Тёмный лорд
Шрифт:
— Будапешт… — пробормотала счастливая Друэлла. — Они окружили Будапешт!
На глазах Элеоноры Монтегю выступили слезы. Том знал, что это были слезы радости — радости от того, что смерть ее отца не осталась неотомщенной. И следом зазвучала радостная и вместе с тем танцевальная музыка. Эта модная русская мелодия про синий платок сейчас соперничала с «Брызгами шампанского». Том, повинуясь общему позыву, властно взял за руку Араминту и повел ее в танцевальный круг, чувствуя нежность ее невероятно белой кожи.
*
Том лежал на брусчатке. Боль прошла, и серые дома
— Теперь ты понимаешь, что я прав. — Его мягкий голос все больше напоминал шипение змеи. — Но ты ведь хочешь стать могущественным, не так ли?
— Конечно… — пробормотал Том. — Заостренные к небу шпили напоминали сказочный город. Только теперь ему казалось, что в этих башнях цвета мокрого асфальта сосредоточено что-то злое.
— Тогда забудь все разговоры о хорошем и плохом… — прошипел юноша. — Нет ни добра, ни зла, Том… Есть только сила, власть и те, кому, суждено сидеть на троне… Все остальные должны знать…
Он засмеялся и поднял палочку. Снова стал накрапывать дождь, и Том, слыша холодный смех, покатился по мостовой.
Испуганно озираясь по сторонам, Том понял, что заснул одетым на диване. Вчера после танцев и бесконечных разговоров он решил посидеть один в маленьком кабинете, да так ушел в забытье. Часы в форме старинной башни показывали шесть. На круглом ореховом столике лежал его дневник, куда он, не вытерпев, написал вчера. Том открыл тетрадь, взял перо и написал:
Меня снова преследуют видения. Твои мерзкие проделки?
Чернила стали привычно исчезать, уходя в бумагу. Затем из нее сам собой вытек ответ.
Ты прекрасно понимаешь, что у тебя нечиста совесть. Хорошо ли забывать старых друзей?
Риддл усмехнулся и посмотрел на отсвет свечи. Укусив кончик пера он вывел:
Между прочим, я дал тебе жизнь и даже придумал, как ты будешь освобождаться. В благодарность ты должен целовать мне мантию.
Дневник подождал, пока исчезнут чернила, а затем стал быстро выводить:
Ты заточил меня в дорогой тебе (заметь — именно тебе, а не мне!) бумаге. Я должен сидеть и созерцать только белые страницы. А ты? Живешь и наслаждаешься, готовясь щупать нежные бедра Минни. Ты редкий мерзавец, Том Марволо Риддл.
Том хмыкнул и закрыл дневник. Несносный истерик! Дневник все сильнее напоминал ему себя в первые школьные годы. Выйдя из комнаты, парень пошел вниз, любуясь люстрами со сверкающими серебряными цепями. Через некоторое время он заметил в одной из комнат свет. Едкий запах табака подсказывал, что здесь была курительная. Приоткрыв дверь с индийскими рисунками, Том едва не вскрикнул от изумления. В кресле сидела Араминта, раскуривая дамскую сигарету в мундштуке. На этот раз девушка была не в парадном наряде, а в лиловом бархатном платье чуть ниже колен.
— Балуемся сигаретой, Минни? — усмехнулся Риддл с притворным осуждением.
— Я ведь в душе актриса, Том, — улыбнулась девушка, кокетливо повесив на носок крошечную белую туфельку.
— Если тетя Мелания узнает о твоих выходках, она расскажет маменьке, — уселся парень в плюшевое кресло, — А дома для тебя мокнут в ведре длинные розги. — Напротив шкафа висела маска то
ли африканского, то ли индийского колдуна. При взгляде на нее Том поежился, вспомнив, как вскрикнула Лесли, увидев похожую маску в магазине мистера Барнетта.— Много ты понимаешь, — раскраснелась Араминта. — Тетя Мелани меня любит. А ты, Том, — в ее синих глазах загорелся огонек, — мог бы после такого… — замялась она, — поцеловать мне руку!
— Прости? — Том взял с подноса серебряную чашечку для коньяка. — Если мы потанцевали два круга, это, радость моя, ничего не значит.
— Боже, Том, как ты циничен, — томно вздохнула Араминта, смахнув пепел. — И совершенно лишен зачатков совести.
— Совесть — это роскошь, а мы люди бедные, — улыбнулся Риддл. Маленькая ель переливалась в углу свечами в золотой фольге. — И вообще, Минни, целовать курящую девушку — все равно, что облизывать пепельницу.
— Какой мерзавец! — Девушка снова поиграла остроносой лодочкой, продемонстрировав обтянутые чулками маленькие тонкие ножки. — Только попробуй пригласить на танец другую!
— Тогда что? — усмехнулся Том. Рядом в чашечке стояла вода, и он взмахом палочки превратил ее в крепкий черный кофе. Этот искусственный кофе имел, как все наколдованные продукты, неприятный тяжелый привкус, но Тому из-за головной боли было все равно. Вытянув ноги, он стал помешивать кофе ложечкой, в которую превратил завалявшуюся в кармане зубочистку.
— Я бы хотела… — Араминта похлопала ресницами и, потушив окурок, дрожащей рукой взяла другую сигарету. — Чтобы из ее кожи тянули ремни, — мечтательно протянула слизеринка. — Я бы сидела в кресле и наслаждалась этим зрелищем. А потом пристроила бы самый тонкий ремешок на свое платье.
Том усмехнулся, представив себе, как Араминта, восседая на троне, приказывает истязать соперницу. Впрочем, возможно она была права. Убивать негодяев надо с наслаждением, чувствуя удовольствие от каждого их хрипа. Он убивал без удовольствия — как придется. Если бы на их месте оказались Стаббс или миссис Роджерс… Легкие белые шторы закрывали густую зимнюю темноту — ночь, в которой не предвиделось рассвета.
— Кстати, Минни, — спохватился Риддл. — У тебя нет книги о фамильных реликвиях чистокровных родов?
— Ой, Том, не знаю, — смутилась Араминта. — Наверное, есть… Между прочим, — капризно поджала она губки, — наша реликвия — это шлем магистра Альфреда Бэрка, хранящийся в гостиной.
— Целый шлем, — покачал головой Том, словно он говорил с малышкой. — Ты, Минни, как настоящая воительница, не пробовала надевать его в детстве?
— Я его даже не подняла, — хлопнула густыми ресницами Араминта. — Но, возможно, — потушила она, наконец, окурок, — когда-нибудь покажу его тебе.
«А заодно и дверь в свою спальню, — усмехнулся про себя Том. — Из тебя выйдет великолепная шлюшка, малышка Минни». Впрочем, хрупкая фигурка девушки и ее глубокие кобальтовые глаза в самом деле настраивали на обладание этой фарфоровой куколкой. Глядя на нее, Том поймал себя на сладкой и страшноватой мысли, что Минни можно обладать так же, как на той китайской статуэтке.
— Так ты поищешь мне книгу? — поставил он чашечку на стол. Маска смотрела на него неприязненно, но слизеринец только устало потер лоб. Для Араминты, в отличие от Лесли, она была безопасна.