Тео. Теодор. Мистер Нотт

— Хорошо, что никто не повредил мётлы, — проворчал он, уже отдавая Тео список студентов. — Митчелл сказал, что у них кто-то в клочья разорвал «Чистомёт» вратаря! Дураки, а вроде дом умников.

Теодор не знал наверняка, была ли у Снейпа лицензия обливатора, но из слов гриффиндорца он сделал вывод, что поработал он правильно.

После обеда они с Джинни успели немного прогуляться и обсудить темы шестикурсников по трансфигурации — работа с жидкостями звучала сложно и для самого Нотта, а тем более трансфигурация из воздуха, и он с радостью помог Джинни, выбравшей предметы профиля артефактора. «Чтобы быть как папа и близнецы!»

Тео и сам с удовольствием бы занимался артефакторикой. Магия времени, такая, какую использовали маховики, завораживала его.

Но он уже был политиком, хотел он того теперь, или не хотел.

***

Не менее спокойно прошёл и отбор в команду Хаффлпаффа — на испытания пришло лишь два человека, кроме остального, уже слётанного, пусть и достаточно слабого состава. Смит отобрал в итоге охотником третьекурсника Эррина, а его подружка осталась на земле, чему не особо расстроилась, и вечер Тео провёл в башне префекта, разбираясь с расписанием ванной префектов.

Третья неделя школьных будней началась с похода в Министерство. На этот раз ему не нужно было использовать дополнительное разрешение директора, достаточно было предыдущего. Недостатком была компания, навязавшаяся к нему в холле. Профессор Алекто Кэрроу была гораздо спокойнее своего взбалмошного брата, но столь же уродлива и жестока. К его молчаливому сожалению, именно она должна была стать представителем Хогвартса в тот понедельник.

— Скажите, мистер Нотт, — обратилась она к нему, когда они уже шли к границе аппарационного барьера. Её голос был столь же визглив, сколь был голос её братца, но при этом она умудрялась быть холодна в своих словах. — Вы не выбрали маггловедение, но защищаете грязнокровок. Почему?

— Почему что? — уточнил он. — Профессор.

— Почему вы защищаете их, не зная, где они живут, — пояснила она. — Всё равно, что защищать оборотней, зная лишь о том, что некоторые из них спасают маггловских детей от смерти в младенчестве.

Тео впервые услышал о таком факте и озадачено хмыкнул.

— Видите ли, профессор, — пояснил он после долгой паузы, — я имел несчастье соседствовать с маггловскими поселениями половину своего детства. Худшую половину. И это дало мне твёрдые основания магглов не любить. Мне не нужно изучать их вновь, слушать про подземку и самодвижущиеся телеги, когда я знаю это не понаслышке.

— Не любить магглов? — она делано удивилась. До барьера оставалось меньше полусотни шагов, и Тео намеревался аппарировать тут же. Любой разговор с любым из двоих Кэрроу был ему априори неприятен. — Вы же главный защитник грязнокровок в замке. Студенты нашего с вами дома не скрывают своего удивления от этой позиции.

«Если и не скрывают, то не передо мной», — подумал он гневно, вместо того сказав:

— Конечно, я не люблю магглов. Они живут вне магии, не подозревают о ней, а если встретят — захотят её подчинить или уничтожить. Именно поэтому я выступаю за то, чтобы как можно сильнее интегрировать, включить, понимаете? Включить в наше общество тех, кого мы веками выталкивали обратно, в мир ненавистных мне магглов.

— Вот как, — сухо заключила она. Лёгкое касание пёрышка к каждой частичке тела говорило о том, что барьер они перешли. Ещё неделю назад такого ощущения не было, но Тео не тешил себя иллюзиями, что только они с Джинни слышали раскаты грома от магглолётов в небе. Директор не мог не принять мер. — Что же. Необычная позиция. Но лучше бы вы не боялись признать, что магглов нужно уничтожить.

Она мерзко улыбнулась толстыми губами. Тео предпочёл аппарировать в Атриум Министерства вместо того, чтобы отвечать на её слова.

