Тёмный лорд

К изумлению зельевара, Риддл развернулся и, держа по-прежнему руки за спиной, подошел к камину.

— Как же расщепляется душа, сэр? — спросил юноша. От волнения его глаза стали настолько большими, что в них, казалось, читалась одержимость.

— Думаю, Вы и сами знаете, Том, — ответил, поежившись, Слагхорн. — Душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расщепить ее — совершить противное природе насилие.

— Но как его совершить? — почти искренне удивился парень.

— Посредством высшего злого деяния: убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души…

— Заключает? Но как?

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — зельевар встряхнул головой. — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Риддл. — Простите, я не хотел вас обидеть.

— Что Вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слагхорн. — Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.

— Да, сэр, — сказал Риддл. — Мне просто любопытно, много ли проку от единственного крестража? — При этих словах он начал поправлять кольцо Гонтов. — Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, расщепить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь, — бросил он, вспомнив почему-то сервиз для сакэ в магазине мистера Барнетта, — не самое могучее магическое число?

— Семь? Мерлинова борода, Том! — воскликнул Слагхорн разбитым голосом. — Ведь даже мысль об убийстве одного человека чудовищна. Но Вы же это гипотетически, Том? — Спросил он почти с мольбой. — Научный интерес?

— Да, сэр, конечно, — Риддл резко развернулся от камина.

— И все-таки, Том, сохраните сказанное мной в тайне. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор.

— Никому ни единого слова, сэр. Пусть это будет наша тайна, — улыбнулся Риддл и, посмотрев еще раз на перстень, вышел из кабинета.

Примечания:

* Лаэрт — персонаж пьесы У. Шекспира «Гамлет». Сын канцлера Полония и враг Гамлета, нежно любивший сестру Офелию.

** Далее в переработанной форме следует фрагмент книги Дж. Роулинг «Гарри Поттер и Принц-Полукровка».

========== Глава 37. Мудрец Равный Небу ==========

На вечеринке у Слагхорна встал вопрос о возрождении клуба. После открытия Тайной комнаты все собрания подлежали запрету. Теперь Том возобновил обучение приятелей. В первое воскресение октября он разучил с ними заклинанию «Seco», которое позволяло отрубать конечности человека. В следующие две недели последовали тренировки в заклинаниях «Insendio» и «Insendio Maxima», предназначенных для поджога. Эти проклятия не относились к темным искусствам; однако представить их изучение на уроках профессора Раджана было невозможно.

Крохи сведений, полученных от Слагхорна, содержали в себе ценное указание: расщепление души относится к высшим формам темной магии. Искать информацию в большинстве книг Запретной секции не имело смысла: следовало посмотреть хранилище особо темных книг. Удача улыбнулась Риддлу накануне Хэллоуина. Просматривая «особый шкаф», он вытащил объёмистый том в чёрной коже с готической надписью: «Годелот. Тайны наитемнейшей магии». В книге что-то шелестело и стрекотало, словно стайка цикад. Том удовлетворенно улыбнулся: такие звуки могли издавать только таинственные существа, которыми волшебники защищали наиболее ценные темные книги, и сразу поставил две ловушки. За окном продолжался обложной ливень, и Том, слушая размеренный шум капель, заказал поиск по слову «крестраж». Пергаментные листы открылись на странице, где был выведен текст:

Крестраж — объект, в который Тёмный маг заключает часть души, чтобы после смерти тела использовать ее для возрождения. Создание одного крестража даёт возможность воскресить себя один раз; создание множества крестражей приближает к истинному бессмертию.

Том почувствовал, как сердце забилось сильнее. Стараясь не прикасаться к книге, он взмахом палочки перевернул страницу и подвинул тонкую белую свечу:

Крестраж может вести квази-жизнь, подчиняя себе души людей, находящиеся в непосредственной близости от него. Крестраж может попытаться воплотить в жизнь некоторые идеи создателя.

Убрав следы своего визита, Риддл закрыл резные двери Запретной секции и вышел из библиотеки. Читать дальше оказалось неинтересно: Годелот по сути повторял рассказ Слагхорна. Спать не хотелось, и Том, присев на подоконник, достал из сумки дневник и начал просматривать страницы. Ни одно из прошлых убийств не подходило под описание ритуала. Патрик отпадал, как слишком давняя история. Гибель Миртл тоже была не вчера… Хотя… Дневник! Он был в его сумке, когда Том натравил Гейнора на глупую Плаксу.

Том уже начал воображать образ живого дневника, как вдруг заметил в конце коридора тонкую фигуру в сером платье. Присмотревшись, он понял, что распущенные белые волосы принадлежали Лукреции Блэк. Уронив голову в тонкие руки, девушка беззвучно рыдала, сотрясаясь от всхлипов. Том не удивлялся ее слезам: за минувшие два месяца ни один слизеринец не сказал ей даже «привет» или «пока». Лукреция, видимо, понимала, что плакать в гостиной ей запрещено: девушка стала бы предметом всеобщих насмешек. Эмили, будь она жива, без сомнения выпустила бы фейерверк острот в адрес «кошачьей подстилки».

«Тебе жаль Лукрецию, Волдеморт?» — расхохотался ледяной голос, когда Том вошел в окутанную дымкой гостиную. — Похоже, ты усвоил уроки отца Джерома о жалости к врагам».

«Пошел к черту», — пробормотал Том, надевая пижаму. Было около пяти, и у него оставалось два с половиной часа, чтобы поспать.

«Скажите, какой христианин, — хмыкнул голос. — И этому трусу мы доверим завершение дела великого Слизерина? А если наш Томми струсит, вспомнив о своей нежной Эмили?»

Том с ненавистью сжал край одеяла. Если крестраж должен внушать и подчинять, то он не вполне подходил для этой роли. Это должна быть иная версия Тома Риддла — более хитрая, злобная и жестокая. Это должен быть… — Том улыбнулся, глядя на едва проступавшие в темноте силуэты пологов других кроватей… — тот, кем он был в своих снах.

*

Ледяные дожди шли без перерыва весь ноябрь, и Тому начинало казаться, что в этом году не будет нормальной зимы. Первый снег выпал одиннадцатого декабря. Идя на травологию по снежной корке, Том наблюдал, как Араминта обсуждала с Рэндальфом победы русских, которые, судя по слухам, все-таки сумели форсировать Днепр. Слушая краем уха их треп, Том пытался понять, что чувствовали магловские солдаты, понимавшие, что бои на ложных плацдармах означают верную смерть. Они шли в бой, зная наверняка, что через несколько часов или, если повезет, суток станут трупами и частью морозного ила. Это должно было казаться тем более ужасным, что ни у кого из них не было спасительного крестража.

Крестража… После Хэллоуина Том потратил кучу времени на изучение записок Герпо Омерзительного, но не нашел нужного заклинания. Основное внимание парень сосредоточил на подготовке дневника. Весь месяц он корректировал текст, стирая старые записи и добавляя новые. В конце концов, образ, который получился у Тома, оказался более жестоким и властным, чем он сам. Его двойник знать не знал Миранду и не любил Эмилию; он обожал мучать других учеников, люто ненавидел Дамблдора (а не боялся его, как сам автор) и мечтал уничтожать грязнокровок. Том, впрочем, считал такой образ удачным: его второе «Я», должно быть безжалостным и решительным.