Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Конечно, это я сейчас так говорю. Когда я в тюряге сидел, у меня были совсем другие впечатления.

Впрочем, эти свои впечатления я вам изложу немного позже. Скорее всего уже в другой книге. Эту мне нужно дописать как можно скорее. На неё нашёлся издатель, который требует сдать рукопись как можно скорее.

Через два месяца меня выпустили из тюрьмы. Я был переведён под домашний арест.

Что было дальше?

Да ничего особенного.

Суд надо мной состоялся 11 декабря. Через два месяца, аккурат в начале февраля, я был выпущен под домашний арест.

Дома, как ни странно, оказалось много тяжелее, чем в тюрьме.

Обстановка в доме была до невозможности накалённой. Родители были нервные.

В остальном всё было нормально.

Я быстро приучился рано вставать и обычно в пять утра уже бывал на ногах. Ложился я рано, – обычно в восемь или девять вечера.

Вставал, делал дыхательную гимнастику минут тридцать или сорок. Затем часа три занимался гимнастикой. Потом ледяной душ. Потом завтрак. Он обычно бывал часов в девять или десять утра. Иногда позже. Затем я садился писать. Писал обычно до обеда. Потом опять ел и опять писал. Затем снова принимал холодный душ и ложился спать.

Так проходили месяцы.

В школе тем временем продолжались допросы.

 Глава тридцать первая. Золото Кастро.

Первые несколько месяцев моего заключения прошли для меня как в тумане. Из тех двух месяцев, что я просидел в «Лефортово», – я нынче не вспомню решительно ничего. Ну, ничего важного по крайней мере.

Меня практически и не допрашивали. За всё время, что я провёл в тюрьме, прошла всего одна очная ставка. Это была ставка с Даминовым. Этот придурок сильно боялся и всё хотел выгородить себя. На ставку он пришёл вместе с отцом как несовершеннолетний.

Пару раз меня возили в суд продлевать содержание в СИЗО. Один раз продлили. Второй раз – нет.

Сокамерников у меня не было. Сидел я один в камере на трёх человек. В тюремный дворик нас выводили гулять камерами. Так что я гулял один.

Словом, интересными историями про тюрьму похвастаться я никак не могу.

Но вот минуло два месяца, и милостивый суд отправил меня под домашний арест. Вот тут уже началась реальная дичь.

В СИЗО у меня не было телефона. И вообще я не мог особо контактировать с внешним миром. Адвокат ко мне приходил всего пару раз. Беседовали мы с ним только в присутствии как минимум четырёх фсиновцев. Родителей пустили только на очную ставку. Ещё один раз я видел их в суде. Пообщаться нам тогда не дали.

Короче, сидя в СИЗО, я даже близко не знал о том, какая жесть творится в это время у нас в школе. А там был настоящий ад.

***

За то время, пока я сидел в тюряге, у нас в школе развернулась настоящая психическая эпидемия, вполне сравнимая с некоторыми средневековыми. Это был какой-то массовый психоз. Морок.

Собственно, началось-то всё это ещё раньше. Ещё до моего ареста. Но таких масштабов достигло лишь в то время, когда я сидел в тюрьме.

На протяжении трёх месяцев фээсбэшники пытали протоновскую школоту. И школота активно снабжала их сведениями. Правда, у всех этих сведений была одна большая проблема. Дело в том, что очень немногие из них соответствовали действительности.

Начнём с того, что наши школьники тут же рассказали фээсбэшникам, что я, оказывается, создал террористическую организацию численностью как минимум в тысячу человек, построил «где-то в Нижегородской области» целую автобазу, где сейчас находится около сотни машин, используемых террористами, установил связи с кубинской, ватиканской, французской, английской и немецкой разведками и получал от них деньги и оружие. Говорили, что это я координировал «Народную

Самооборону», что это я организовал теракты в Керчи и Архангельске и будто именно я готовил аналогичные теракты в Москве и Петербурге. Меня обвиняли в подготовке покушений на фээсбэшников и известных людей.

Короче, дело было труба.

Не все тогда осознавали, что эти бредни – лишь самое начало того кошмара, что затянется в общей сложности почти на два года.

Дело в том, что очень скоро детям стало скучно рассказывать про мои шпионско-террористические злодеяния. И они переключились на рассказы о моих магических способностях.

Причины у дальнейшего кошмара в принципе были понятны. Фээсбэшники допрашивали всех подряд по многу часов, требуя подробности моих преступлений. Дети ничего толком сказать не могли, а потому выдумывали. Кому-то из них просто нравилось выдумывать. Кто-то просто хотел из вредности отправить меня далеко и надолго. Очень скоро им надоели тривиальные байки про иностранную разведку, терроризм и наркобизнес, и они переключились на рассказы о всяких чудесах.

Говорили, что я умею гипнотизировать людей голосом и взглядом, а потому безопасности ради нельзя смотреть мне в глаза и разговаривать со мной. Говорили, что я умею вызывать духов и демонов, повелевать погодой, летать по небу на различных предметах (мётлах, диванах, обогревателях, телевизорах).

Рассказывали, что я могу превращать в животных и птиц. Так, Рустик Номад поведал фээсбэшникам совершенно феерическую историю.

По его словам случилось всё это в июне того же восемнадцатого года.

«Короче, мы с друзьями бухали, - начал на допросе свою историю Рустам. – Ну, как бухали? Так, побухивали немного. Ну, я там выпил пивка немного. Литров шестьвосемь, наверное, не больше точно. Шмалью закурил это дело. Ну, и пошёл я к остановке берегом. Иду я, иду по берегу. Шмаль курю. В руках у меня бутылка пива ещё. Ну, бутылку я допил. Решил её в реку выкинуть. Спустился на пляж. Кидаю, значит бутылку в воду. Она тонет. И тут на воде волны как поднялись! Из воды выдра вылезла огромная! Метра четыре в длину! И знаете, вся она такая была.. Антропоморфная… Ну, как человек, короче. Ну, то есть это как бы выдра, но вообще как бы человек. Она на берег выходит на задних лапах. А в передней лапе у неё бутылка была от пива. И так она мне громко говорит человеческим голосом: «Зачем природу загрязняешь?!». И знаете, выдра эта была – ну вылитый Нигматулин! Прям одно лицо!».

Рустика Номада потом посадили за то, что он помогал Тоне с распространением наркотиков. В отличии от высшего командования, он сбежать за границу не смог.

Посадили также и Семеновича.

Кстати, я ведь ещё не рассказывал вам про Семеновича.

Честно говоря, я даже не знаю, стоит ли рассказывать сейчас про Кирилла Семеновича. Книгу мою сейчас хотят напечатать. Надо готовить текст к печати, цензурировать его (в исходном-то виде его никто даже за границей не напечатает). Так что не знаю, рассказывать вам про этого урода Семёновича или нет.

В конце концов, Семенович – далеко не самый яркий из протоновцев, далеко не самый важный. Так, просто ещё одна мелкая сошка на службе то у Ангелины Летуновской, то у Антонины Боженко.

Однако я расскажу. Это важно. О таком надо рассказать.

Семенович был толстяк с детским личиком. Ростом он вышел. Был он хорош и высок. В пятом классе он имел рост 165 сантиметров. К седьмому квасу он вырос до

178. А в восьмом его убили…

Семёнович был тупой. Он был просто феноменально тупой. Он был тупее Глеба и Губкина вместе взятых.