Тень Великого Древа

Меж тем, становилось жарко. Нави смог увернуться от двух залпов, но третий полоснул по судну. Вспыхнули два паруса, огонь побежал по борту.

– Гаси пожар!..

Это было невозможно: вода отказывалась течь! Она повисала в воздухе и разлеталась по ветру, словно мыльные пузыри.

– Вода лишена веса, олухи. Так не потушишь… - шипел Нави.

Небо залило молоком, и обстрел прекратился: судно вошло в облака. Но пожар полыхал, набирая силу.

– Держитесь, я попробую сбить огонь.

– Как?

– Падением!

Он сжал ладонь в кулак, и корабль снова ринулся к земле. Пылающий парус сорвался с мачты, пропал в облаках. С наружной стороны борта бушевал огонь, языки рыскали над палубой, как щупальца чудовища. Дым завивался кольцами вокруг вертящегося судна.

– Не хватает, нужно иначе…

Нави что-то сделал рукою – и корабль лег на борт. Теперь огонь вырывался из-под низу, будто судно лежало на жаровне. Палуба встала вертикально, как стена, люди парили рядом с нею. Миру понесло в сторону, прочь от корабля. Она завизжала, вцепившись в веревку. Шаттэрхенд поймал ее за ногу, притянул к себе. Внизу или вверху, уже не разберешь, металось по ветру пламя. И задыхалось, чернело, превращаясь в дым…

Желудок сделал кувырок, поменявшись местами с сердцем, когда корабль прекратил падение. Отовсюду чадили струйки дыма, едко пахло гарью, фок-мачта и борт покрылись углем. Но судно, расположившись мачтами к небу, постепенно углублялось в облака.

– Капитан Шаттэрхенд, тело владычицы – священно. Это я о вашей руке на моем бедре.

– Виноват, ваше величество. Так я снова повышен?

– Как только уберете руку.

Она подошла к Нави. Какое счастье - обычная янмэйская невесомость, когда ничто не крутится, низ остается внизу, а верх – вверху! Мира почти не замечала неудобства.

– Сударь, вы чуть нас не разбили. О чем задумались над самой землей?

– Простите, ваше величество, я не предвидел вращения. Пришлось вычислить момент инерции, чтобы учесть и скомпенсировать центробежную силу.

– Всего-то?! И это заняло целых две секунды?!

Он повесил нос.

– У корабля неправильная форма. Надо интегрировать по объему, с учетом переменной плотности…

Судя по виноватому виду, Нави не уловил сарказма. Мира погладила его по плечу.

– Прекрасная работа, сударь. Никто не справился бы лучше. Я – ваша должница.

Свидетель - 2

Начало сентября 1775г. от Сошествия

Фаунтерра

Блестящие полки Адриана Ингрид Элизабет входили в Фаунтерру – вторично за месяц. В первый раз их ослепительный марш был приурочен к свадьбе, и Адриан, как подобает высокородному жениху, приехал последним. Но теперь он двигался во главе войска на белоснежном коне, одетый в лазурь и багрянец, под славным знаменем империи Полари. Его окружала отборная гвардия при искровых клинках, а следом звенела рыцарская кавалерия. Кони скалились белыми зубами, могучие ноги высекали подковами искры. Рыцарские копья царапали небо остриями, и от каждого древка развевался по ветру гербовый вымпел. Доспехи сияли, как зеркала, пламенели плащи, красовались плюмажи на шлемах. Офицеры так надменно задирали носы, что, кажется, не видели дороги. Рядовые всадники выпячивали челюсти, держа на лицах торжественную маску, но порой позволяли себе взгляд на горожен, или даже взмах руки. В эти моменты толпа зевак взрывалась восторгом.

– Победители орды! Слава нашим защитниками! Ура-ааа!..

Под ноги коней летели цветы и перья, женщины размахивали шляпками. В каждом окне стояли иконы или праздничные фонари. Над улицами, будто в день Сошествия, тянулись гирлянды. Рыцарские копья цепляли их и волокли за собой… Город праздновал триумф.

