Тихий дом

Я, конечно, и не надеялся, как блаженный Андрей из царственного града Константина, взойти к престолу Божиему, но когда на моем пути встала бабушка, это меня немного удивило. Она лишь кротко улыбнулась, перекрестила меня и указала на старца Василия, выступившего из царских врат собора мне навстречу. Старец, любимый ты мой батюшка, как я обрадовался ему! И тут я заметил, как они оба - бабушка и духовник - молоды, красивы и светлы лицами. Отец Василий положил мне руки на плечи, как блудному сыну на известной картине Рубенса, наклонился ко мне, стоящему на коленях, и произнес одну-единственную фразу. Мне захотелось записать его слова, я даже похлопал по карманам брюк, где всегда лежали блокнот с карандашом, но старец остановил меня, подержал в своих теплых ладонях мою буйную головушку и... всё! Молитвенный полет завершился стремительным пике с болезненным приземлением на скрипучую кровать с жестким верблюжьим одеялом.

А, вот оно что! За окном рассвело, послышался далекий крик петуха, железная дверь открылась, и вошел коренастый мужчина с телефоном в руке. Он молча протянул мне средство связи и замер в позе дуче Муссолини на военном параде.

– Доброе утро, Василий Иванович, - поприветствовал я старого бандита.

– А как ты узнал, что это я?
– просипел в трубку далекий собеседник.

– Если вы думаете, что логика ваших поступков так уж замысловата, - вздохнул я печально, - боюсь, вы ошибаетесь. И зачем это вам приспичило устраивать тут спектакль по мотивам рассказа графа Толстого?

– Какого рассказа?

– "Кавказский пленник", вестимо...

– Мама родная, - взвыл Шеф, - тебя там что, в яму посадили? Слушай, сынок, тебя не обижали?

– Да нет, вроде, - успокоил я старика.
– Правда какой-то синий абрек попрыгал малость по моей камере и пообещал меня лично зарезать.

– Вот дикари! Ну прости, Андрей, нервы-то уж не свежие, вот и крутануло меня... не туда. Я ведь вчера в монастырь ходил, куда тебя подвез давеча. Мои люди проследили за тобой и мне все рассказали. Так я с твоим монахом поговорил и все про ваше решение узнал. Вот и звоню, чтобы извиниться и освободить. Ты когда обратно?

– А вот тут попрошу меня не торопить, Василий Иванович, - сурово проскрипел я.
– Мне после столь негостеприимного приема нужно будет с месяц приходить в себя.

– Да я так, для информации, - залебезил старик, - ты отдыхай, конечно, сколько нужно. Прости еще раз. И передай трубу Рустику.

– Ты у нас Рустик?
– спросил я у громилы, замершего в позе футболиста перед пенальти. Тот кивнул, взял трубку телефона и сразу присел - оттуда раздался крик старого бандита, да такой громкий, что даже я всё расслышал.

Рустик выкатил черные очи, изобразил поклон и показал на дверь:

– Прошу вас, Андрэй, вы свободны. Куда вас отвезти?

– В самый лучший отель, конечно, - улыбнулся я.
– И прошу не забыть оплатить люкс с питанием на месяц вперед.

– Не волнуйтесь, всё будет исполнено! Прошу вас! Лимузин ждет.

За дверью моей тюрьмы стоял вчерашний "синий". Я глянул ему в лицо и спросил:

– Так в какое время суток, уважаемый, вы предпочитаете меня зарезать?

– Простите его, Андрей, он будет наказан, - прошипел Рустик и слегка ткнул синюшного в живот. Тот взвыл и сел на землю.

– Я так понимаю, казнь откладывается?
– усмехнулся я.

– Если хотите, ударьте этого недоумка, - предложил мне Рустик.

– Больно нужно, сам разбирайся со своими бойцами. Пока, резальщик!

Рустик лично меня доставил в отель "Вилла", проводил в самый роскошный номер с видом на море: "Я сюда заселяю самых дорогих гостей, мамой клянусь!" и с выпученными глазами приказал молодому управляющему в белом костюме: "Дэлай для моего дорогого гостя всё, что захочет, все расходы запиши на мой счет!" Прожег горящим взором портье, сунул ему паспорт, изъятый у меня, неуклюже поклонился мне и тяжелой рысью удалился, вытирая пот со лба.

– Пожалуйста, завтрак в номер и...
– покрутил я рукой в воздухе, - принесите мне что-нибудь из одежды. Да, кредитную карточку из паспорта достань и верни. Я намерен немного покапризничать, так что приготовься, уважаемый, к большим расходам.

– Нам это только в радость! У вас размер 50-й, рост сто восемьдесят два, если не ошибаюсь?

