Тарантул

Испытательный срок мной был пройдет с трудом - я не пил водку, тискаемую бабульками, и не пытался решить вопросы полюбовно с боевыми и веселыми молодками. Реквизировал краденное и отпускал воришек на все стороны. Почему-то такое положение вещей никого не устраивало. Коллектив ВОХРа во главе с майором в отставке Дыбенко посчитал, что я хочу выглядеть лучше, чем есть на самом деле, и своим поведением дискредитирую службу охраны. Женский коллектив фабрики тоже проявлял недовольство - срывать коммерцию из-за одного принципиального импотентного болвана? И потом, удивлялся Дыбенко, ты, сукин сын, не понимаешь своего интереса, будь активнее и прямым ходом в охрану зоны "А". На мой вопрос, что это за потайная зона такая, о которой мало, что известно, майор скроил многозначительную рожу и ответил: это есть государственная, ик, тайна. Тогда я спросил у своих подельников.

– А хрен его знает, - ответил Федяшкин.
– Туда сам хозяин набирает охрану.

– А я солдатиков видел, - вспомнил Козлов.
– А по ночам вроде как танки заводятся.

– То не про нашу честь, - сказал Федяшкин.
– У нас свой фронт работы...

– Интересно, - покачал я головой.
– Может, какая коммерция? СС-20 выпускают или танки.

– Кому сейчас нужны эти короба, Чеченец, - оскалился Козлов.
– Небось, ковры налево плывут.

– Ладно вам чесать языки, - перебил товарища Федяшкин.
– Не наше это дело.

– А вот Лехе все одно надо стараться, - заметил Козлов.
– Молодой еще... Мы-то ладно, мы - к пёз... ам, а ему к звездам!

– Хорошо, - согласился я, - пристрелю какую-нибудь старушку.

Надо. Надо было вбиваться в общий молекулярный ряд. И чувствовал, что совсем скоро это случится. Если уж разлагаться в кислоте повседневности, то вместе со всеми.

... Я стоял в очереди в гастрономический отдел как все. Терпеливо и спокойно. Слушал, как частит раздрызганный кассовый аппарат: бой-баба с иезуитской невозмутимостью рассчитывала наши судьбы.

– Алеша, - услышал знакомый голос и оглянулся.

Полина, девочка из прошлой жизни, которая когда-то мне нравилась. Повзрослела, смотрела внимательно и недоверчиво, словно боясь, что я припомню свой первый день после возвращения.

– Я стою за пельменями, - признался.
– Тебе нужны пельмени?

– Нет, - ответила она.
– Я их не люблю, они такие липкие, как пластилин.

– Надо жрать, как и жить, с закрытыми глазами, - пошутил.
– Я так и делаю.

– Да?
– посмотрела, и в её взгляде заметил жалость. Ко мне, стоящему в общей очереди?

– Что-то не так?

– Я тебя не узнала, - ответила.

– Меня трудно узнать, - был вынужден согласиться.
– А где твое колечко?

– Я его потеряла. Куда-то укатилось.

– Укатилось, - повторил я.

Как наши судьбы, промолчал, закатываются под шкаф, где всегда пыльно и темно.

Мы вышли из магазина, где я все-таки купил пачку пельменей, поговорили на автобусной остановке о ковровой фабрике, куда направили работать Полину, и разошлись. Девочка тиснулась в старенький, потрепанный, переполненный автобус, а я отправился домой давиться клейкими пельменями. С закрытыми глазами.

В первый осенний день, подернутый прохладной дымкой будущих холодов, я вернулся на войну.

После дежурства привычно и скучно брел вдоль бетонного забора, когда услышал визг тормозов. Малолитражка и джип, похожий на катафалк, заблокировали крытый брезентом грузовичок, выкатившийся из ворот фабрики. Из автомобильчиков быстро десантировались молоденькие хлопчики в пятнистой форме. Некоторые мне были знакомы - это была команда "марсиан". Ходили слухи, что они держат под своим контролем "Розу Люкс", однако молва молвой, а тут я мог убедиться собственными глазами об их чересчур активной социальной позиции.

Они вырвали из кабины грузовичка мужичка-шофера и принялись обрабатывать его по всем законам уличной разборки.

Я мог пройти мимо - что мне чужие проблемы, когда меня ждали пельмени из штампованной коробки? И прошел бы мимо, но увидел - кровь. И вспомнил, что ею затоплены подвалы наших домов, и мы скоро будет хлюпать в ней как по воде.

Или, может, я не хотел становиться в общую очередь за нормированным липким пайком?

Хотя вернее всего, на чистенького и аккуратного мальчика Алешу, засыпающего под голос отца: ... а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет, как из ведра..., наплыла тень. И тень эта имела имя - Чеченец.

Моих врагов было пять, если считать юнца за штурвалом джипа. Они старательно мутузили мужичка, и были так увлечены своей трудовой деятельностью, что не заметили меня. А скорее всего, отвыкли получать отпор. Были самоуверенны и сыты. Кажется, пельменями они не питались?

В помощь мне была только внезапность и навыки ближнего боя. Я выскользнул из-за грузовичка и, саданув ладонью по незащищенным шейным позвонкам, сломал первого. Потом в прыжке, выпростав ногу, заставил второго свернуться калачиком от профилактического удара в пах. Третий, получив тык в челюсть, неудачно опрокинулся и, теряя короткий звенящий ломик, вмазывался затылком о подножку джипа. Четвертый умылся кровавой юшкой, когда я, перехватив его рвущуюся из куртки руку с ТТ, саданул строптивца коленом, как поленом, в растерянную физию.

Происходящее было настолько молниеносным, что юнец в джипе остался сидеть без движения.

Пистолетом я привлек внимание:

– Собирай, дружочек, урожай в закрома родины.

– Чччего?

– Падаль убери...

– Пппадаль?
– но понял, когда пистолетный ствол уткнулся в юный лоб. Я... да... да...

Двоим не повезло - они были бездыханны, и розоватая пена лопалась на губах. С помощью ещё двух подельников юнец затащил полутрупы в джип. Тот, кто получил оздоровительный удар по своему производственному комплексу, скулил:

– Ты - центральный, знаю. Мы уделаем тебя, суку.

– Пока делаю я вас, и молите Бога, что сегодня добрый, - ответил не без патетики.
– На память от Чеченца, - и выстрелил в лодыжку недруга. Опять же исключительно в профилактических целях. Да, и не люблю, когда мне угрожают. Даже ради веселой шутки.

Когда катафалк отъехал, я склонился над мужичком, у которого сегодня был плохой день. Настолько плохой, что это был последний день для бедняги. Не повезло - удар ломиком раздробил череп и ещё живая, теплая и кипящая кровь истекала из раны. Мозговая кашица походила на пористый кусок ржаного хлебушка.

Я осмотрелся - мертвая зона обитания, где нет ни одной живой души, лишь похрипывала чужая кинутая на произвол судьбы малолитражка.

Может, это и к лучшему. Не надо никому, ничего объяснять. И я пошел прочь вдоль бетонного бесконечного забора с вьющейся поверху, как виноградник, колючей проволокой.

А городок по-прежнему жил первым днем теплой осени и казалось, что в нем ничего не изменилось. Хотя незначительное изменение случилось - в городке появилась тень по прозвищу Чеченец.