Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Это был поджарый невысокий мужчина с острыми чертами лица, совершенно пожелтевший и как бы высохший на нём кожей и пронзительными голубыми глазами. На вид ему было лет сорок, в реальности – пятьдесят семь.
Одет он был в клетчатую рубашку с короткими рукавами и тонкие бежевые брюки. Через плечо была перевешена огромная чёрная сумка, до отказа набитая какими-то инженерными бумагами. Он был очень живым и до невозможности говорливым, постоянно острил и подкалывал. Словом, он был совершенно не похож на своего вечно ноющего, ленивого и туповатого сынка.
Чем был обусловлен этот контраст, – право говоря,
Однако факт остаётся фактом: Дениска вырос совершенно пустым, избалованным и ни на что не годным маменькиным сынком. Не исправили этого даже развод и последующий брак матери с одним фитнес-тренером.
У Дениса рано сформировалась компьютерная зависимость. В четыре года он в первый раз сел за комп поиграть и очень быстро подсел. В начальной школе он проводил за игрой восемь часов каждый день.
И так бы, наверное, это всё и продолжалось, и Денис бы просиживал сутками у монитора, приближаясь к трагической смерти от инсульта на семнадцатом году жизни, но… Такая история была бы чересчур обыденна, чересчур тривиальна для нашей школы.
Ведь 737-я школа – это то место, где не только всё может произойти, но и всё происходит.
В судьбу Дениса вмешалась Тоня.
Я не знаю, почему так получилось, но он одним из первых вступил к ней в рабство. Он добровольно отдал себя в полное распоряжение этой маленькой злобной девочке. Сначала он был просто домашним рабом, который иногда делал массаж своей госпоже. Потом это переросло в нечто большее, и он стал её любовником.
Рабовладельческая корпорация Тони к тому времени изрядно разрослась. Доходы потекли рекой. Вот на эти-то добытые потом и кровью несчастных рабов деньги и жил припеваючи этот бездельник. До недавнего времени жил…
Впрочем, утопающим в роскоши паразитом он стал значительно позже, – в восьмом классе.
Тогда же, когда я только пришёл в 737-ю, – он был самым что ни на есть обыкновенным рабом.
Тоня буквально на моих глазах стала приближать его к себе.
Вот, помню, такая сцена была.
Перемена. Четвёртый этаж. Стоим мы втроём у стены: я, Миша и Денис.
Стоим, значит, себе, разговариваем.
Миша с Денисом шоколадные батончики жрут. Как всегда, в принципе. Я не жру, – терплю до дома. В этот момент к нам приходит Тоня.
– У-у-у, Де-е-ени-и-иска, ты та-а-ако-о-ой сексуа-а-альный! – пропела она гламурным фальцетом, засовывая руку Денису в штаны.
– У тебя та-а-ако-о-ой хуй, та-а-ака-а-ая жо-о-опа! Я тебя о-о-обо-о-ожа-а-аю!
Мы с Мишей стояли как пришибленные. Денис в это время расплывался в довольной улыбке.
– Ну, я пошла! – воскликнула Тоня, освобождая ягодицу своего суженного из плена своих цепких пальцев, и, чуть виляя бёдрами, удовлетворённая пошла дальше.
– Что это было?! – с удивлённым и даже немного шокированным видом спросил Миша.
– Ща расскажу! – довольно воскликнул Денис, закуривая сигарету. – Сижу я вчера, значит, в ВК. Сижу-сижу себе, болтаю, значит… Время позднее уже, десять вечера, как-никак.
Тут мне Тоня ни с того ни с сего пишет: так, мол, и так, чтоб быстро, значит, зад оторвал и мчался к ней на Сеславинскую. Ну, я, понятное дело, мигом оделся и рванул. Я человек подневольный, а с Тоней шутки плохи. Пришёл. Тоня мне открыла. В халате банном она была. Говорит, мол, проходи в гостиную, садись и жди. Ну, я на
диван сел, стал ждать, а Тоня к себе в комнату пошла. Дома у неё темно было. Только в гостиной торшер горел. Ну, сижу я себе, жду сам не знаю, чего.Скучно стало.
Начал по шкафам со скуки лазить.
Ну, типа, вдруг чо интересное найду.
И нашёл. Бутылку рома тёмного нашёл. Ну, взял стакан из буфету (у них там шкаф с посудой стоит ещё). Налил. Выпил. Хорошо так стало… Посидел-посидел, – опять скучно стало! Ну, я выпил ещё. Потом ещё через время…
А стакан-то большой был, на двести граммов. Так что я решил: всё, – хватит! А то ещё немного выпью и спать повалюсь к чёрту. Сижу, значит, себе, не пью. А в сон всё равно клонит… Стал по комнате туда-сюда ходить, чтоб не уснуть только. Я ж ещё дома хлебнуть успел. Думал, всё уже, – сёдня поручений точно никаких не будет. Ну, и пропустил виски пару стаканчиков… Пока у компа сидел. Вот и хожу я так, хожу… Не заснуть пытаюсь.
Тут дверь открывается в тонину комнату.
Она высовывается и говорит: иди, значит, в спальню родаков её, до трусов раздевайся и ложись под одеяло.
Ну, я пошёл, разделся…
Лёг. Лежу. Чувствую, что ща усну. Засыпаю уже. Тут дверь открывается. Со скрипом так… А я в темноте голый лежу. Страшно как-то, боязно…
А там на пороге Тоня в ночной рубашке стоит. Волосы, растрёпанные у неё. Ну вылитая девочка из «Звонка». Я аж взвизгнул от ужаса. Пискляво так взвизгнул… А она в это время на меня уже лезет! Я на спине ещё лежал, а она прям на ноги мои села, перевернуться не даёт.
Секса хочет… Но какой секс-то?! У меня со страха там всё сжалось, хуй – что дохлая селёдка! Так она мне дрочить начала! Чо дальше было, – не помню, короче. Я там отрубился потом…
Утром просыпаюсь. Встаю, из комнаты выхожу, значит… Там Тоня, короче. Кофе, значит, пьёт себе.
Говорит, так, мол, и так. Понравился ты мне, значит, ебёшься обалденно, это вот всё… Короче, хочу, говорит, чтоб ты любовником моим был.
А я-то разве против?! Я-то как раз не против ничуть! На том и порешили, значит. Я, короче, любовник её теперь.
Так, значит…
Вот так начался долгий (и даже немного мучительный) путь Дениска к вершинам богатства, славы и влияния.
Но достигнет он их позже, а потому вернёмся к делу.
Мои отношения с Денисом складывались в основном по тем же канонам, что и с остальными мальчиками. То есть никакой духовной близости между нами не было.
Только секс, – и ничего лишнего.
Такие отношения в нашей школе вообще считались единственно нормальными. Секс у нас воспринимался в сугубо утилитарном ключе, как простое развлечение, ни к чему не обязывающее совместное удовольствие, чистый гедонизм (хотя это слово у нас мало кто знал).
В нём не было ничего сакрального. Это всё равно, что пивка попить вместе. То есть вообще не тема.
Кстати, про пивко ещё надо сказать.
На Большой Филёвской, буквально в двух шагах от школы, находился (да и сейчас, пожалуй, ещё находится) один замечательный бар.
Названия он не имел.
Просто бар, – и всё тут.
В народе же его прозвали так: хуёвый бар для школьников. Тут уж, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Да, всё-таки народное название – самое точное. Лучше об этом месте и не скажешь.