Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Вот так и стояли настоящие школьники и школьницы посреди ставшего сейчас таким маленьким огромного зала, источая невыразимое зловоние, и слушали, как Москаленко ругает из на чём свет стоит.

Он много тогда всего сказал, но одно я запомнил совершенно отчётливо: «Вы – надушенные и напомаженные громилы!».

Это была правда.

Боже, как я отвлёкся! Мне же ещё про Глеба и легионеров закончить надо!

Я же только вот на минуточку…

О спорте в нашей школе только хотел рассказать, об отношении к нему – точнее.

А ведь мне ещё про тонино рабство рассказывать!

И ведь я в эту дурацкую интермедию про трушников ещё хотел вставить свои рассказы о…

Да бог знает о чём!

Ладно, о гламурных чеченах, еврейских гопниках, трушниках-качках и трушниках-панках (это были очень гламурные панки, я вам скажу), а также о нашем antisexual moverment, эстетизации ожирения в трушнической среде и особенностях однополого секса в нашей школе – я вам расскажу потом.

А пока вернёмся к делу!

Помимо настоящих школьников со всеми их этими закидонами, с их специфической моралью и не самой обычной для нашего общества эстетикой, – водились у нас и обычные ребята, которым просто было тупо влом заниматься спортом.

Тут ничего принципиального. Эти-то ребята вовсе не боялись зашквариться об цивильный, видите ли, спорт, – в отличии от настоящих школьников. Да и отращивать пивные животы они как правило не стремились (а если стремились, – то значит уже переставали быть просто пацанятами какими-то и становились кандидатами в трушничество).

Просто им было лень.

Лень бегать по утрам, лень качать пресс, лень работать гантелями или отжиматься.

Да что там!

Помню, один из этих лентяев от школы до дома и наоборот добирался всегда только на автобусе, хотя жил-то всего в двух остановках от школы.

Лень ему было пятьсот метров утром пройти и пятьсот днём!

Всё на диване своём валялся как Обломов, на планшете в стрелялки играл да чипсы лопал. Так и помер он от инсульта на этом несчастном диване. Было ему всего-то шестнадцать лет.

Имени этого парня я не знал никогда. Его у нас все звали Длинным.

Красивым он не был, а потому не будем о нём.

Вообще у нас в школе инсульт был довольно частым явлением. Не всегда, конечно, со смертельным исходом, но да, случалось. И довольно часто, надо сказать.

Но помимо настоящих школьников (и кандидатов в настоящие школьники), которых у нас было как хунвейбинов в Китае шестидесятых, и просто лодырей, которых было ощутимо меньше, – водились в нашей школе и те, кто серьёзно так занимался спортом.

Таких было очень немного.

Их-то Тоня и делала своими легионерами.

Да, должен сказать, в хозяйстве у неё вечно ощущался более или менее острый дефицит легионеров. Их всегда не хватало.

Тоня на это постоянно жаловалась, но сделать ничего не могла.

Даже потом, когда дела пошли на лад, и корпорация разрослась до воистину умопомрачительных размеров, – решить проблему тотальной нехватки гладиаторов так и не удалось.

Из немногочисленных быков Тоня выжимала все соки.

Работали они у неё в основном на даче. В городе и без этих силачей справлялись. А вот в деревне без них было не обойтись.

Это они разгружали автомобили, батрачили на бесконечных стройках, пахали землю, таскали воду и так далее. Все самые тяжёлые, грязные и попросту смертельно опасные работы Тоня взваливала на них.

Конечно, работать как вол по двенадцать, а нередко и по четырнадцать часов в сутки – это для здоровья явно не шибко полезно.

Но если бы только работа!

Гораздо страшнее была награда, какую получали гладиаторы за упорный труд.

Думаю, вы уже догадались, что это была за награда, но всё равно скажу.

Это была водка.

Водка, конечно!

Водкой, как я уже говорил, у нас называли любой крепкий алкоголь. Вот этим самым крепким алкоголем их и награждали.

У Тони по этому поводу всё было чётко совершенно: передовикам производства полагалось наливать дополнительно.

И чем больше работал человек, – тем больше ему наливали.

И не только наливали. Выпивкой премиальные не ограничивались.

Легионеры задаром получали табачное курево.

Обычно им выдавали самые дешёвые контрафактные сигареты. Такие Тоня оптом закупала у каких-то знакомых лаварей.

Помню я, как выглядели эти сигареты. Помятые пачки из дешёвой и почему-то всегда влажной бумаги. Бумага была дрянь, но рисунки на ней были красочные. Будто и не сигареты внутри, а кислота. Да, такие рисунки обычно на марках ЛСД в Америке делают. Лубок какой-то, ей-богу.

Но если Боженко почему-то не могла закупить очередную партию этой дряни у цыганских барыг, – то легионерам выдавали вместо покупных свои собственные табачные изделия. Это были папиросы с тониной фабрики.

Но их просто так выдавали редко. Дорогие уж больно они были. Отдавать их задаром Тоня жмотилась.

Ну, бухло и курево – это основное. То, что выдавалось если и не каждый день, то уж во всяком случае часто.

Намного реже выдавались наркотики. Это обычно бывало по праздникам.

Все эти вкусногадости (так у нас называли те продукты, которые вроде как вредные, но без которых настоящему школьнику не жить: водка там, табак, наркотики всякие разные, киевские торты), разумеется, Тоня выдавала далеко не по доброте душевной.

Так она, во-первых, стимулировала своих невольников больше работать меньше отдыхать.

Ну, а во-вторых, когда она, к примеру, велела налить Глебу лишний стаканчик контрафактного виски, – она только и думала о том, что Глеб скоро сопьётся и вынужден будет покупать у неё спиртное за деньги.

Поэтому даже самые трудолюбивые из рабов не могли рассчитывать на полноценную премию.

Так, у нас в школе многие выкуривали по две-три пачки сигарет в день. И притом это были большие пачки, штук на двадцать сиг.

За хорошую работу же получить можно было ну максимум одну пачку контрафактных сигарет в день. И в пачке этой обычно было десять-пятнадцать сигарет.

То же самое творилось и с алкоголем.

Хоть в лепёшку ты перед Тоней расшибись, – а больше одного дополнительного стакана в день не получишь.