Тигры Редфернов

Вокруг театра стояло ограждение, сколоченное на скорую руку из досок, тут же бдели семеро полицейских. Бреннон спросил насчет обстановки, но к театру никто не приближался (еще бы! после вчерашнего-то!), и внутри было тихо. Комиссар кивнул, велел назад его не ждать и поднялся по ступенькам.

Следы погрома в фойе были налицо: растертые по полу пятна крови, разбитые зеркала, хрустящие под ногами осколки, перевернутые и сломанные банкетки, из-под изодранной тафты лезла набивка. Люстры были сорваны и разбиты. Все выглядело бы как последствия массовой драки, если бы не длинные полосы от когтей там и сям. Вампирки ухитрились расцарапать даже мраморный пол.

Комиссар достал листок с инструкциями. Почерк был его собственный, и это оказалось весьма неприятно: читать написанное им самим письмо, о котором он ничего не помнит. Тем не менее, инструкции были ясны, и Натан приступил к делу.

Он извлек из кармана две склянки, открыл одну и выплеснул ее содержимое на самое целое зеркало. Зелье растеклось, затягивая поверхность темно-синей пленкой. Когда она застыла, Бреннон вскрыл колбу с чем-то дымчато-клубящимся внутри и прижал ее к зеркалу. Дымчатость поползла из колбы в стекло, расползалась внутри тонкой шевелящейся паутиной, но когда Натан потрогал зеркало, то не нащупал ничего, кроме бархатистой гладкости. Дымка ползала внутри, словно ощупывала края зеркала, искала путь наружу; а потом поверхность начала светлеть.

Сперва были лишь слабые очертания, но спустя несколько секунд в зеркале отразилась каюта корабля. Правда, до Бреннона не сразу дошло, что это каюта – от кучи мазадранских безделушек, мебели, ковров, подушек и покрывал у него зарябило в глазах. Он даже не сразу нашел в гуще этой роскоши бритого налысо человека в белых мазандранских одеждах. Тот полулежал на софе, читая книгу, но вздрогнул, поднял голову и уставился прямо на комиссара.

– Здрассь, – мрачно сказал Бреннон.

Бритый тип всполошился, как курица, взвился с подушек, что-то завопил на языке, который комиссар давно не слышал, но было поздно: Натан уверенно шагнул вперед, прямо в зеркало, обдавшее его колючим холодом. Поверхность была стеклянной и жидкой одновременно, так что он прошел сквозь нее, как сквозь студень, и ступил на пушистый ковер. Бритый тип отпрыгнул от комиссара за спинку софы, выставив перед собой разрисованную рыжими узорами руку. Натан узнал менди.

– Не рады встрече? – осведомился он. Дверь распахнулась, и весь проем заполнил собой такой здоровенный детина, какого комиссар в жизни не видел. Огромный, на полторы головы выше самого Бреннона, бронзово-смуглый, с черной кудрявой бородищей кустом.

Комиссар едва успел схватиться за револьвер, как вдруг прямо с рук бритого потекли оранжевые узоры. Зрелище было до того гнусным, что Натан едва не плюнул под ноги колдуну по деревенской привычке. Оранжевые щупальца добрались до комиссара и с шипением отдернулись.

Бреннон выхватил из кобуры оружие, и тут ему в шею что-то впилось. Он выдернул черную длинную иголку, но в руку вмиг вонзилась еще одна. Великан снова поднес к губам трубку, а Натан, вспомнив, с чем имеет дело, выстрелил. Но яд уже начал действовать – руку от тяжести револьвера повело, пуля разнесла фарфоровую вазу, а пол под ногами поплыл. Комиссар бросился на бритого гада. Тот увернулся, Бреннон ухватился за спинку софы и замотал головой, пытаясь разогнать туман в глазах. Каюта закачалась перед ним, колени подогнулись, и комиссар осел на пол. Последнее, что он различил – массивная бородатая фигура, склоняющаяся над ним.

