Террариум черепах

дома и раздумываю, не сбежать ли. Сейчас, когда у меня

в голове спутались мысли о Максе, Вере и в особенности

о Володе, я не уверена, что готова к скандалам с мамой.

Но, в конце концов, сбежать не значит решить проблему,

или хотя бы уйти от неё. Когда это я была трусливой?

Нет уж, побег это не обо мне. Воодушевлённая мыслью

о том, что я всё-таки всегда храбро встречала все

жизненные трудности и неприятности, я вставляю ключ в

замочную скважину, несколько раз поворачиваю, открываю

дверь и вхожу. Здесь тихо. Пугающе тихо. Я осматриваюсь

по сторонам и натыкаюсь взглядом на Изабеллу. Она

стоит у входа в гостиную и усталым взглядом смотрит на

меня.

– Мам, блудная дочь всё же объявилась! - кричит

Белла. Я морщусь. Я была готова к разборам полётов, но

никак не в присутствии рыжей.

Я снимаю сапоги, куртку и тут вижу маму. Она

неторопливо спускается по лестнице со второго этажа.

Не обращая на меня никакого внимания, она так же не-

торопливо заходит в гостиную и садится на диван. Ой,

не к добру… Я тоже захожу в гостиную и встаю перед

ней, словно готовая к расстрелу. Лучше б она рвала и

метала, честное слово.

– Где была? - бесцветным голосом интересуется она.

– У Володи, - честно отвечаю я.

– Что с телефоном?

– Промок, - не совсем честно отвечаю я.

– Я вроде бы уже говорила тебе о том, что не

одобряю твоё общение с этим парнем?

– Говорила, - киваю я.

– Видимо, это не подействовало, - спокойно констатирует

она. - Что вчера произошло?

– Макс начал встречаться с Верой, - бесстрастно

произношу я, с удивлением понимая, что меня это больше

не волнует. Да, я зла и обижена на Макса, но… это всё.

– Как тебя это касается? - немного раздражительно

вопрошает она.

Напускное спокойствие всё же изменяет маме, она

встаёт с дивана и начинает нервно расхаживать передо

мной из стороны в сторону. Белла безмолвной тенью

стоит в проходе гостиной, сложив руки на груди.

– Уже никак, - пожимаю плечами я. - Просто я…

была влюблена в него и всё такое. Вчера я была на

взводе. Но сейчас всё в порядке.

Мне хочется рассказать маме правду. Хочется, чтобы

она знала, какой Макс ублюдок, и как ужасно он

поступил. Не только со мной. С нами обеими. Но

понимаю, что не могу. Не могу рушить мир в нашей

семье, не могу осквернить его в глазах мамы, или, тем

более, в глазах его отца.

– Допустим, - медленно проговаривает мама. - Что у

тебя с Володей?

– Я… - Что у меня с Володей? Я влюблена в него,

это верно. Но когда она ставит передо мной такой,

казалось бы, простой вопрос, я вдруг не знаю, что сказать.

– Мы друзья, - наконец выдавливаю я.

– Не верь ей, - подаёт голос Белла. Я не реагирую.

Сейчас всё зависит от мамы, только она решает, к кому

прислушиваться, и кому верить.

– Друзья и всё? - недоверчиво переспрашивает мама.

– Да, - твёрдо отвечаю я. Господи, как же надоело

лгать!

– Дай мне свою сумку, - вдруг просит она.

Я киваю, пытаясь вспомнить, где оставила её вчера.

Точно, в прихожей. Иду туда и беру сумку, захожу

обратно в гостиную и протягиваю её маме. Она берёт

её, открывает и вываливает всё содержимое на диван. Я

стараюсь реагировать спокойно, хотя всегда ненавидела,

когда вмешиваются в личное пространство.

– Так я и думала, - бормочет она.

Откладывает две пачки сигарет - одну початую,

другую в плёнке, вытаскивает из всех карманов и отделов

все деньги, которые есть, даже мелочь.

– Телефон дай сюда, - ледяным тоном цедит мама.

– Он всё равно сломан, - бормочу я и отдаю ей

мобильный.

Она откладывает его в ту же кучу, где уже лежат

пачки сигарет и деньги.

– С этого дня ты под домашним арестом, - холодно

проговаривает мама. - Никуда выходить не вздумай, в

школу и обратно, если что вдруг, буду лично тебя за

руку в школу водить, а потом забирать. Увижу рядом с

тобой твоего горе-друга, пеняй на себя. Всё поняла?

Я киваю.

– Собирайся, ещё успеешь на второй урок, -

приказывает она.

– Хорошо.

– Свободна.

Я сваливаю в сумку свои вещи, вешаю её на плечо

и понуро плетусь в свою комнату. Ладно, не то, чтобы

прямо испугалась домашнего ареста или лишения денег,

сигарет и телефона. Нет, сигареты, конечно, жалко, но,

в конце концов, всегда могу стрельнуть у кого-нибудь. Да

у того же Художника! Художник… чёрт, как всё сложно

с Художником!

Я захлопываю дверь и прислоняюсь к ней. Что ж,

бывало и хуже. Быстро скидываю с себя одежду, надеваю

колготки, юбку, блузку.

– Аня, скажи, у тебя мания на ущербных и убогих?

Я оборачиваюсь и смотрю на Беллу. Она стоит у

двери, сложив руки на груди, и неодобрительно смотрит

на меня своими зелёными глазами. Волосы растрёпанные,

лицо усталое. Интересно, она этой ночью вообще спала?

– С чего это ты взяла?

– Ну как с чего, сначала Поэт, теперь Художник.

– Поэт ни причём, не приплетай его, - ощетинившись,

говорю я.

Я сажусь на кровать и устало потираю переносицу.

Меньше всего мне сейчас охота говорить о моём мёртвом

друге.

– Как же «ни причём»? Ты же влюблена в него была.

– Не была.

– А что ж ты тогда рыдала, когда он помер?

– Жаль мне было невинную душу, канувшую в небытие

из-за несчастной любви!