Тео. Теодор. Мистер Нотт

Особенно в свете происходящих событий.

С уважением, Т.Н.»

Ещё одно письмо он написал мистеру Уизли, который прислал короткую записку.

«Конечно, как один наследный член Визенгамота другому наследному члену, я не могу не отметить, что ваши слова революционны», писал Артур Уизли. Теодор поблагодарил его за внимание и пообещал в будущем представить более подробно изложенные мысли.

Пока он «страдал бумагомаранием», Дин убежал к семье, с которой отношения у него становились всё более прохладными, а Артур засел за рисунками. С его позволения они установили контакт по переписке с Изольдой, которая мило покраснела при прощании с Артуром и Теодором.

— Ничего не могу поделать, — объяснял он, проглатывая едва прожёванный бутерброд. — Я буквально теряю голову, когда красивая девушка начинает говорить вещи, в которых я ничего не понимаю. Это я теперь понимаю, — говорил он, — почему мне эта Перкс так запала, именно поэтому! Я полгода таскался в библиотеке за Грейнджер, пока они с Поттером не начали обжиматься, у меня… всё в движение приходит, когда они умные вещи говорят!

— Но-но! — одёргивал его Теодор на правах старшего кузена, посмеиваясь. — Никаких движений в ближайшие восемь лет!

— В Британии — шесть! А ей тут понравилось, — дерзил Артур в ответ.

Последним делом, которое Тео откладывал до последнего, было связано с «движениями» уже отца. Бумаги в семейном сейфе Гринготтса жгли руки — иносказательно, конечно. Он не хотел бы обнаружить, что отец изменял матери до его рождения, или, например, того, что какой-нибудь Томас окажется его родным братом по отцу.

Впрочем, у Томаса дядя, как он рассказывал, должен был пойти в Хогвартс — но погиб по пути.

Бумаги, о которых говорил отец, представляли собой записи в маггловской истрепанной тетрадке. Там были перечислены адреса, имена (не везде) и даты в две колонки: первая стояла за девять месяцев до второй, а во второй в скобках был год поступления в Хогвартс потенциального ребёнка. Теодору мерзко было даже думать о таком детальном подходе к фиксации всех похождений на несколько страниц убористой таблицы, однако он, преодолевая сомнения, решил отправиться тридцатого августа по первому адресу. Отец записывал всё в хронологическом порядке, и первая запись значилась восемьдесят третьим годом, маем — то бишь, если от той связи кто и родился, то он или она могли бы пойти в Хогвартс этим сентябрём.

Уолворт был странным маггловским районом, где магия почти не ощущалась. Бедные, запущенные многоэтажные дома, возле которых играли неопрятно одетые дети, молодые мужчины и женщины, праздно шатающиеся по улицам и явно торгующие телами, в целом это было гораздо хуже Актона.

Добравшись до места, которое значилось первым адресом из списка, Теодор неуверенно постучал в дверь.

— Кто там, — спросил грубый старческий голос.

— Прошу прощения, я могу увидеть Амелию или её ребёнка?

Ответом ему было гнетущие молчание.

— Кто ты такой, мальчишка? — распахнулась дверь. Красноносый старик с язвами на лбу, явно пьяный, в одном белье, смотрел на него с явной ненавистью. — По какой причине тебе есть дело до моей девочки? Она умерла родами, сгорела, это проклятое дитя её выпило изнутри! Откуда ты знаешь про него, говори, ну?!

Теодор отпрянул под неожиданным напором старика.

— Я… я не хотел. Я не знал! Всего хорошего!

— А ну стой, мальчишка!

Теодор бросился бежать, но едва он пробежал два дома, как в боку снова закололо, и ему пришлось перейти на шаг. Вроде бы никто не преследовал его, но крики старика, казалось, продолжали звенеть в его ушах. Проклятое дитя, которые одарил Амелию чистокровный маг Магнус Нотт, высосало все соки из это девушки. Нерождённый маг — а сколько их, нерождённых магов, умерло в Британии из-за его семьи? Сколько записей в тетрадке отца были могилами на кладбищах?

Вернувшись домой, Теодор выпил купленное по случаю зелье Сна без сновидений, чтобы отпустить эту ситуацию. Не помогло.

