Телохранитель Генсека. Том 3
Шрифт:
Рябенко немного помолчал, обдумывая, с чего начать разговор. А я подумал, что Брежнев в приватных разговорах называет Рябенко по имени и всегда на «Ты». Они давние хорошие друзья, но я никогда не слышал, чтобы начальник охраны позволил подобное по отношению к Генсеку. Всегда на «Вы» и по имени-отчеству.
— Леонид Ильич, разговор не очень приятный, и мне бы не хотелось вас расстраивать, — дипломатично начал Рябенко.
— Да ладно, чего уж там, — Леонид Ильич вздохнул. — Небось, опять Галя чудит?
— Вы же знаете, что Галина Леонидовна со Светланой Щелоковой были подругами. Боюсь, что Галина плохо пережила смерть Щелоковой. Тем более, что она присутствовала на похоронах министра и все произошло на ее глазах.
— Опять пьет? Снова дебоширит?
—
— В первый раз что ли?
— Понятно, что не в первый. Но я опасаюсь, что на фоне смерти подруги, может быть срыв.
— И что делать? Снова отправлять же ее в «Щеглы»?
— Других вариантов пока не вижу, Леонид Ильич…
«Щеглы» или, согласно официальному названию, санаторий имени Горького принадлежал управлению делами Совета Министров. Де юре там помогали восстановиться после инфарктов, инсультов, болезней кровообращения. Но де факто это было закрытое заведение, где в основном лечили от алкоголизма, наркомании, нервных срывов. Там же проходили реабилитацию перенесшие психические заболевания родственники высокопоставленных чиновников и партийных деятелей. Территория строго охранялась и посетителям туда вход был категорически запрещен.
Что ж, Рябенко прислушался к моему совету. Это хорошо. Я не знаю, как будет развиваться ситуация с Бугримовой в этой уже изменившейся реальности, но в любом случае лучше, чтобы Галина Брежнева находилась подальше от тех событий и той компании. Хватит того, что вчера она чуть не придушила знаменитую дрессировщицу.
— Хорошо, Саша, займись этим. Мне докладывали, что она уже месяц остановиться не может. Как на поминках Светланы Щелоковой начала, так и пьет. И не откладывай.
Остаток дороги до Старой площади Леонид Ильич молчал. Я читал его мысли, и они были очень тяжелыми. Леонид Ильич думал о своих детях…
Прибыв на Старую площадь, мы поднялись сначала в рабочий кабинет Леонида Ильича. Рябенко сразу сделал несколько звонков и отправился выполнять поручение Генсека.
— Вот так, Володя… И даже при моей власти ничего нельзя сделать… — печально покачал головой Леонид Ильич. — Впрочем, надоел я тебе уже с этим. В который раз жалуюсь…
— Жалуетесь? — переспросил я, сделав вид, что не понимаю о чем речь.
— Жалуюсь, ною, ворчу — называй как хочешь. Я про дочку свою непутевую.
— Вряд ли вы виноваты, Леонид Ильич. Вы позволите сказать откровенно?
— Говори, чего уж там. Свои же люди.
— Вы не любите нецензурные выражения, а здесь без них не обойтись.
— Ладно, я фронтовик, а не кисейная барышня. Как-нибудь переживу.
— Есть такая хорошая русская поговорка: «Что хером наделано, того оглоблей не вышибить». Хоть завоспитывайся, но вот родился человек с таким характером и такой судьбой — и ничего не исправить. Помните, мы с вами смотрели фильм-сказку «Синяя птица»? Вам еще очень понравился.
— Конечно, помню. Тоже задумался над моментом, когда дети собирались отправиться в этот мир. И каждый брал с собой что-то. Но кому-то букет талантов, а кому-то коробка с преступлениями. Грустно это все, но очень похоже на правду. Сказка ложь, да в ней намек… Но… хватит о грустном. Пора идти на пленум.
В отличии от прошлых пленумов, чинных и благородных, в этот раз в большом зале кипели страсти. Обычно присутствующие вставали, когда в зал входил Леонид Ильич, но сейчас, в пылу споров, даже не сразу заметили, что Генеральный Секретарь уже занял место в президиуме.
Леонид Ильич наклонился к микрофону и, не скрывая улыбки, сказал:
— Я смотрю, товарищи, обсуждение вопросов уже идет полным ходом?
В зале тут же воцарилась тишина.
