The Prodigy

Киннан опустил Скарлетт в кадку и поставил кувшин рядом; Кора откинулась головой на деревянный бортик и посмотрела наверх, в потолок.

– Если я когда-нибудь вернусь домой, опекун отправит меня в монастырь, - фыркнула девушка, когда Кин распустил шнуровку на её нижнем платье.

– Из-за меня? – Киннан смочил в воде льняное полотенце и осторожно коснулся её кожи, но Скарлетт всё равно вздрогнула.

– Больно? – тихо спросил Кин.

– Чуть-чуть. Нам нужно отсюда уехать поскорее. Я не знаю, может Хоран догадается, что не убил меня.

– Хорошо, я найду лошадей. Только куда нам ехать? – Киннан взъерошил волосы на затылке. Внизу, в таверне, с самого утра собралась целая толпа – отмечали чью-то свадьбу. Неудивительно, что на шум у них в комнате никто и внимания не обратил.

Скарлетт устало закрыла глаза.

– Не знаю. У меня даже другого платья нет.

Только пара гельтов, плащ и кружевная шаль, подарок от княжны Мелании. Кора не могла даже представить, что князь Эрон откажется отдать обычного преступника, поэтому была спокойна.

– Слушай, тебе нужно отдохнуть, Кора, ты не можешь сейчас никуда ехать, - Кин ещё немного приспустил нижнее платье с плеч, и вытер полотенцем оставшиеся следы крови с её груди. Девушка ничего не ответила; закрыв глаза, она заснула, откинув голову на деревянный борт.

Киннан улыбнулся, вытер оставшуюся кровь со щеки Скарлетт и осторожно дотронулся кончиками пальцем до светло-розового шрама на шее. Сложно было представить себе, каким был этот Хоран, глава Гончих. Когда Кин увидел его тогда, вместе с Корой, в подземелье замка князя Эрона, то подумал, что обознался – человек, который выглядел как начальник стражи самого Повелителя мёртвых, вёл себя как влюблённый мальчишка. Он готов был на всё, чтобы угодить Скарлетт, не сводил с неё взгляда и вёл себя так, будто самой его личности не существует отдельно от неё.

Что же случилось теперь? Почему Хоран так безжалостно перерезал горло девушке, которую так безумно любил?

Кин вспомнил, как очнулся и увидел Скарлетт на полу в крови. Чувство, которое кольнуло его в тот момент, показалось ему острее лезвия меча. Впрочем, он тут же понял, что это Кора. Его Кора. Его бессмертная Кора.

Впервые на его глазах Скарлетт умерла несколько лет назад – тогда они уже были очень близки, и когда девушка сказала, что хочет открыть ему секрет, Киннан никак не мог подумать, что именно увидит.

Кин не любил это вспоминать – не потому что не хотел снова видеть перед глазами искажённое болью лицо Коры. На самом деле, ему было стыдно. Ведь изначально он планировал просто втереться в доверие к богатой девочке, пробраться к ней в дом и поживиться. А Скарлетт оказалась такой доверчивой, словно ребёнок – Киннан втайне смеялся над её легковерностью. Разумеется, она с детства жила в роскоши и не понимала, что люди, в основном, не желают тебе добра.

Но потом Кин перестал смеяться. Он понял, что жизнь Коры в каких-то местах куда сложнее, чем ему казалось. В бедной многодетной семье, где родился Киннан, было непросто, часто не хватало еды, не говоря уж об одежде и обуви. Но там не было нужды лгать, изворачиваться и опасаться всех, даже собственной семьи. Скарлетт часто рассказывала, что опекун держит её в своём доме только из-за денег, планируя выдать её замуж за богатого купца. Конечно, его тётка, которая приютила Кина после смерти его матери, тоже была бы не прочь выдать дочерей за богатых фермеров, но Киннан не понимал, зачем опекуну Коры ещё больше денег – он ведь и так богат.

Кин посмотрел на Скарлетт – её нижнее платье было мокрым, в разводах крови, не говоря уж о верхнем платье. Как отстирать кровь, мужчина не знал, да и стирать, в принципе, не умел. Поэтому, подумав, Киннан решил, что легче будет пройтись по улицам и украсть какую-нибудь одежду.

Кин наклонился, осторожно поднял Кору на руки и отнёс на кровать, тщательно обойдя стороной кровавое пятно на полу. Подумав, он подтянул лежавшую у окна шкуру и закрыл кровавую лужу. Плотно прикрыв ставни на окне, Киннан вышел из комнаты.

***

Николас почувствовал приближение Хорана – защитный амулет не только защищал Хора от большинства видов магии, но и всегда позволял чувствовать, где находится его владелец.

Ник был в отвратительном расположении духа: Юста этим утром чувствовала себя намного хуже, даже не смогла встать с кровати. Шрам у неё на груди воспалился, превратившись в жуткий красный рубец, и Ник понимал, что это означает – сердце не приживалось, тело Юсты отторгало его. Сам Николас тоже это чувствовал. Если девушка умрёт с его сердцем в груди, некромант умрёт тоже.

Ник раздражённо захлопнул книгу и посмотрел на лежавшее на столе тело. Молодой воин, один из лучших разведчиков Эрона, убитый при вылазке в Тальнер – на его горле и руках не было живого места от укусов. Стригои не терпели вторжения в свои земли.

Николас подумал, что нужно найти Хорана и спросить, смог ли он убить девчонку и разрушить заклинание, но потом решил, что это подождёт. Тело быстро разлагалось из-за яда в клыках стригоев, и, немного помедлив с оживлением, можно было получить в результате вместо крепкого сильного юноши весьма неприглядное зрелище.

Воинов князя хоронили в доспехах, и Николас, не желая возиться с кольчугой, присел, выдвигая ящики стола в поисках зелья. Личные алхимики у Ника не задерживались, поэтому он и выбрал Юсту. Но, особенно в первое время, помогать ему в чём бы то ни было девушка наотрез отказалась, поэтому приходилось прибегать к старым запасам или нанимать кого-то со стороны.

Подумав об этом, Николас вспомнил о Марене. Она всё ещё была в башне, и Ник приказал не давать ей еды. Девчонкой незаконная дочь князя Иорана была прелюбопытной и довольно умной, чего от женщины Николас, прямо сказать, не ожидал.

Нужное зелье нашлось в закрытой колбе в самом низу. Под его действием тяжёлая броня на теле мёртвого воина расползлась, словно лёгкая паутинка. Ник жестом распахнул книгу и, достав тонкое лезвие, принялся за работу. Вскоре на груди юноши, точно напротив сердца, появился сложный символ из переплетающихся и соединяющихся в окружность линий. Такой же символ появился на ладони Ника спустя несколько минут.

Николас заглянул в книгу и начал читать. Язык древних ничуть не походил ни на один из диалектов, существовавших в Аралоне, и Ник даже не до конца расшифровал значение всех символов.

Николас положил ладонь с начерченным на ней символом на грудь молодого воина, так что символы соприкоснулись, порождая зеленоватое свечение. Ник сконцентрировался, с усилием вдавливая ладонь в грудь мертвеца. Свет стал ярче, и в ушах зазвучал голос. Впрочем, некромант отлично знал, что этот шёпот, ни мужской, ни женский, звучит у него в голове, звучит из его головы. Он не воскрешал мёртвых, он позволял смертоносной сущности, сидящей глубоко у него внутри, совсем чуть-чуть проснуться, приоткрыть ярко-зелёные глаза, позволив энергии хлынуть сквозь Ника и символ на его руке в тело мёртвого воина, пробуждая его к подобию жизни.