Тавриз туманный

Когда Фриксон кончил писать, я продолжал:

– Если, паче чаяния, мисс Ганна захочет, вы должны будете принять ее на работу и сотрудничать с ней. Я думаю, это вас не затруднит.

– Конечно, я сделаю все, как вы скажете.

– Нам остается решить последний вопрос. Вы должны выдать нам обязательство, примерно, такого содержания:

"Я, старший секретарь американского консульства, Фриксон, обязуюсь сохранить свои связи с немецким и русским консульствами и в дальнейшем обо всех своих действиях ставить в известность Иранский Революционный комитет".

Фриксон долго думал, принять или отвергнуть это требование. Подписать такое обязательство значило целиком и полностью отдать себя в наши руки, судьба его теперь зависела от нас. Но другого выхода у него не было. Он попал в расставленный нами капкан. После долгих раздумий он сказал:

– Нельзя ли мне до завтра подумать?

– Нет, сегодня с этим надо покончить. Другие вопросы, менее значительные, можно оставить на завтра-послезавтра.

– А у вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

– Да, например, о сорока тысячах долларов.

– Какие сорок тысяч долларов?

– Которые вы получили для пропаганды в пользу Германии.

– А что я должен делать с ними?

– Сдать в кассу подпольного Революционного комитета.

Фриксон снова погрузился в думы. Он был бледен, как полотно, руки его тряслись, а губы шевелились, шепча что-то невнятное. Покачав головой, он сказал:

– Что я могу поделать? Мне остается согласиться на все ваши требования. Я должен буду оставить вас и пойти в свой рабочий кабинет, чтобы приготовить документы и деньги. Я попрошу Сару-ханум, она не даст вам скучать в мое отсутствие.

Фриксон вышел. Через несколько минут в комнату вошла Сара-ханум в пестром шелковом платье, мягкими складками спадавшем до самого пола. Острый запах французских духов "Лориган" ударил мне в нос. Она была очень красива, эта американка иудейского происхождения. Несомненно, Фриксон прислал ее ко мне нарочно. Он рассчитывал, что ее чары заставят меня смягчиться, и я откажусь от сорока тысяч долларов.

Она подошла ко мне и поднесла свою нежную ручку прямо к моим губам.

– Эта рука долго искала вас, - кокетливо проворковала она.
– Потом она придвинула почти вплотную ко мне кресло и села.

– Чтобы дружить с людьми, их надо искать не руками, а чистым искренним сердцем, без всяких предвзятых намерений.

– Я не могу забыть вас с тех пор, как увидела у мисс Ганны.

– Очень жаль, что я причиняю беспокойство столь нежной и прелестной даме, как Сара-ханум, - галантно возразил я.

– Все это время я думаю о вас, но, чтобы не обидеть девушку, которая вас любила, я не решалась искать встречи с вами. Наконец, банкет, данный консулом, явился удачным моментом для встречи с вами. Не будь этого банкета, мы, очевидно, не имели бы счастья видеть вас у себя. Я льщу себя надеждой, что теперь вы хоть изредка будете посещать нас и доставите мне удовольствие беседовать с вами.

– Вы правы! Слушать вас - громадное удовольствие. Трудно придумать что-нибудь более приятное.

Опустив длинные черные ресницы, она кокетливо возразила:

– Слушать меня мало, надо еще выполнять то, о чем я говорю!

– Торжественно обещаю это очаровательной Саре-ха-нум. Я исполню все ваши желания, все приказания.

– Приказывать я вам не стану и не смею. Но умоляю вас, не откажите в моей просьбе.

– Приказывайте - и я все сделаю. Неужели вы считаете меня таким некультурным? Я не допущу, чтобы женщина меня просила, а тем более умоляла.

– Вы обещаете исполнить мою просьбу?

– Дорогая Сара-ханум, я давно мечтал поближе познакомиться с вами и мистером Фриксоном. Благодарю создателя вселенной, теперь мы, надеюсь, будем дружить. Я самый счастливый человек сейчас. Беседовать с вами - о, эта честь не всякому доступна, и это не может не радовать меня.

– Я тоже безмерно счастлива. От радости сердцу тесно в груди, оно бьется так часто, так сильно, я не в состоянии унять его. Боже, как волнуюсь...

Сказав это, она взяла мою руку и приложила к своей груди. Действительно, ее сердце билось тревожно и часто. Но я прекрасно понимал, что не от любви, а от страха, порожденного возможностью потерять сорок тысяч долларов.

– Сара-ханум! Возьмите себя в руки. Успокойтесь. Не сомневайтесь в моей неподдельной искренности, наша дружба может и будет продолжаться.

Она опять взяла мою руку и крепко прижала к груди, так, что я почувствовал ее упругость и теплоту. Тихим ласковым голосом, отчеканивая каждое слово, она сказала:

– Я еще раз прошу: дайте мне слово хоть одну мою просьбу выполнить непременно.

Я прекрасно понимал, что она имеет в виду. Я не мог сразу резко отказать и старался намеками дать ей понять, что эту просьбу я выполнить не смогу. Я говорил:

– Очаровательная Сара-ханум не должна сомневаться, что я готов выполнить все ее желания, поскольку они касаются меня лично. Но удовлетворить просьбу, затрагивающую общественные интересы, я, конечно, не смогу, это не в моих силах. Я уверен, что вы с вашей деликатностью не будете касаться подобных вопросов и не поставите меня в неловкое положение.

– А я бы для любимого человека не пожалела не только своей жизни, я перевернула бы весь мир, - возразила она.

В таком духе наш разговор продолжался еще довольно долго. Сара-ханум убедилась, что чары ее на меня не действуют и положительного ответа она от меня не добьется. С глубоким вздохом она проговорила:

– Эх вы, мужчины, мужчины!
– и взяв конфету, начала лениво ее жевать.

Через некоторое время вернулся Фриксон. Увидев, что мы оба молчим, он сказал:

– Очевидно, Сара-ханум не смогла вас как следует развлечь, - и уселся в кресло.

Сара-ханум под предлогом подготовки к ужину вышла. Фриксон выполнил все мои требования. Положив документы передо мною, он трагическим голосом произнес:

– Вручаю свою судьбу в ваши руки.

– Если бы я хотел причинить вам зло, я не пришел бы сюда и не вступал бы с вами в переговоры. Я никогда не хотел делать вас несчастным. В Революционном комитете предлагали сурово наказать вас, но я убедил товарищей, что сначала надо побеседовать с вами и постараться прийти к соглашению

В ответ Фриксон рассыпался в благодарностях:

– Нет предела моей признательности вам. Как смогу я вам услужить? На всю жизнь я ваш должник.

Через несколько минут вошел слуга и пригласил нас к столу.

За ужином Фриксон и его жена опять начали просить меня отказаться от сорока тысяч долларов, но я стоял на своем.

– Это не мое личное желание, таково решение Революционного комитета, твердил я

Только мы кончили ужинать, постучали в дверь. Горничная доложила, что Тутунчи-оглы и Гасан-ага приехали за мной.