Предстояло перевести кандидатов в члены Политбюро, избрать новых кандидатов, заслушать отчет Конституционной комиссии о подготовке новой Конституции — дел много, и пленум, скорее всего, затянется до самого вечера. Возможно, продолжится и завтра. Но я надеюсь, что интересующие меня вопросы обсудят до обеда и примут какое-то решение.
После обеда мне надо быть в Высшей школе КГБ. Сухоруков довольно жестко относится к дисциплине, постоянно отпрашиваться не получиться. А этому полковнику совершенно наплевать, что учит он будущих генералов.Леонид Ильич открыл пленум, зачитав повестку дня. Произнеся дежурное вступление, сказав о том, что за шестьдесят лет наша страна добилась очень многого.
Но неожиданно для всех Генсек вдруг отложил подготовленный текст и начал говорить без бумажки. Присутствующие оживились, начали переглядываться, настолько непривычно было для них такое изменение в рутинной процедуре пленума.
— Прежде всего нам всем нужно обновление, — говорил Брежнев. — Нужны новые, молодые кадры. Мы, «старики», уже засиделись в руководящих креслах. Где-то, что уж греха таить, не успеваем за жизнью. А жизнь сейчас ускорилась, идет вперед семимильными шагами. И нам нужно идти не просто в ногу с жизнью, нам нужно идти еще быстрее. Сегодня у нас два вопроса: первый — это Конституция, а второй — это кадры. Предлагаю начать со второго вопроса. С кадров. И те люди, которых мы сейчас изберем, должны сразу включиться в работу и уже в новом качестве принять участие в обсуждении первого вопроса. А именно, в обсуждении и принятии новой Конституции, Нам предстоит выбрать трех членов Политбюро из числа кандидатов вместо безвременно покинувшего нас Юрия Владимировича Андропова, ушедшего на пенсию Михаила Андреевича Суслова и Арвида Яновича Пельше, тоже ушедшего по состоянию здоровья на пенсию. Начинайте.
Почти у каждого из присутствующих на Пленуме имелся свой интерес к освободившейся должности. Стоя чуть сбоку и чуть позади от Брежнева, мне было удобно рассматривать собравшихся. Я видел каждого и размышлял на счет то одного, то другого.
Кулаков Федор Давыдович, который спит и видит себя на месте Генерального секретаря, попытается продвинуть в Политбюро Горбачева. Но — зелен виноград и вряд ли его поддержат остальные члены.
Кандидат Борис Николаевич Пономарев попытается продвинуть самого себя на место полноценного членга Политбюро. Уже давно интригует, с семьдесят второго года ходит в кандидатах, но никак не приблизится к цели — стать полноправным членом этого высшего руководящего органа Партии, с правом голоса.
Кириленко Андрея Павловича можно скоро списывать со счетов — старческий маразм не лечится, и его дни в Политбюро, да и вообще в политике, сочтены. Пока еще имеет власть и немалую, но для будущих планов на такого человека ставку делать нельзя.
Соломенцев, Романов, Гришин… Они сейчас составляют единый блок и всегда действуют сообща, хотя во многих других вопросах готовы перегрызть друг другу глотку. Но в политике у них нет конфликта интересов. Соломенцев — председатель Совета Министров Российской Федерации. Он тоже кандидат в члены политбюро. Романов командует Ленинградом, а Гришин — Москвой. И на освободившееся место, которое дает большие возможности, будут рекомендовать именно Соломенцева. Причем сразу отдадут за него три голоса.
В прошлом году во время празднования семидесятилетия Леонид Ильича все присутствовавшие — и я в том числе — очень внимательно смотрели на размещение гостей. В СССР рейтинг того или иного государственного деятеля определялся по его близости к Генеральному секретарю. На всех фотографиях с празднования, рядом с Генсеком стоял Кулаков. Федор Давыдович старался встать буквально плечом к плечу и вполне объяснимо воспринимался окружающими как будущий преемник Леонида Ильича Брежнева. В моей реальности он умрет в 1978 году, а это уже совсем скоро. Жаль, человек он порядочный, прямой, независимый и совершенно невосприимчивый к лести. Перед смертью он потерял доверие Брежнева, и это были происки Андропова, «отстреливавшего» конкурентов на дальних подступах. Внезапная смерть Кулакова в шестьдесят лет так и осталась загадкой. Все разговоры о том, что он умер в результате сердечного приступа из-за ссоры с женой, с которой накануне отметил сорокалетие совместной жизни, лично мне кажутся не обоснованными. Так же, как и версии о самоубийстве или смерти от алкоголизма.