Террариум черепах

запыхавшаяся, перепуганная. Пару секунд она молчит,

пытаясь восстановить дыхание, а потом орёт, точнее

хрипит:

– Пойдёмте быстрее…

Макс хмурится.

– Что случилось?

– Да пойдёмте, мать вашу! Там… Вера…

– Что Вера? - спрашиваю я, с некоторым негодова-

нием глядя на неё.

– Там Вера в истерике бьётся. Не стойте, идиоты!

Пошли!

Мы пожимаем плечами и идём за ней. Лерка

бежит к лестнице, буквально взлетает по этажам, мы

едва за ней успеваем. Наконец, мы оказываемся

на пятом этаже. Возле окна холла пятого какая-то

толкучка, куча народу, очень шумно. Ни черта не

понятно.

– Она была здесь, - выдыхает Лера.

Я тяжело дышу и неодобрительно смотрю на неё.

– Ну и где она сейчас?

Нина Игорева, стуча каблучками, выбирается из

собравшейся толпы.

– Там ваша Селивёрстова ненормальная из окна

выброситься пытается.

Глаза у меня сейчас, наверное, шире, чем дозволено

природой. Лера, кажется, вообще онемела и отключилась.

– Чего встали, побежали! - вырывает нас из

оцепенения голос Макса. И сейчас я не успеваю по-

думать, насколько он приятный.

С трудом, практически расталкивая зевак, мы про-

бираемся к окну и видим картину маслом: Вера стоит

на краю подоконника, лицо красное опухшее, в слезах.

В глазах испуг и отчаяние. Что задумала эта идиотка?

Она стоит лицом к собравшейся аудитории и

слегка покачивается.

– Твою мать, - шепчет Макс, от которого я, кстати,

никогда не слышала ругательств.

– Зови кого-нибудь на помощь! - кричит Лера мне.

– Кого? - нервно выкрикиваю я.

– Кого угодно! Быстрее!

Учительница искусств - наша классная. Это высокая,

стройная, симпатичная темноволосая женщина двадцати

шести лет. Она очень интересный человек. Хороший

человек. Именно она сразу приходит мне в голову.

Я залетаю в кабинет изо. Арина Викторовна

спокойно складывает тетради в сумку. Видимо, она не

в курсе, что происходит в холле.

– Арина Викторовна…

– Ничего не знаю, - перебивает она. - У меня

рабочий день до шести. Всё.

– Арина Викторовна…

– Завтра, Леонова, всё завтра.

– Арина Викторовна! - не выдерживаю я. - Там

Вера пытается с собой покончить.

Она поднимает глаза. Сначала смотрит не

доверительно, но когда видит, что я абсолютно серьёзна

и даже напугана, что со мной впервые, сразу становится

намного серьёзнее.

– Где?

– Пойдёмте.

Картина всё та же. Верка на подоконнике, который

обступили толпы школьников. Кто-то смотрит с интересом,

кто-то со страхом, кто-то даже снимает на телефон. Есть

и те, кому наплевать и им просто любопытно, чем всё

закончится: прыгнет - не прыгнет.

– Ну-ка разошлись, - гремит голос классной и

все разом отходят от Верки.

– Арина Викторовна, не подходите! - Вера хоть и

громко кричит, её голосок всё равно звучит тоненько,

жалостливо. Её хочется накормить. - Я прыгну!

– Прыгнешь-прыгнешь, - спокойно отвечает Арина.

– А чего тогда тянешь?

Верка растерялась.

– Вот сейчас и прыгну! И всё закончится.

– Закончится? - Арина Викторовна усмехается. -

Это вряд ли, милая. Здесь пятый этаж. Ты покале-

чишься, станешь калекой в свои шестнадцать лет,

но не умрёшь.

– Неправда! - кричит Верка, будто непослушный

ребёнок. Ещё бы ногой топнула.

– Марию Андреевну, конечно, жалко… - как бы

невзначай произносит Арина Викторовна и тяжело

вздыхает.

Вера хмурится.

– А что с ней?

– Её теперь за такое уволят. Как-никак, ученица

с собой покончила. А она не уследила. Да и меня,

наверное. Я же всё-таки ваш классный руководитель.

К тому же, всё видела. И не остановила тебя.

Верка смотрит задумчиво и утирает рукавом

куртки слёзы.

– Я не хочу, чтобы вас увольняли…

– Это ещё полбеды. А вот то, что твои родители

всю жизнь будут работать на одни лекарства и об-

хаживать тебя… Вот это действительно печально.

– Я не умру?

– Кости переломаешь. Позвоночник. Но не умрёшь.

И Верка слезает. Просто спрыгивает с подоконника

на пол, утирает сопли всё тем же рукавом и молча

шествует к лестнице.

Я облегчённо вздыхаю.

– Талант, - только и могу выговорить я.

– Опыт, - пожимает плечами Арина Викторовна.

А я устало раздумываю, доводилось ли ей ещё

кого-то отговаривать от самоубийства.

Двадцать три

– Это точно Гоша, скотина! - ругается Лера, то

сжимая в пальцах зажжённую сигарету, то разжимая.

Мы идём втроём: я, Макс и Лера. Курим. Уже,

наверное, по шестой сигарете.

– Думаешь, он её бросил? - спрашиваю и затягиваюсь

так глубоко, что жжёт в горле.

– Конечно! Иначе, какого чёрта ей из окна выбра-

сываться.

– Не думаю, что она оставит попытки покончить с

собой, - вставляет Макс. - Вдруг найдёт окно повыше

и сиганёт.

Лера качает головой.

– У этой дуры кишка тонка. Сегодня не прыгнула,

и в следующий раз не прыгнет.

Я пихаю её локтем в бок.

– Ты всё равно волновалась.

– Ты тоже.

– Она моя подруга, - пожимаю плечами я.

– Она идиотка, - ворчит Лера и тянется за новой

сигаретой в карман. - Напьёмся?

– Да.

Двадцать четыре

Этим утром я выгляжу ещё хуже, чем обычно.

Видимо, не стоило вчера соглашаться напиться с Лерой.