в ту сторону, откуда он слышался, и вскоре увидела небольшую карусель. Детский смех переплетался с полечкой.

Валентин, где ты? Это было единственное светлое и тщательно хранимое где-то на дне души воспоминание… По ночам Валентин появлялся из тьмы, улыбался, утешал ее, кружился вместе с лошадками карусели, не сводя с нее глаз, а она подскакивала вверх-вниз, вверх-вниз, в восторге уносясь все дальше и дальше под неотвязную мелодию, звучавшую в ней:

Без остановки, лошадка, умчись Сквозь непогоду и вьюгу, Как карусель, наша бедная жизнь Путь свой свершает по кругу.

* * *

Весна выиграла сражение, с ликующим громом и шумом штурмуя последние цитадели зимы. За окном лил дождь, и черное небо полосовали молнии. Люба, закутавшись в одеяло, лежала на диванчике в кабинете и ждала, когда перед мысленным ее взором появится Валентин.

Но этот сон наяву был прерван дикими криками, заглушившими даже раскаты грома.

Соскочив с дивана, она, как тогда, побежала вниз. Крики усиливались и стали невыносимыми, когда она толкнула дверь в спальню. Дверь поддалась. Магда извивалась на полу, полковник Джонсон, сидя верхом, стегал ее кожаным ремнем. Оба были голые. Полковник изрыгал чудовищную брань.

Люба вцепилась ему в плечи, пытаясь оторвать от матери. Он отшвырнул ее с неожиданной силой, лицо его было искажено слепой яростью.

— Убирайся отсюда! — зарычал он. Потом подскочил к стенному шкафу, распахнул створки и принялся срывать с вешалок ее вещи. — Вон отсюда! Вон! — Он сгреб в кучу туфли и платья, схватил чемодан и выбросил все это в дверь. — Убирайся, пока цела!

Люба стояла не шевелясь. Багровое лицо придвинулось почти вплотную:

— Ты что, оглохла, тварь?

— Магда, вставай, вставай, пойдем со мной, — овладев собой, обратилась она к матери.

Та поднялась на ноги, но полковник одной рукой вцепился ей в горло, а другой схватил с туалетного столика длинные ножницы и приставил к ее груди. Все трое на мгновение застыли, сделавшись похожими на восковые фигуры из музея мадам Тюссо.

— Еще шаг — и я ее убью, — с ледяным спокойствием сказал полковник.