Тень Великого Древа
Шрифт:
Шут сопроводил объяснение показом. Кости отбили сочный перестук о дерево стакана и резво выкатились на столешницу. Выпала пара троек.
– А можно еще так.
Менсон смахнул кости в стакан, крутанул им над головой – и с размаху грянул на стол, аж подпрыгнул сервиз. Стакан встал крышкой над костями, и шут не спешил его убрать.
– Пока чисел не видно, присутствует интрига. Коли хочешь сказать что-то важное – теперь самое время. Или просто глянь орлом: мол, я - любимец удачи! А потом – чик…
Он сдернул стакан, обнажив кости. Было две пятерки.
– Видишь: мне часто
– А кто побеждает? – уточнил Адриан.
– Ясно, кто: у кого выпало больше!
– Разве это зависит от твоих стараний? Нужно как-то хитрить, подворачивать тайком?
– Нельзя хитрить – побьют или в канаве искупают.
– Но тогда каков интерес? Мастерство и ум не значат ничего, победителя определяет случай.
Менсон хлопнул в ладоши:
– В том и азарт! Никаких долгих планов, один миг – и все решилось! Только удача и отвага, а прочее – за бортом.
– Не понимаю прелести игры, в коей нельзя достичь мастерства. Но ради тебя готов попробовать. Итак…
Владыка поставил один эфес, повертел кости в стакане, неловко метнул - одна выкатилась прежде времени и встала на единицу. Менсон позволил перебросить, но результат опять вышел плачевен: два и три. Шут выкинул три-пять и забрал себе адрианов золотой.
– Это хорошо, владыка, что ты первым спустил. Я-то пришел без денег, теперь хоть будет на что играть.
Он тут же бросил на кон полученный эфес - и приобрел второй. Поставил оба, нарастил на еще два. Спросил:
– Нельзя ли разменять по мелочи? Чувствую, теперь отвернется.
– Не желаю мелочиться, - возразил император.
– Будь любезен, поставь все четыре.
Менсон поставил и выкинул три-шесть, Адриан – пару двоек. Шут забрал деньги.
– Забыл предупредить, владыка: боги не любят тех, кто спорит о ставках.
– Хорошо, продолжим по елене.
Едва ставки снизились, удача перешла к императору. Монету за монетой он стал возвращать потерянные деньги. Менсон бурно переживал каждый проигрыш: бил себя по лбу, обзывал старым ослом и даже свешивался с балкона, чтоб погрозить кулаком подземным богам. Адриан метал ровно, почти без азарта. Стало ясно, что игра для него – лишь повод к беседе.
– Мой друг, нам бы нужно обсудить. С моего возвращения что-то не заладилось меж нами. То выпады, то обиды, то молчание с упреком… Я хочу исправить это.
– Нечего исправлять! – шут отмахнулся стаканом с костями.
– Колпак и корона дружны, как всегда!
– Боюсь, имеется трещинка. У меня к тебе возникли вопросы. Поди, и у тебя ко мне.
Менсон сказал серьезнее:
– Коль так, начинай первым, владыка.
– Начну. Два вопроса имею, один из них – Минерва. Дошли до меня слухи, что ты был ей не то советчиком, не то наставником. Девица прислушивалась к тебе. Верно ли это?
– Да, владыка.
– Почему же она отказалась мне подчиниться? Ты прекрасно знал, что я жив-здоров и направляюсь в Фаунтерру. Было бы хорошо, если б Минерва преклонила колени предо мной. Разве ты не мог научить ее покорности?
– Согласись, владыка: научить можно лишь тому, что умеешь сам.
– Коль не покорности, научил бы чести. Напомнил бы, кто законный император, а кто – кукла
на троне. Или с этим тоже имеешь затруднения?– По чести… - Менсон шмыгнул носом. Чертов ветер пробирал даже сквозь плащ. – По чести я так рассудил. Минерва – хорррошая девушка. Где-то глупая, в чем-то неопытная, но янмэянка, как ты и я. Она кучу всего успела сделать. При дворе навела порядок, наполнила казну, в суде держалась молодцом…
– Я сполна наградил бы ее, как верного вассала. Но ты научил ее дерзости и своеволию.
– Не так, владыка. Минерва запуталась, ее раздергали все, кому не лень. Я придал твердости: решай сама, как знаешь; выбирай то, во что веришь. Она и решила.
– Зачем было давать ей выбор?
– Зачем давать выбор янмэянке?.. Прррости, владыка, я не понял вопроса.
Адриан заметил, что кости уже давно дожидаются его. Метнул мимоходом, забрал очередную монету. Сказал:
– Хорошо, пускай. Перейду ко второму делу. Кто хозяин в твоем доме – ты или жена?
Менсон нахмурился, подергал бородку.
– Мы с Карррен… - прорычал он. Странное дело: со дня крушения поезда Менсон не коверкал слова. Ульянина Пыль избавила его от этой хвори, но сейчас почему-то вернулось.
– Я люблю жену, владыка. Помнишь, при Мелоранже ты спросил: «Чего хочешь, Менсон?» Я сильно растерррялся, не смог выбрать желание. Но тогда я не знал, что Карен жива. Теперь бы не путался в ответе: хочу быть с нею до конца дней.
– Это мне ясно. Спросил о другом: кто у вас хозяин?
– Ну уж… - Менсон для оттяжки повертел и бросил кости. Выпал дубль на четверках. – Мы-то сколько лет пробыли в разлуке… Отстроились, отвыкли, теперь надо вновь притираться. Да, бывает, искры летят. В целом-то я главный, но иногда и Карен упрется рогом или встанет на дыбы. А разве это плохо, что у дамы есть характер? Покорную овцу я б не смог любить.
Адриан метнул и перебил бросок шута.
– Друг мой, не хочется ранить тебя напоминанием, но ты – мятежник и цареубийца. Готовился свергнуть моего отца, а родня Карен во всем помогала.
Шут выкрикнул:
– Жена – невиновна! Я поклялся тебе!
– Видишь ли, какой нюанс. Безгрешный человек на месте Карен опасней виноватого. Преступник, коего наказали по заслугам, а после выпустили на волю, чувствует стыд и радость свободы. Он может быть преданным своему спасителю. Но тот, кто был наказан невинно, жаждет мести. Душа, отравленная обидой, делает его крайне опасным существом.
– Карен не на тебя злится, владыка. Не ты же ее наказал!
– Можешь ли поклясться головой, что Карен ничего против меня не замышляет?
Менсон стукнул себя пальцем по шее:
– Лежать мне на плахе, если не прав.
Владыка прищурился:
– Поклянись не своей головой, а ее.
– Это в каком же смысле?
– Хочу ясного понимания, мой друг. Если Карен провинится, я не стану спрашивать с тебя. Спрошу с нее. По всей строгости.
– Владыка… - Менсон стиснул свою бороду в кулак, дернул аж до боли. – Владыка, не будь таким! Мы тебе - никакого вррреда!..
– Вот и прекрасно, - улыбнулся Адриан. – Пускай так останется впредь. Коль ты хозяин в семье, проследи за супругой.