***

Заседание Визенгамота началось с того, что Яксли, взывая к совести представителей Ирландии, потребовал от них призвать магов второго по величине острова их архипелага к прекращению сопротивления и смирению. Перепалка между магами, выраженная в апелляции к различным формулировкам предложенной к принятию резолюции Визенгамота, продолжалась больше часа, и Тео успел десяток раз в голове прокрутить и диалог с Алекто Кэрроу, и письмо Принца, и то, что собирался сказать, если вдруг столкнётся лицом к лицу с ним, Дину. Который по-прежнему жил в Актоне, обслуживаемый эльфом Дерри, затихарившимся в Норе у Уизли.

Следующим вопросом, когда итоговая резолюция с призывом к миру всё-таки была принята, стал поднятый Персивалем Уизли вопрос регламента. На этот раз Уизли был единственным представителем своей семьи в зале, лорда Руперта не было, и этот факт тревожил Тео. В ответ на громовещатели, отправленные после событий предыдущей недели, оба близнеца написали пронзительно лживые записки, открещиваясь от участия в радиопередачах сопротивления.

Теодор знал, что это было ложью, потому что это не могло быть правдой.

Персиваль указал, и совершенно справедливо, что Визенгамот в последние годы в основном собирался по вопросу рассмотрения судебных тяжб и вопросов от членов магического сообщества. Наследование, имущественные споры, суды над преступниками, которые попадали под юрисдикцию собрания, всем этим заседатели Высокого и пэры Низкого Визенгамота не занимались уже без малого два месяца, с момента августовского переворота в Британии и падения Барьера.

Атмосфера в зале в целом слегка изменилась, как чувствовал Тео. Будто бы испуг и страх, довлевшие над волшебниками предыдущие недели, если и не испарились, то значительно ослабли. Никто не выглядел способным оказать открытое сопротивление, никто не выглядел бросающим вызов, но и условная «партия» безоговорочных соглашателей сильно уменьшилась. Лорды Верхнего Визенгамота, начиная от Макмиллана и заканчивая Диппетом, словно бы проснулись. Они брали слово, поднимались и давали свои комментарии. Иногда бессодержательные, иногда совершенно соглашательские по духу, но издевательские по форме.

Словом, будто бы осознав, что никакие Пожиратели, никакой Тёмный лорд не может себе позволить разрушить всю легитимность режима Магической Британии, и не может отказаться от Визенгамота как ключевого, традиционного столпа этой легитимности с момента упразднения отдельной Палаты лордов полвека назад, эти самые наследные лорды начали свою политическую игру.

К концу дня Визенгамот принял поправки в регламент заседаний: теперь они должны были обязательно рассмотреть не менее одного дела каждое заседание в первоочерёдном порядке. Фактически, предложивший это лорд Коннорс, сам по себе являвшийся полукровкой, заложил определённую формалистическую бомбу, о которой Яксли почему-то подумал уже после принятия поправок. Любое рассмотрение дела могло длиться бесконечно долго, и на памяти Тео такие были — тот же спор за наследство Гонтов, который так и не был разрешён.

Но аргументация Коннорса была железной. Он указывал, что министр Тафт, продавившая решение об объединении Палаты с функциями магического суда, восстанавливала справедливость, нарушенную в девятнадцатом веке лордом Блэком, сын которого стал директором Хогвартса едва ли не в обход Попечителей — тогда Блэки были в зените силы. Палата лордов отделилась от низкородных представителей специально, чтобы принимать решения для магического мира, и к середине двадцатых годов двадцатого века перестала принимать какие-либо решения вовсе, слишком полярные были мнения у лордов. Тафт действовала из благих побуждений, пусть и оскорбила поборников чистокровности, отменив ценз родословной для лордов Высокого Визенгамота, которых едва не стало те самые двадцать восемь. С возвращением полномочий принимать решения Визенгамот стал гораздо могущественнее, но бесконечная волокита дел позволила в действительности министрам узурпировать всю власть на себя.