Том 1. Стихотворения

<1903–1906>

У берегов Малой Азии *

Здесь царство Амазонок. Были дики Их буйные забавы. Много дней Звучали здесь их радостные клики И ржание купавшихся коней. Но век наш — миг. И кто укажет ныне, Где на пески ступала их нога? Не ветер ли среди морской пустыни? Не эти ли нагие берега? Давно унес, развеял ветер южный Их голоса от этих берегов… Давно слизал, размыл прибой жемчужный С сырых песков следы подков…

<1903–1906>

Агни *

Лежу во тьме, сраженный злою силой. Лежу и жду, недвижный и немой: Идут, поют над вырытой могилой, Несут огни, — вещают жребий мой. Звенят в щиты, зовут меня домой, В стоустый вопль сливают плач унылый. Но мне легко: ты, Агни светлокрылый. Спасешь меня, разъединишь со тьмой. Смотрите, братья, недруги и други, Как бог, гудя, охватит мой костер, Отсвечивая золотом в кольчуге! Смирите скорбь рыдающих сестер: Бог взял меня и жертвою простер, Чтоб возродить на светозарном Юге!

<1903–1906>

Столп огненный *

В пустыне раскаленной мы блуждали, Томительно нам знойный день светил, Во мглистые сверкающие дали Туманный столп пред нами уходил. Но пала ночь — и скрылся столп туманный. Мираж исчез, свободней дышит грудь — И пламенем к земле обетованной Нам Ягве указует путь!

<1903–1906>

Сын человеческий *

Апокалипсис, I

Я, Иоанн, ваш брат и соучастник В скорбях и царстве господа, был изгнан На Патмос за свидетельство Христа. Я осенен был духом в день воскресный И слышал за собою как бы трубный Могучий глас: «Я Альфа и Омега». И обратился, дабы видеть очи Того, кто говорит, и, обратившись, Увидел семь светильников златых. И посреди их пламенников — мужа, Подиром облеченного по стану И в поясе из золота — по персям. Глава его и волосы сияли, Как горный снег, как белая яри на, И точно пламень огненный — глаза. Стопы его — халколиван горящий, Как будто раскаленные в горниле, И глас его был шумом многих вод. Семь звезд в его деснице, меч струился Из уст его, и лик его — как солнце, Блистающее в славе сил своих. И, увидав, я пал пред ним, как мертвый.

<1903–1906>

Сон (Из книги пророка Даниила) *

Царь! вот твой сон: блистал перед тобою Среди долин огромный истукан, Поправший землю глиняной стопою. Червонный лик был истукану дан, Из серебра имел он грудь и длани. Из меди — бедра мощные и стан. Но пробил час, назначенный заране, — И сорвался в долину сам собой Тяжелый камень с дальней горной грани. Царь! пробил час, назначенный судьбой: Тот камень пал, смешав металлы с глиной, И поднял прах, как пыль над молотьбой. Бог сокрушил металла блеск в единый И краткий миг: развеял без следа, А камень стал великою вершиной. Он овладел вселенной. Навсегда.

<1903–1906>

Атлант *

…И долго, долго шли мы плоскогорьем, Меж диких скал — все выше, выше, к небу, По спутанным кустарникам, в тумане, То закрывавшем солнце, то, как дым, По ветру проносившемся пред нами — И вдруг обрыв, бездонное пространство И глубоко в пространстве — необъятный, Туманно восходящий к горизонту Своей воздушно-зыбкою равниной Лилово-синий южный Океан! И сатана спросил, остановившись: «Ты веришь ли в предания, в легенды?» Еще был март, и только что мы вышли На высший из утесов над обрывом, Навстречу нам пахнуло зимней бурей, И увидал я с горной высоты, Что пышность южных красок в Океане Ее дыханьем мглистым смягчена И что в горах, к востоку уходящих Излучиной хребтов своих, белеют, Сквозь тусклость отдаления, снега — Заоблачные царственные кряжи В холодных вечных саванах своих. И Дух спросил: «Ты веришь ли в Атланта?» Крепясь, стоял я на скале, а ветер Сорвать меня пытался, проносясь С звенящим завываньем в низкорослых, Измятых, искривленных бурей соснах, И доносил из глубины глухой Широкий шум — шум Вечности, протяжный Шум дальних волн… И, как орел, впервые Взмахнувший из родимого гнезда Над ширью Океана, был я счастлив И упоен твоею первозданной Непостижимой силою, Атлант! «О да, Титан, я верил, жадно верил».

<1903–1906>

Золотой невод *

Волна ушла — блестят, как золотые, На солнце валуны. Волна идет — как из стекла литые, Идут бугры волны. По ним скользит, колышется медуза, Живой морской цветок… Но вот волна изнемогла от груза И пала на песок, Зеркальной зыбью блещет и дробится, А солнце под водой По валунам скользит и шевелится, Как невод золотой.

<1903–1906>

Новоселье *

Весна! темнеет над аулом, Свет фиолетовый мелькнул — И горный кряж стократным гулом Ответил на громовый гул. Весна! Справляя новоселье, Она веселый катит гром, И будит звучное ущелье, И сыплет с неба серебром.

<1903–1906>

Дагестан *

Насторожись, стань крепче в стремена. В ущелье мрак, шумящие каскады. И до небес скалистые громады Встают в конце ущелья — как стена. Над их челом — далеких звезд алмазы. А на груди, в зловещей темноте, Лежит аул: дракон тысячеглазый Гнездится в высоте.

<1903–1906>

На обвале *

Печальный берег! Сизые твердыни Гранитных стен до облака встают, А ниже — хаос каменный пустыни, Лавина щебня, дьявола приют. Но нищета смиренна. Одиноко Она ушла на берег — и к скале Прилипла сакля… Верный раб пророка Довольствуется малым на земле. И вот — жилье. Над хижиной убогой Дымок синеет… Прыгает коза… И со скалы, нависшей над дорогой, Блестят агатом детские глаза.

<1903–1906>

Айя-София *

Светильники горели, непонятный Звучал язык, — великий шейх читал Святой Коран, — и купол необъятный В угрюмом мраке пропадал. Кривую саблю вскинув над толпою, Шейх поднял лик, закрыл глаза — и страх Царил в толпе, и мертвою, слепою Она лежала на коврах… А утром храм был светел. Все молчало В смиренной и священной тишине, И солнце ярко купол озаряло В непостижимой вышине. И голуби в нем, рея, ворковали, И с вышины, из каждого окна, Простор небес и воздух сладко звали К тебе, Любовь, к тебе, Весна!