***

До вокзала ребята добирались так же, как и в прошлые годы — на маггловской электричке. В этот раз Дин всю дорогу прикладывал к щеке холодную тряпку, которую ребята по очереди украдкой заколдовывали, пока никто не видел. Кинжал вернулся домой, и Томас со своим чемоданом попал под горячую руку. Оказалось, что не все проблемы сводные братья решили друг с другом, и Дину перепало по лицу.

Кингс-Кросс встретил их холодным туманом и дождём, и зонт-трость пригодился вновь. Теодор поднял свои вещи в вагон, а затем дождался прибытия большого семейства Уизли, чтобы помочь занести вещи Джинни. Она отклонила его приглашение сесть в одно купе с ним (впрочем, это не слишком расстроило Теодора), предпочтя общество своих подружек, которые у неё, в пику осени её первого курса, уже давно были.

Самого Теодора, едва лишь поезд дёрнулся и начал набирать ход, озаботили гораздо более важной по мнению вопрошающих темой клуба самообороны без противника. Количество желающих присоединиться к клубу только выросло — Тюбер написал, что индейцы подписали сделку даже на больший объём, чем ожидал Мартин, и большую часть времени гости из МАКУСА рвались обсуждать идеи, озвученные Ноттом. Несмотря на следующие события, финал Чемпионата и беспорядки, просочившиеся в прессу за авторством всё той же вездесущей Риты Скитер, слова Теодора не остались незамеченными.

— А вот и клуб сквиболюбов, — ощерился, вваливаясь в чужое купе, Драко Малфой. Выглядел он, откровенно говоря, не слишком хорошо. Круги под глазами выдавали нарушения сна, взъерошенные волосы и сдвинутый на бок галстук — множество волнений, отвлекавших его. — Что, когда планируете свадьбу с Филчем, мистер Нотт?

— Драко, — ласково улыбнулся ему Невилл, который стал к четырнадцати годам представлять собой не увальня, но подтянутого здоровяка. Виновен в этом был Криви, насоветовавший ему ещё зимой бегать по утрам, и результат был на лицо. — Скажи, кто тебя так обидел, что ты так плохо выглядишь?

— Идите к Мордреду, — скривился Малфой и захлопнул дверь купе.

В итоге внеурочное собрание клуба в купе постановило расшириться на всех желающих, для чего Бут вызвался внести изменения в Устав клуба, утверждённый директором. Это было не слишком хорошим решением, как казалось Теодору, но он уже сам дал своим друзьям понимание, как они будут жить в этом году, ещё на прошлых рождественских каникулах.

В Хогвартсе за столом преподавателей было чуть больше людей, когда студенты расселись после поезда, чем в прошлом году. Людо Бэгмен, бывший квиддичист, куратор спорта в Министерстве, соседствовал с Хагридом, а по левую руку от профессора Вектор сидел усатый Бартемиус Крауч, недовольно взирающий на шумных студентов.

Школьники шушукались, пересказывая друг другу сплетни, а Дамблдор медлил, не начиная церемонию Распределения. Одно из мест за столом явно пустовало. Небо в Трапезном зале соответствовало погоде на улице, портившейся с каждой милей поезда на север, и периодически там сверкали молнии.

Наконец, профессор Макгонагалл ввела новых кандидатов на распределение. Их было заметно больше, чем в прошлые года, что приятно впечатлило Теодора, а многие слизеринцы старших курсов, переглядываясь, то и дело кидали на него заинтересованные взгляды.

— Отличная идея, Нотт, — заявила ему вдруг Паркинсон. — Давай такие почаще. Через пять лет на нашей ферме будут трудиться аж трое мальчишек из Лютного, отрабатывая учёбу в Хогвартсе. Мне кажется, за это ты заслуживаешь ордена Мерлина, или хотя бы премии.

За прошедшие три года они говорили друг с другом едва ли десяток раз, и едва ли раз это было вне учебы — поэтому столь длинная фраза Паркинсон шокировала Теодора до глубины души. По глазам сидящего неподалёку Малфоя он видел, что точно так же это шокировало и его самого; впрочем, Теодор заметил, что мизинцы Малфоя и Паркинсон более не украшали одинаковые парные колечки. Это говорило о многом.