Розовый рот и бобровый ворот —Вот лицедеи любовной ночи.Третьим была — Любовь.Рот улыбался легко и нагло.Ворот кичился бобровым мехом.Молча ждала Любовь.
«Сядешь в кресла, полон лени…»
Сядешь в кресла, полон лени.Встану рядом на колени,Без дальнейших повелений.С сонных кресел свесишь руку.Подыму ее без звука,С перстеньком китайским — руку.Перстенек
начищен мелом.— Счастлив ты? — Мне нету дела!Так любовь моя велела.
5 декабря 1918
«Ваш нежный рот — сплошное целованье…»
Ваш нежный рот — сплошное целованье…— И это все, и я совсем как нищий.Кто я теперь? — Единая? — Нет, тыща!Завоеватель? — Нет, завоеванье!Любовь ли это — или любованье,Пера причуда — иль первопричина,Томленье ли по ангельскому чину —Иль чуточку притворства — по призванью…— Души печаль, очей очарованье,Пера ли росчерк — ах! — не все равно ли,Как назовут сие уста — доколеВаш нежный рот — сплошное целованье!
Декабрь 1918
«Поцелуйте дочку…»
«Поцелуйте дочку!»Вот и все. — Как скупо! —Быть несчастной — глупо.Значит, ставим точку.Был у Вас бы малыйМальчик, сын единый —Я бы Вам сказала:«Поцелуйте сына!»
«Это и много и мало…»
Это и много и мало.Это и просто и тёмно.Та, что была вероломной,Зá вечер — верная стала.Белой монашкою скромной,— Парой опущенных глаз. —Та, что была неуемной,Зá вечер вдруг унялась.
Начало января 1919
«Бренные губы и бренные руки…»
Бренные губы и бренные рукиСлепо разрушили вечность мою.С вечной Душою своею в разлуке —Бренные губы и руки пою.Рокот божественной вечности — глуше.Только порою, в предутренний час —С темного неба — таинственный глас:— Женщина! — Вспомни бессмертную душу!
Конец декабря 1918
«Не поцеловали — приложились…»
Не поцеловали — приложились.Не проговорили — продохнули.Может быть — Вы на земле не жили,Может быть — висел лишь плащ на стуле.Может быть — давно под камнем плоскимУспокоился Ваш нежный возраст.Я себя почувствовала воском:Маленькой покойницею в розах.Руку на сердце кладу — не бьется.Так легко без счастья, без страданья!— Так прошло — что у людей зовется —На миру — любовное свиданье.
Начало января 1919
«Друзья мои! Родное триединство…»
Друзья мои! Родное триединство!Роднее чем в родстве!Друзья мои в советской — якобинской —Маратовой Москве!С вас начинаю, пылкий Антокольский,Любимец хладных Муз,Запомнивший лишь то, что — панны польскойЯ именем зовусь.И этого — виновен холод братский,И сеть иных помех! —И этого не помнящий — Завадский!Памятнейший из всех!И, наконец — герой меж лицедеев —От слова бытиёВсе имена забывший — Алексеев!Забывший и свое!И,
упражняясь в старческом искусствеСкрывать себя, как черный бриллиант,Я слушаю вас с нежностью и грустью,Как древняя Сивилла — и Жорж Занд.
13 января 1919
«В ушах два свиста: шелка и метели…»
В ушах два свиста: шелка и метели!Бьется душа — и дышит кровь.Мы получили то, чего хотели:Вы — мой восторг — до снеговой постели,Я — Вашу смертную любовь.
27 января 1919
«Шампанское вероломно…»
Шампанское вероломно,А все ж наливай и пей!Без розовых без цепейНаспишься в могиле темной!Ты мне не жених, не муж,Твоя голова в тумане…А вечно одну и ту ж —Пусть любит герой в романе!
«Скучают после кутежа…»
Скучают после кутежа.А я как веселюсь — не чаешь!Ты — господин, я — госпожа,А главное — как ты, такая ж!Не обманись! Ты знаешь самПо злому холодку в гортани,Что я была твоим устам —Лишь пеною с холмов Шампани!Есть золотые кутежи.И этот мой кутеж оправдан:Шампанское любовной лжи —Без патоки любовной правды!
«Солнце — одно, а шагает по всем городам…»
Солнце — одно, а шагает по всем городам.Солнце — мое. Я его никому не отдам.Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. — Никому. — Никогда.Пусть погибают в бессменной ночи города!В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!В вечную ночь пропадет — погонюсь по следам…Солнце мое! Я тебя никому не отдам!
Февраль 1919
«Да здравствует черный туз…»
Да здравствует черный туз!Да здравствует сей союзТщеславья и вероломства!На темных мостах знакомства,Вдоль всех фонарей — любовь!Я лживую кровь своюПою — в вероломных жилах.За всех вероломных милыхГрядущих своих — я пью!Да здравствует комедьянт!Да здравствует красный бантВ моих волосах веселых!Да здравствуют дети в школах,Что вырастут — пуще нас!И, юности на краю,Под тенью сухих смоковниц —За всех роковых любовницГрядущих твоих — я пью!
Москва, март 1919
«Сам Черт изъявил мне милость…»
Сам Черт изъявил мне милость!Пока я в полночный часНа красные губы льстилась —Там красная кровь лилась.Пока легион гигантовРедел на донском песке,Я с бандой комедиантовБраталась в чумной Москве.Хребет вероломства — гибок.О, сколько их шло на зов. . . . . .моих улыбок. . . . . .моих стихов.Чтоб Совесть не жгла под шалью —Сам Черт мне вставал помочь.Ни утра, ни дня — сплошнаяШальная, чумная ночь.И только порой, в тумане,Клонясь, как речной тростник,Над женщиной плакал — АнгелО том, что забыла — Лик.