– Слава Янмэй! Слава Адриану!..

Правда, тут и там злые языки шептали всякую мерзость. Дескать, вовсе не Адриан, а Несущая Мир заложила основы победы. Это она мобилизовала войска, она же придумала способ разделить орду на части, даже рискнула и лично послужила приманкой. А Адриан вовсе сражаться не хотел, да и вообще, он всего лишь бургомистр, а владычица – Минерва.

– Взгляните на него, - ворчали циники-острословы, - где Вечный Эфес, где диадема Солнца? На боку обычная шпажонка, вместо гвардии какие-то шаваны. Разве это император?..

Но грохот триумфа заглушал дурные голоса. Счастье же – орда разбита! Слава спасителям!..

Блестящее подтверждение победы не заставило себя ждать. Окруженная искровой стражей, на улицы вступила колонна пленных. Смуглолицые, узкоглазые шаваны ковыляли по мостовой, связанные друг с другом, неуклюжие, как стреноженные кони. Большинство из них не могли поднять глаз от униженья и стыда. Шаваны живут в седлах и ненавидят касаться земли ногами. Зная об этом, Адриан велел гнать пленных без обуви и штанов.

Фаунтерра притихла от такого зрелища. Многие зашептали: это уж слишком! Несущая Мир никогда не издевалась над пленными. Лорд-канцлер и вовсе их отпускал… Но другие ответили: вспомните, что эти гады творили в Альмере! Мало унизить их, надо вздернуть на веревках! Слава спасителю, смерть лошадникам!.. Под ноги пленным полетело гнилье и навоз, вскоре добавились и бутылки. Битое стекло усеяло мостовую.

– Вот вам, мерзавцы! Вот вам Фаунтерра!..

А новая забава уже шла на смену прошлой. Хмурые ряды военнопленных разорвал алый квадрат копейщиков. Солдаты с искровым оружием сопровождали две телеги. На них стояли пирамиды, сбитая из балок, а к каждой пирамиде был привязан голый человек. На первый взгляд, эти дикари не отличались от остальных: такие же грязномордые лошадники. Но почему их раздели целиком, а не только сняли штаны? Зачем водрузили на телеги и привязали так туго, что балки буквально вмялись в тела? И почему у одного из них отрублена правая рука?

– Глядите: Персты! Персты Вильгельма!..

Верно: на козлах, рядом с возницей, в раскрытом ларце сиял белизною Священный Предмет.

– Так это ханиды, перстоносцы! Худшие из еретиков!

Толпа жадно пожрала их взглядами. Самая сладкая перемена: когда страшный и грозный враг становится слабым и жалким. Ханиды имели крепкие тела, мускулы бугрились под смуглой кожей. Какими жуткими они были прежде, скача верхом на вороных конях, изрыгая потоки пламени! Теперь – связанные, голые, и члены сжались, как стручки.

– Вот вам, получайте!

Самые дерзкие горожане стали швырять в ханидов нечистоты.

Один перстоносец – тот, что сохранил обе руки, - оказался молод и в каком-то смысле даже красив. Если б отмыть его и одеть, и заставить по-доброму улыбнуться – может, не всякая барышня убежала бы. Впрочем, миловидность не спасла пленника.

– Глядите, у него рука на месте! Если вырвется, сможет стрелять. Бей его!

В красивого шавана полетели не комья навоза, а кое-что похуже: камни да поленья.

– Уймитесь, - крикнул офицер охраны, - владыка просил сохранить живьем.

Но видно было: офицер и сам не прочь угостить пленника нагайкой.

Так и двигалась по Фаунтерре победоносная колонна, пробуждая в горожанах самые разные чувства - от гордости, злобы и восторга, до постыдного сочувствия к врагу. Но у Престольной Цитадели, перед началом Купеческого спуска, она наткнулась на препону. Группа высокородных рыцарей с гербами Южного Пути загородила дорогу, и адриановы полки остановились – ведь среди рыцарей была жена владыки.