– Точно, - зевнул я нечаянно.
– Ладно, пойду, устал что-то.

– Завтрак вам уже несут! А одежда будет у меня, я ее лично просмотрю, отберу, выглажу и развешу в кабинете. Я совершенно точно знаю, что вам нужно. Не беспокойтесь.

В номере на столе я обнаружил сложную композицию, составленную из кофейника с чашками, серебряных судков и вазочек - всё такое парящее, источающее дивные ароматы. Я принял теплый душ, завернулся в белый махровый халат и приступил к завтраку аристократа. По окончании трапезы, звякнул колокольчиком, как на крылышках влетела смуглая девушка в белом переднике и унесла посуду.

Надкусив пышный персик, прыснувший соком, вышел на балкон, вдохнул томные южные ветры, настоянные на хвое, олеандрах, креме для загара и, пожалуй, апельсинах. Расположился в шезлонге и сразу провалился в сон. Снились мне на этот раз оранжевые львы с голубыми гривами и розовыми глазами, синие слоны с пушистыми заячьими ушами, крошечные белые акулы в рыжую полоску с бантами на плавниках - они порхали с цветка на цветок и стрекотали песни под флейту с симфоническим оркестром под управлением фон Карояна и дяди Вани из клуба села Подвырино. Причем, флейта звучала как орган консерватории, симфонический оркестр - как винтажная шарманка, фон Кароян, сильно подшафе дирижировал толстой золотой цепочкой, дядьВань - весь в алом смокинге, пафосный, белозубо с хитринкой улыбался, а на бэквокале так умилительно пели тенорами хоры депутатов Европарламента и управления охраны президента Нигерии.

И было утро, и был день второй и всё расположилось по своим местам.

Глазами святых

Проснулся озадаченным. Под упругими струями воды в ванной я просил моего Ангела хранителя напомнить, что же я забыл. Пробежался по событиям последних суток, минута за минутой - ничего. Заказал кофе, через минуту выпил чашку прекрасного крепкого напитка, вышел на веранду, полюбовался просторным соитием моря и неба - ничего. Вернулся в номер, взял в руки четки, огляделся. В шкафу висели выбранные управляющим, отутюженные светлые одежды. На коврике стояла моя сумка, невесть когда доставленная в гостиницу. Порылся в сумке и достал походный складень, раскрыл и поставил в угол комнаты на тумбочку. Впился глазами в спокойный величественный лик Спасителя, вычитал сотню Иисусовых молитв, но это лишь успокоило и выгнало из души смятение, связанное с чувством утери чего-то очень важного.

Посидел в кресле в абсолютной тишине, закрыв глаза. Забрался в сумеречные туманы снов - что-то забрезжило оттуда, сверкнуло и вот оно: бабушка, такая молодая и красивая, совсем как та девушка-княжна с картины охотничьего дома. Верней, мама, родительница, выступила ко мне из облака радужного света, осияла, согрела волной кроткой любви. Я ожидал протянутой руки и приглашения влиться в райское сообщество, я надеялся, что самая родная и близкая женщина сжалится надо мной, снизойдет к усталости от неприятностей земной жизни и "приложит меня к отцам" и прародителям... Но её светлый образ сменил еще более светлый и пронзающий сиянием лик старца Василия, я несказанно обрадовался ему, а он сказал мне слова... Вот оно - именно слова, сказанные старцем, дивные по простоте и ясности слова, но какие! А в ответ - тишина, будто я не вернулся из боя...

Глянул на часы - через полчаса начинается всенощная. Я выскочил из номера, приветливо кивнул портье, расплывшемуся передо мной в улыбке, и сел в дежурный лимузин. Через восемь минут я уже входил в храм-часовню, стоящий на краю просторной территории строящейся церкви. Мною по-прежнему владела потребность вспомнить слова старца Василия. Я ругал себя на чем свет стоит, погружался в соборную молитву и напряженно терзал дырявую память. Всенощная пролетела для меня незаметно, я вернулся в гостиницу, поужинал и возлег в кресле на веранде. Небо пламенело алыми цветами заката. Цветы, там внизу, кроны деревьев передо мной, теплые поветрия отовсюду кружили голову сладкими ароматами. Задремал... Проснулся среди ночи от влажной прохлады, воспарившей от кустов и травы, с минуту разглядывал огромные яркие звезды на черно-фиолетовом небосводе, наконец, встал и перебрался в постель. Левая рука легла на сердце, пальцы правой перебирали четки, молитва текла по руке, по плечу, по распахнутому пространству сердца к пустой голове. Мягко нахлынула сонная волна, меня закружило, унесло в туманные просторы беспамятства.