Скучно в лощинах березам,Туманная муть на полях,Конским размокшим навозомВ тумане чернеется шлях.В сонной степной деревушкеПахучие хлебы пекут.Медленно две побирушкиПо деревушке бредут.Там, среди улицы, лужи,Зола и весенняя грязь,В избах угар, а снаружиЗавалинки тлеют, дымясь.Жмурясь, сидит у амбараОвчарка на ржавой цепи.В избах — темно от угара,Туманно и тихо — в степи.Только петух беззаботноВесну
воспевает весь день.В поле тепло и дремотно,А в сердце счастливая лень.
В гостиную, сквозь сад и пыльные гардины,Струится из окна веселый летний свет,Хрустальным золотом ложась на клавесины,На ветхие ковры и выцветший паркет.Вкруг дома глушь и дичь. Там клены и осины,Приюты горлинок, шиповник, бересклет…А в доме рухлядь, тлен: повсюду паутины,Все двери заперты… И так уж много лет.В глубокой тишине, таинственно сверкая,Как мелкий перламутр, беззвучно моль плывет.По стеклам радужным, как бархатка сухая,Тревожно бабочка лиловая снует.Но фортки нет в окне, и рама в нем — глухая.Тут даже моль недолго наживет!
Старик сидел, покорно и унылоПоднявши брови, в кресле у окна.На столике, где чашка чаю стыла,Сигара нагоревшая струилаПолоски голубого волокна.Был зимний день, и на лицо худое,Сквозь этот легкий и душистый дым,Смотрело солнце вечно молодое,Но уж его сиянье золотоеНа запад шло по комнатам пустым.Часы в углу своею четкой меройОтмеривали время… На закатСмотрел старик с беспомощною верой.Рос на сигаре пепел серый,Струился сладкий аромат.
Осень. Чащи леса. Мох сухих болот.Озеро белесо. Бледен небосвод.Отцвели кувшинки, И шафран отцвел.Выбиты тропинки, Лес и пуст и гол.Только ты красива, Хоть давно суха,В кочках у залива Старая ольха.Женственно глядишься В воду в полусне —И засеребришься Прежде всех к весне.
Бегут, бегут листы раскрытой книги,Бегут, струятся к небу тополя,Гул молотьбы слышней идет из риги,Дохнули ветром рощи и поля.Помещик встал и, окна закрывая,Глядит на юг… Но туча дождеваяУже прошла. Опять покой и лень.В горячем свете весело и сухоБлестит листвой под окнами сирень;Зажглась река, как золото; старухаНесет сажать махотки на плетень;Кричит петух; в крапиву за наседкойСпешит десяток желтеньких цыплят…И тени штор узорной легкой сеткойПо конскому лечебнику пестрят.
Мы встретились случайно, на углу.Я быстро шел — и вдруг как свет зарницыВечернюю прорезал полумглуСквозь черные лучистые ресницы.На ней был креп, — прозрачный легкий газВесенний ветер взвеял на мгновенье,Но на лице и в ярком блеске глазЯ уловил былое оживленье.И ласково кивнула мне она,Слегка лицо от ветра наклонилаИ скрылась за углом… Была весна…Она меня простила — и забыла.
И сладостно и грустно видеть ночьюНа корабле далеком в темном мореВ ночь уходящий топовый огонь.Когда все спит на даче и сквозь сумракОдни лишь звезды светятся, я частоСижу на старой каменной скамейке,Над скалами обрыва. Ночь тепла,И так темно, так тихо все, как будтоНет ни земли, ни неба — только мягкийГлубокий мрак. И вот вдали, во мраке,Идет огонь — как свечечка. Ни звукаНе слышно на прибрежье, — лишь сверчкиЗвенят в горе чуть уловимым звоном,Будя в душе задумчивую нежность,А он уходит в ночь и одинокоВисит на горизонте, в темной безднеМеж небом и землею… Пойте, пойте,Сверчки, мои товарищи ночные,Баюкайте мою ночную грусть!
Все море — как жемчужное зерцало,Сирень с отливом млечно-золотым.В дожде закатном радуга сияла.Теперь душист над саклей тонкий дым.Вон чайка села в бухточке скалистой, —Как поплавок. Взлетает иногда,И видно, как струею серебристойСбегает с лапок розовых вода.У берегов в воде застыли скалы,Под ними светит жидкий изумруд,А там, вдали, — и жемчуг и опалыПо золотистым яхонтам текут.
1905
«Черные ели и сосны сквозят в палисаднике темном…» *
Черные ели и сосны сквозят в палисаднике темном:В черном узоре ветвей — месяца рог золотой.Слышу, поют петухи. Узнаю по напевам печальнымПоздний, таинственный час. Выйду на снег, на крыльцо.Замерло все и застыло, лучатся жестокие звезды,Но до костей я готов в легком промерзнуть меху,Только бы видеть тебя, умирающий в золоте месяц,Золотом блещущий снег, легкие тени березИ самоцветы небес: янтарно-зеленый Юпитер,Сириус, дерзкий сапфир, синим горящий огнем,Альдебарана рубин, алмазную цепь ОрионаИ уходящий в моря призрак сребристый — Арго.
Густой зеленый ельник у дороги,Глубокие пушистые снега.В них шел олень, могучий, тонконогий,К спине откинув тяжкие рога.Вот след его. Здесь натоптал тропинок,Здесь елку гнул и белым зубом скреб —И много хвойных крестиков, остинокОсыпалось с макушки на сугроб.Вот снова след, размеренный и редкий,И вдруг — прыжок! И далеко в лугуТеряется собачий гон — и ветки,Обитые рогами на бегу…О, как легко он уходил долиной!Как бешено, в избытке свежих сил,В стремительности радостно-звериной,Он красоту от смерти уносил!
Облезлые худые кобелиС печальными, молящими глазами —Потомки тех, что из степей пришлиЗа пыльными скрипучими возами.Был победитель славен и богат,И затопил он шумною ордоюТвои дворцы, твои сады, Царьград,И предался, как сытый лев, покою.Но дни летят, летят быстрее птиц!И вот уже в Скутари на погостеЧернеет лес, и тысячи гробницБелеют в кипарисах, точно кости.И прах веков упал на прах святынь,На славный город, ныне полудикий,И вой собак звучит тоской пустыньПод византийской ветхой базиликой.И пуст Сераль, и смолк его фонтан,И высохли столетние деревья…Стамбул, Стамбул! Последний мертвый станПоследнего великого кочевья!