Глава 17

13 сентября

Натан очнулся от качки и запаха – или, точнее, от вони и качки. Эта затхлая трюмная вонь была знакома ему с восемнадцати лет, когда набранных рекрутов сгоняли, как скот, в трюмы имперских кораблей, что должны проследовать в Мазандран. Все эти скрипы, и скрежеты, и потрескивания, и плеск воды, и тусклый свет лампы, болтающейся в такт качке, и спертый воздух – все как на имперском фрегате, в брюхе которого Бреннон провел самые гнусные месяцы своей жизни.

Комиссар, кряхтя, сел и схватился за голову. Башка трещала так, словно вот-вот развалится. Сжимая череп, чтоб не раскололся, Натан обвел мутным взглядом окружающий мир. Мир был ограничен то ли клеткой, то ли решеткой; справа – ведро, впереди – дверь с замком. Сам комиссар сидел на тюфяке, в ногах лежало свернутое одеяло, с другого конца умостилась плоская, как камень, подушка.

"Комфорт, мать его", – подумал Бреннон. Разумеется, с него сняли и сюртук, и жилет, и кобуру с револьвером, и ножны с акрамом. Комиссар встал и, держась за дощатую стенку, дошел до решетки. Выглянул (но едва рассмотрел во мраке лестницу из трюма на палубу), повернул голову и вцепился в решетку. В соседней клетке Редферн полусидел у тюфяка, прислонившись к стенке, и поглаживал по голове и плечам спящую Маргарет; рука девушки, обнаженная до локтя, обвивала его талию.

– Смотрите, – с нежностью сказал Редферн, – спит, как котенок.

Перед Натаном на миг затмилось все, кроме Пегги. Он видел только оторванный рукав, синяки на ее руке, ссадину на щеке и... и... о Господи! О Боже!

– Пег! – захрипел он и рванул прутья так, что замок на решетке задребезжал.

– С ней все в порядке, – ответил Энджел. – Ее не изнасиловали.

В голове комиссара малость прояснилось, и он углядел, что Пегги улыбается во сне. Вместе с глубоким облегчением он почувствовал зависть к безмятежной юности. Только в семнадцать можно спать в клетке, в трюме корабля, да еще и улыбаться при этом.

Редферн с трудом поднялся и добрел до решетки. Бреннон наконец заметил, что он бледен до мертвецкой белизны, схуднул и выглядит больным. Пироман старался не наступать на правую ногу, а следы побоев Натан пересчитал почти машинально наметанным взглядом. Энджел оперся на решетку и пробормотал, не глядя на комиссара:

– Простите. Я должен был отправить ее с вами в Блэкуит.

"Вы должны были не похищать ее из дома", – хотел ответить Бреннон, но сдержался. И так было ясно, что пироман вполне искренен в своих чувствах. Впрочем, судя по всем предыдущим встречам, лживость и двуличие – это те немногие пороки, которые Редферну были несвойственны. К тому же ему и без того крепко досталось.

– Как вы?

– Лучше, чем было.

– Чего он от вас хотел?

– Долгая история, – поморщился Энджел. – Но, в любом случае, от меня он этого не получит.

Он осторожно опустился на пол, и Бреннон тоже сел – во-первых, не хотел смотреть на Редферна свысока, во-вторых, ноги все еще подгибались из-за чертова снадобья, которым его напичкал мазандранец.

– Он хотел узнать про процесс, – помолчав, сказал пироман.

– Про что? – удивился комиссар. Энджел долго, пристально всматривался в физиономию Натана, словно хотел убедиться в том, чем ему можно доверить столь сокровенное знание, и наконец медленно произнес:

– Процесс превращения человека в консультанта.

Бреннон оцепенел. Значит, он был прав! Прав! Эта дрянь действительно существует! А чертов пироман о ней знает! Знал все это время и молчал!

– Впрочем, вы ведь и так уже догадались, – добавил Редферн, не спуская с комиссара испытующего взора.

Бреннон не ответил, потому что мог думать лишь об одном – раз процесс реален, то, значит, есть кто-то, отбирающий людей для этого гадства! Кто-то, кто рулит всем ходом этого превращения!