Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Боже, в какое возбуждение он меня тогда привёл!
Это было чертовски сексуально!
Жил Юханов недалеко от меня. Его дом стоял прямо у метро Фили.
После школы, помню, я частенько забегал к нему минут на тридцать, и мы предавались чистому разврату.
Ах, спасибо тебе, содомский грех!
Всё же содомия – это счастье.
На квартире у Ярика вообще часто собиралась едва ли не вся школьная sodomitische Kompanie, как называла нас Нина Ивановна.
Боже что там творилось!
Нет, вы себе этого представить не сможете. Об этом
Хотя ладно. В общих чертах описать это нечто я попробую.
Это были настоящие оргии!
Грязные, жестокие и пьяные.
Виденные мною там картины как-то невольно поднимали в памяти рассказы о повседневной жизни лондонского андеграунда в шестидесятые.
И первое, что приходит на ум, когда я рассказываю обо всех этих кошмарах, – так это грязь. Жуткая, просто абсолютно нестерпимая грязь в квартире Юханова.
Грязь эта воцарилась там лишь на время оргий, но ощущение бывало такое, что она всегда была на своём месте, едва ли не от сотворения мира. Да, грязища была жуткая как в наркопритоне каком-нибудь.
Жесть полная.
Журналистов с НТВ привести не стыдно.
Грязища эта, доводившая меня своим видом до озноба и дрожи, – была обусловлена другой особенностью этих кутежей. Речь идёт о непрерывном пьянстве и потреблении различных веществ, которыми всё это дело сопровождалось.
А оргии эти продолжались долго. Родители Ярика часто уезжали куда-то по своим родительским делам, притом уезжали обычно надолго: на неделю, на две…
Всё это время, разумеется, в оставленной квартире не стихали самые безбожные страсти. Юханов и его друзья только и делали, что всё это время обжирались и пьянствовали, курили марихуану и кололись героином.
Героин, правда, пробовали не все, но вот коноплёй баловался каждый.
Нет, вы можете себе это представить! Маленькие довольно-таки дети (Ярику тогда было 11 лет) жрут водку, курят гаш и неустанно совокупляются.
Притом длится это всё не день, не два, а неделями!
Нет, не так.
Не-е-еде-е-елями!
Вид со стороны это, честно говоря, имело совершенно психоделический.
Участники этих жутких сборищ проводили время так: проснулся, водки выпил, пожрал чего-нибудь, сексом позанимался, опять выпил, опять пожрал, траву покурил, снова пожрал, ещё выпил, заново уснул.
Можно переставлять в произвольном порядке. Суть от этого не меняется.
Так проходили недели...
Квартира, разумеется, за это время нещадно загаживалась, а потом ускоренно приводилась в порядок.
Я хотел бы сказать, что никогда и нигде таких оргий больше не видел.
Но сделать так, – значит покривить душой.
В действительности эти юхановские сборища мало чем отличались от бесчисленных оргий, которые устраивались тогда и устраиваются сейчас моими соучениками.
В 737-й каждый, у кого родители хоть на пару дней отлучались из дома, – обязан был устроить оргию.
Именно обязан. На это смотрели не как на прихоть или желание, но как на долг по отношению к коллективу.
Уклонизм
в таких делах наказывался страшными побоями. Тот, кто отказывается звать ребят к себе домой, – отбивается от коллектива и нарушает субординацию.А это совершенно недопустимо!
Нарушение субординации – это табу, притом абсолютное.
Школота сильна своей сплочённостью. Только благодаря этому своему качеству ученическая масса может противостоять террору со стороны учителей и всяких монстров, типа Нины Ивановны.
Поэтому всякий, кто отбивается от коллектива, –портит общее дело и помогает врагу.
А этого у нас не любят.
Лучший пример этой самой ученической сплочённости – это, пожалуй, коллективный саботаж домашних заданий. Суть в том, что, если кто-то один домашку не делает, – ему просто влепляют без разговоров пару. Если же целый класс систематически не делает домашние задания, – то ставить двойки всем учителя не могут, ибо это ухудшает статистику.
А на статистику у нас в школе молятся.
Учителя и их монструозное начальство, понятное дело.
Школоте-то плевать.
Но уметь использовать слабости своих врагов – величайшая сила. Не использовать же их – величайшая глупость.
Аналогичным образом целые классы прогуливают какие-то отдельные уроки или школу вообще, игнорят и третируют некоторых учителей. Осуждать такую практику, разумеется, может либо ханжа, либо совершенно не знакомый с реалиями российской школы человек. Остальные поймут, конечно. Надеюсь, что поймут.
Для простого российского школьника, на которого не распространяется ни Конституция (а на кого она у нас вообще распространяется?), ни тем более Конвенция о правах ребёнка, – это, пожалуй, единственный способ защититься от многочисленных и опасных угнетателей. И осуждать его за естественное для всякого психически здорового человека стремление к свободе – есть низость и подлость. А вдобавок ко всему – ещё и контра.
Работать эта структура, однако, может лишь при полном, практически абсолютном конформизме всех членов коллектива.
Тут нужна жёсткая круговая порука.
А это значит, что все, кто противится диктату группы и, к примеру, делает домашние задания, – подвергаются беспощадной травле и постоянным экзекуциям.
Но сплочённость достигалась не только посредством наказаний, но и с помощью постоянных и совершенно обязательных совместных попоек и оргий.
Да, оргии в нашей школе были знатные!
Сам я, конечно, никогда в них не участвовал, но заходил и к Юханову домой во время этих симпозиумов и к другим своим товарищам.
Просто приходил погостить, проведать. Ничего такого.
Увиденного мне и так хватило.
Сейчас такие собрания стали называть вписками. Мне это слово не очень нравится. Какое-то оно сколькое, змеиное. У нас всё это называлось просто – поебалово.
Да, именно так говорили в 737-й. У нас это слово в пословицы вошло. Тоня, помню, часто говорила: «Что слюни распускаете, сосунки, вся жизнь – это поебалово!». И так далее…