Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Правда, здесь они не были изъедены клопами.
Вместо этого они гнили.
Гнили, как и всё, что попадало туда.
В холле бассейна было невероятно влажно. Влажность там была такой, что дышать было трудно. Поэтому там гнило решительно всё, что вообще могло гнить в принципе. Гнили, покрываясь разноцветной бахромой плесени, шторы на огромных окнах. Гнили диваны. В буфете гнили скатерти на столах и мягкие подушки на стульях. Гнили и сами столы, и стулья. Гнил, медленно осыпаясь трухой по краям, стол в гардеробе. Гнили документы в канцелярии. Гнили деревянные двери. Их металлические ручки и петли в это время пожирались ржавчиной. То же самое происходило и с крючками для одежды. Короче, гнило
Вот в это самое место меня и отдал отец.
Плаванию учиться!
Ничего хорошего из этой затеи, разумеется, не вышло.
Ходить я должен был туда два раза в неделю: в понедельник и в среду. То есть в самые тяжёлые дни!
Ну, не в самые может, но в тяжёлые. Понедельник – это начало пятидневка, когда впереди ещё четыре рабочих дня. Среда – самый тяжёлый день относительно предметов. А начинались тренировки эти в четыре часа (вечера, слава богу). Уроки же у меня заканчивались в три. То есть у меня был ровно час на то, чтоб добежать до дома, поесть, переодеться и добраться до бассейна. Фактически же у меня было меньше часа. Нас часто задерживали после уроков и на пять минут, и на пятнадцать.
В результате в бассейн я вечно торопился, вечно не успевал и от этого расстраивался. Боже, какая это была ужасающая спешка! Быстро-быстро одеться и выйти из школы. Потом бегом на автобус и сразу домой. Потом пообедать срочно надо, пять огромных котлет за пять минут запихать в желудок. Одеться мигом, сумку собрать, а потом бегом в бассейн.
Ужас!
В самом бассейне переодеться надо быстро. В туалет времени сходить нет. Раздевалки переполнены, очень много маленьких гиперактивных детей, которые всё норовят с тобой что-нибудь сделать. Не в этом смысле, но всё же.
Потом само плаванье. На него я всегда опаздывал, но всё же.
Вода, помню, была ледяная. Когда я из неё выбирался, – у меня от холода стучали зубы. И судороги… Судороги хватали меня постоянно. Но мало того, что холодно, – в бассейне было ещё и очень грязно. Вода вечно стояла там зелёная и вонючая. Стенки бассейна были покрыты толстым тёмно-зелёным налётом каких-то микроорганизмов.
Но вот треня закончилась. Что дальше? Душ, понятное дело! если в самом бассейне вода холоднее, чем в Юрмале, то в душевых на тебя льётся крутой кипяток. Потом надо быстро одеться (чтоб не замёрзнуть снова) и посушить голову.
Сушилок мало. Закреплены они удручающе низко. Более того, вокруг них вечно толпятся сумасшедшие мамаши со своими гиперактивными молокососами.
Посушиться без скандала (а то и без драки) не получится! Впрочем, как бы ты с ними ни дрался, – всё равно уйдёшь наполовину мокрым.
Потом надо ехать домой. На часах в это время уже будет пять тридцать, а то и больше.
Не забывайте, что на дворе стоит как минимум глубокая осень. Дело в том, что бассейн не работает весь май, три летних месяца, сентябрь и половину октября. То есть почти половину года. Относительно тёплую его половину. А это Москва. Осенью темнеет здесь рано, а потому, когда выходишь из бассейна, – вокруг стоит непроглядная ночь. А ещё холодрыга жуткая и влажность воздуха огромная, как в том бассейне. И ветер дует такой, что аж до костей пробирает. И идёшь ты по улице так с мокрой головой. Потом в автобус садишься. В автобусе тебе жарко становится, ты взмокаешь, как мышь. Раздеваешься. Ты устал, тебя в сон клонит. Засыпаешь. Но поскольку ты мокрый и без одежды, – замерзнуть так пара пустяков. Потом опять по улице топаешь. На этот раз окончательно замерзаешь. Ещё по пути чувствуешь неприятный зуд в горле и начинаешь шмыгать носом, но значения этому не придаёшь. Наконец-то ты дома! Надо переодеться, ещё раз сходить
в уже теперь нормальный душ, а затем садиться за работу. Но сил нет… Притом ни на что. После всего этого хочется только обожраться и лечь спать.Всё.
