Тайными тропами

— На меня с просьбой о содействии вышла начальница стражи. Там очень много деликатных нюансов, и сама просила оставить обращение втайне. В общем, они там ведут параллельные расследования. А вечером прибывает инквизиторша с десятком храмовниц, многие магессы бегут из города, боятся попасть под подозрение, — проговорил Петров.

— Да уж, — протянул генерал и потёр переносицу. — А что с зацепками-то?

— Ну так я и говорю, что Аманда, ну начальница стражи, проводит своё расследование. И она мягко намекнула, что нападавшие — это не совсем люди.

Генерал задумчиво обвёл взглядом стол, остановился на полотенце, под которым документы. Затем тяжело вздохнул и выдал резолюцию:

— Оказывать всяческое содействие. Вызвать спецов с земли. Кто будет ставить палки в колёса, с тем сам буду разговаривать. Возможно, буду доносить смысл сказанного кулаком по роже. Чтоб, значит, дошло напрямую в мозг.

Глава 9 Эталонный березняк

У сестрицы Стефани было неспокойно на душе. Скоро ночь, а рядом Гнилой березняк.

Уже скрылись за верхушками деревьев Небесная Пара. Уже показалась на темнеющем небесном хрустале Лампада. Уже проснулись многочисленные москиты, сбившиеся в тихо гудящие облака, и поздние ласточки протыкали эти тучи, словно торопливые портняжки, работающие при свете тусклой масляной лампы, ткань — иглой.

Прятались для сна лесные птички, которых нельзя разглядеть в густых кронах берёз, но можно слышать их голоса — воробьи, синицы, соловьи, сороки и яблочные попугаи, чьи перья зелёные с розоватыми грудками, и оттого кривоклювые птицы, похожие на так любимые ими плоды.

Шевелились в вытянутых тенях первые ночные духи, пока ещё только просто поглядывающие с ленивым любопытством на суетливо собирающих хворост и разжигающих костёр людей.

Сестрице Стефани предстояло много работы, которую надо сделать до наступления мрака, а почтовые соколы нетерпеливо раскрывали голодные клювы, ожидая вечерней трапезы, и отрывисто клекотали и хлопали крыльями.

Стефани быстро открыла плотную плетёную корзину с мягкими кормовыми черепашками, вытащила три — по числу птиц. Потом взяла из-под лавки молоток, несколькими ударами вскрывала, как орехи, панцири и сунула в клетки. Кто-то возит с собой кроликов, кто-то крыс. Иные — недорогих лягушек, наловленных детьми в речке. Но если предстоит дальняя дорога, то сложно найти что-то лучше, чем неприхотливые черепашки, подолгу не требующих корма и воды. И при храме для оных даже имеется большой черепаший отгородок — туртур клазера.

Соколы сразу же оживились и принялись доставать своими крючковатыми клювами лоскуты мяса и потрохов из-под разломанных панцирей.

Но на этом работа не закончена.

Сестрица накрыла черепах плетёной крышкой, достала большую склянку со святым пеплом и медный черпак и выскочила из своей повозки. Эта поляна хранила следы кострищ предыдущих путников, но пепел в них уже отсырел, и надо брать свежий. И потому солдатки кидали поверх больших поленьев охапку мелких веток — они быстро сгорят, дав больше пепла.

— Сестра, — обратилась одна из солдаток и протянула сложенную лодочкой ладонь, словно предлагала воды. Стефани быстро провела над ладонью рукой, сложенной в знак Тауриссы — рогатой головы. Дав благословение, положила черпак у разгорающегося кострища, а сама стала считать шаги от середины стоянки. Посчитав, что достаточно, откупорила склянку, взяла щепоть пепла и пошла посыпать по кругу, создавая незримую преграду светораздела так, чтоб в неё уместились и люди, и повозки, и скот.

А у халумари, говорят, всё наоборот. У них, говорят, вместо пепла воду брызгают. Возьмут тряпку, обмокнут в посеребрённую воду и начинают размахивать, пока всех не измочат. А ещё говорят, у их жрецов от изобилия этой воды на лице растёт густой лесной мох, свисая до самой земли, и чтоб мох не высох, они почти всё время сидят в темноте или обращают лица на север, чтоб, значит, было, как на толстом дереве в сыром бору.

Стефани улыбнулась, представив такое зрелище. Она не верила в подобные россказни, которые всё же весьма забавны, как детские сказки.

Но ночь близилась, и надо торопиться. Лесным духам уж не терпелось вылезти из нор да из-под гнилых коряг, а средь стволов бесшумно пролетела предвестница мрака — сова.

Сестра Стефани почувствовала холодок вдоль спины, потому как никогда не была в лесу вдали от храма, а при малейшем шорохе, доносящемся из леса, вздрагивала. Ей было страшно. Но матушка Марта часто отлучалась по делам, и ей-то страшно не было. Значит, надо быть, как матушка Марта — отогнать страхи прочь и не думать о них. Но всё равно страшно.

Когда в кустах что-то сильно зашуршало, Стефани резко выпрямилась и часто задышала. А привязанный к деревянному рогу бубенец на чепце-эскофионе встревоженно звякнул.

Не отрывая взора от кустарника, сестрица провела испачканными в пепле пальцами по лбу.

— Да будет тёплым и безопасным наше стойло, — пробормотала она и продолжила выводить пеплом круг.

Вскоре небо совсем загустело, став тёмно-фиолетовым. Замерцали самые яркие звёзды. Меж звёзд заметались с тонюсеньким писком летучие мыши, а эхо звонких топоров, криков солдаток и протяжного мычания коров прыгало меж деревьев столь, наравне с резвыми крылатыми порождениями мрака.

Вскоре костёр затрещал в полную силу, и жар его пламени даже на столь значительном расстоянии прогревал спину.

А затем откуда-то издали послышался громкий, ни на что не похожий каркающий рёв. Он то силился докричаться до неба, то закашливался, а потом вновь кряхтел во всю глотку, как безумная овца.

Стефани осенила себя знаком и стала выискивать взглядом то самое ревущее. И не только одна — все оборвали работы и похвастались за оружие. И даже баронский племянник со своим спутником выскочили из кареты. А меж тем верхушки берёз осветил яркий белый свет.

Рыцарка взвела свои пистоли. Зашуршали многочисленные клинки в ножках, залаяли охотничьи псы, неуверенно замершие у ног хозяйки.

А рыжая телохранительница барона вскочила на крышу кареты и уже оттуда выглядывала приближающееся чудо.

Через некоторое время на дороге показалось яркое, быстродвижущееся пятно, заливающее светом свой путь. Оно неслось по дороге так быстро, что никому не угнаться, будь то человек или зверь. Только стрижи и соколы смогут идти вровень.

— Падла, — прорычал баронский племянник незнакомое слово, упёр руки в боки и продолжил что-то на своём языке. Что-то язвительное и нехорошее.

А когда свет промчался мимо, стала видна яркая рубиновая лампа, удаляющаяся прочь.

И стоило ревущему свету миновать, как тени, прячущиеся немного поодаль от рыжего пламени костра, обрели плоть и форму и зарычали, как голодные псы. Вспыхнули зеленоватые глаза, и чёрные твари Гнилого березняка бесшумно бросились в погоню за светом. Их было не меньше дюжины.

Догонят ли?

То неведомо. Но у сестрицы Стефани затряслись руки, и она, торопливо забормотав молитву, пошла по кругу рассыпать пепел, едва сдерживаясь, чтоб не перейти на бег.