Террариум черепах
Шрифт:
– Ничего не было, пап, - отрицает Володя.
– Да, это вообще случайно получилось, - добавляю.
– Да что получилось? - бормочет Художник. - Ничего
же не было.
– Не было, - соглашаюсь я.
– Да всё ясно, можете не оправдываться, - Игорю
Васильевичу, кажется, даже весело, по его реакции видно,
что он находит ситуацию забавной. В отличие от своей
жены.
Я вздыхаю.
– Инна Андреевна, Игорь Васильевич, между вашим
сыном и мной ничего нет, - спокойно
Понимаете, моя мать считает, что у меня проблемы с
алкоголем. А мои одноклассники позвали меня в поход,
ну как я могла убедить маму, что мы, одиннадцать
подростков, в лесу и без взрослых, не станем пить
спиртное. Вот и пришлось сказать, что я просто к подруге
иду. Но наутро я выглядела так, будто по мне проехался
каток.
О, Боже, Леонова, остановись!
– Поэтому попросила Володю помочь мне привести
себя в нормальный вид. Между нами ничего нет.
– Да, мы просто дружим, - вставляет Художник.
– Да.
– Так пили или нет? - спрашивает его отец.
Я усмехаюсь. Это единственное, что его заинтересовало?
– Пили, - киваю я, неожиданно стыдясь этого.
– Просто дружите? - недоверчиво переспрашивает Инна
Андреевна.
– Да, - в один голос отвечаем мы с Художником.
– Хорошо, - кивает она. - А то испортишь мне сына.
Реально ли вообще испортить бездомного безработного
пьющего художника? От того, чтобы произнести этот
вопрос вслух, я, к счастью, удерживаюсь.
Сто один
Утро понедельника, как ни странно, выдалось отличным.
Солнечным. Я проснулась отдохнувшей и в хорошем
настроении. Первой моей мыслью после пробуждения был
Макс. Знаю, между нами всё запуталось ещё больше,
если такое вообще возможно, но там, в лесу, он сказал,
что любит меня… Я всю думаю о том, что между нами
ещё не всё потеряно, может, нам удастся начать нормальные отношения, без пряток, измен и недомолвок.
Может, пора уже перестать вести себя так, будто ничего
не происходит и периодически трахаться где придётся.
Это ненормально, вообще всё, что между нами когда-либо
было - ненормально. У меня, если подумать, нормальных
отношений никогда и не было… А так хочется. Хочется
поцелуев, объятий, SMS-ок, совместных просмотров фильмов,
разговоров до ночи, откровений, взаимопомощи. Хочется,
чтобы брюзги вроде меня морщились при виде нас и
бормотали что-то нелицеприятное себе под нос. Хочется,
в конце концов, любви.
Пока я обуваю сапоги, мне вспоминается наш
субботний уговор про День без вранья. Чёрт, Верка опять
напридумывала себе невесть чего, а мы мучайся.
– Аня, ты поела? - кричит мама из ванной.
– Нет, - честно отвечаю я. - И в осенних сапогах я
мёрзну, я врала. И они действительно
порвались. Ещё впрошлом году.
Я резко открываю дверь и выбегаю на улицу, не
успев услышать, что там скажет мама. Вечером разберёмся.
Первым уроком у нас русский. Я думала, что Ира
не появится, но нет, сидит за своей последней партой,
что-то строчит в тетрадке.
– Что ты делаешь? - спрашиваю я и взваливаю сумку
на парту.
– Я пишу Грачёву гневные послания в тетрадке по
биологии, где желаю ему застрелиться или прыгнуть с
моста.
– А потом вырываешь страницы и выбрасываешь их? -
я сажусь за парту и поворачиваюсь к Ире.
– Вначале я так и хотела, - злобно усмехается она. -
Но потом вспомнила, что у нас сегодня День без вранья.
Послания остаются в тетрадке.
– И сколько ты их уже написала?
– Девять штук.
На уроке Вера не появляется. Я весь урок копаюсь
в телефоне, Ира пишет записки Грачёву. На перемене я
предлагаю:
– Пойдём покурим.
Ира не курит, но она соглашается пойти за компанию.
И вот мы стоим у школы, я курю, Ирка сидит на
корточках, копаясь руками в грязном снегу. С ней что-то
не то, она меня уже пугает, честное слово.
Из здания кто-то выходит, я тут же тушу сигарету о
стену и выкидываю, но это Биолог, а значит, опасности
нет, Кириллу Алексеевичу плевать. Ирка оборачивается,
смотрит на Биолога, не мигая. Тот, кутаясь в пальто,
подбегает к какой-то бабе, наряженной не по погоде, целует
её, и они вместе сваливают.
– Ир…
– Нормально.
– Это та самая?
Ирка невесело смеётся.
– Нет. Это уже другая.
– Он пользуется спросом у женщин?
– Пользуется. Хотя, казалось бы, пьющий учитель. Что
они в нём находят?
– А ты что в нём нашла?
– А я просто дура малолетняя.
Ирка замолкает, так как к нам подходит Нина Игорева.
Достаёт из кармана пачку, вытаскивает оттуда длинную
тонкую сигаретку, вставляет в рот, прикуривает ярко-розовой
зажигалкой. Никогда не понимала смысла тонких сигарет.
Их же надо выкурить штук пять за раз, чтобы
почувствовать хоть какое-то расслабление.
– Ладно, я пойду, - говорит Ира и встаёт.
Я беру новую сигарету и закуриваю.
– Что с ней? - спрашивает Нина.
– Влюблена и подавлена, - усмехаюсь я.
– Почему?
– Потому что он ей изменяет.
– Ну и дура, - небрежно бросает Нина. - Убиваться
теперь, что ли? Бросила бы, нашла себя другого. Тоже
мне проблема.
– А ты тогда чего своего не бросишь? - я
приподнимаю бровь. - Тоже убиваешься. Любишь?
Нина только нервно передёргивает плечами.