Больше уже ничего не хочется.
Представили?
Вот!
Теперь вы понимаете, почему я плавание ненавидел. Голова после него свинцовая, любая мысль гаснет сама собой. А ещё из-за этой дурацкой папиной затеи я вечно ходил простуженный. Притом простуда накладывалась на аллергию. Я не переносил запаха хлорки.
Поэтому, собственно, я все силы направлял на то, чтобы от ненавистного занятия отвертеться. И довольно часто мне это удавалось.
Но было, должен признать, в посещениях бассейна что-то хорошее. Это что-то – Егор Рысаков.
Я превосходно помню и сейчас тот ноябрьский день, когда мы познакомились.
Стояла обычная для этого месяца погода. Было холодно и шёл дождь. Низкое серое небо висело будто бы над самой головой. Вид у него был грозный. Казалось, что именно так оно и должно будет выглядеть в канун Апокалипсиса.
В такие моменты понимаешь, почему греки называют небо красивым словом . Очень это всё-таки раскатисто и громогласно звучит. Будто льющийся с неба, величественно летящий над равнинами и гулко отзывающийся эхом в глубоких ущельях гром.
Это что касается неба. Ветер дул если не штормовой, то просто очень сильный. И очень холодный, надо добавить. Пронизывающий, но при этом на удивление приятный. Для меня, во всяком случае.
Здорово идти против такого ветра, бороться с ним и побеждать, чувствовать, как он полосует своими струями тебе лицо, прямо-таки хлещет тебя по нему изо всех сил, делая кожу сухой и жёлтой, как лист пергамента. Согласитесь, приятные ощущения? Даже забирающийся во все укромные места и просачивающийся в самое нутро холод – и тот приятен.
В нём чувствуется что-то тревожное, загадочное и волнующее… Почти инфернальное!
Дождь накрапывал мелкий и неприятный, хотя и очень колоритный. Это же был настоящий московский дождь!
Вот, короче, именно в такую-то погодку я и зашёл в бассейн.
На мне был дорогой, но всё же жутко колючий и неудобный полосатый свитер и довольно туго сидящие на мне джинсы.
Заставила-таки мать меня их надеть! Я до последнего артачился!
Это были левайсовские джинсы. Мне это, понятное дело, ничего не говорило (и сейчас не говорит, кстати), но маму мою приводило в восторг. Ах, смотрите, – мой сын в левайсовских джинсах!
Ну и всё такое.
Короче, пришёл я в бассейн. Куртку снял, на крючок в гардеробе повесил. У нас там самообслуживание было. Уставший был, помню, – жуть. Семь уроков, все сложные. Одно слово – среда. У нас тогда ещё и расписание менялось постоянно.
Ну, зашёл в раздевалку. Галдёж там такой стоял, что даже собственного бурчания под нос не слышно было. Как и всегда, в принципе. Сел на обитую тем же малиновым кожзаменителем лавочку, стал переодеваться. И тут взгляд мой упал на сидящего рядом со мной мальчишку. Вот это был красавчик! Толстый блондин со вздёрнутым носом и голубыми глазами. Ну, мы разговорились, а там… Слово за слово, а потом и… Короче, вы поняли.
От Егора я узнал, что толстеет он специально, что ему это нравится и что его самая большая мечта (в ближайшей перспективе) – это бросить плавание, заниматься которым его заставляют родители. Он показывал мне свои старые фотки двухлетней давности. Там он был стройный, как спичка. Теперь же он превратился в толстяка. И ему это очень нравилось. С невероятной гордостью он листал фотоальбом своего телефона, с каждым новым кадром приходя во всё большее волнение.
Вот тут уже толстый, тут ещё толще, ещё… Он приходил в невероятное волнение от одной только мысли о своём ожирении.