Том 2. Поэзоантракт

Интродукция («Я — соловей: я без тенденций…»)

Я — соловей: я без тенденций И без особой глубины… Но будь то старцы иль младенцы, — Поймут меня, певца весны. Я — соловей, я — сероптичка, Но песня радужна моя. Есть у меня одна привычка: Влечь всех в нездешние края. Я — соловей! на что мне критик Со всей небожностью своей? — Ищи, свинья, услад в корыте, А не в руладах из ветвей! Я — соловей, и, кроме песен, Нет пользы от меня иной. Я так бессмысленно чудесен, Что Смысл склонился предо мной!

Тойла. III

Эст-Тойла

За двести верст от Петрограда, От станции в семи верстах, Тебе душа поэта рада, Селенье в ёловых лесах! Там блекнут северные зори, Чьи тоны близки к жемчугам, И ласково подходит море К головокружным берегам. Как обольстительное пойло, — Колдуйный нектар морефей, — Влечет к себе меня Эст-Тойла Волнами моря и ветвей. Привет вам, шпроты и лососи, И ракушки, и голоса, Звучащие мне на откосе, — Вы, милые мои леса! Давно я местность эту знаю, Ее я вижу часто в снах… О сердце! к солнцу! к морю! к маю! К Эст-Тойле в ёловых лесах!

Тойла. I,7

Опять вдали

И вот опять вдали Эст-Тойла С лазурью волн, с ажурью пен. Конь до весны поставлен в стойло, — Я снова взят столицей в плен. Я негодую, протестую, Но внемля хлебному куску, Я оставляю жизнь простую, Вхожу в столичную тоску. О, как мучительно, как тонко Моя душа оскорблена!.. …Проходит тихая эстонка, В чьих косах — рожь, лён и луна. Идет, — Альвина или Лейла, — Береговою крутизной. Идет века. Прости, Эст-Тойла, И жди меня во влажный зной!

Петроград. I,9

Ах, есть ли край?…

Ах, есть ли край? ах, края нет ли, Где мудро движется соха, Где любит бурю в море бретлинг И льнет к орешнику ольха? Где в каждом доме пианино И Лист, и Брамс, и Григ, и Бах? Где хлебом вскормлена малина И привкус волн морских в грибах? Где каждый труженик-крестьянин Выписывает свой журнал И, зная ширь морских скитаний, Порочной шири ввек не знал? Где что ни-местность — то кургауз, Спектакли, тэннис и оркестр? Где, как голубка, девствен парус, — Как парус, облик бел невест? Ах, нет ли края? край тот есть ли? И если есть, то что за край? Уж не Эстляндия ль, где, если Пожить, поверить можно в рай?…

Петроград. I

На лыжах

К востоку, вправо, к Удреасу, И влево — в Мартс и в Изенгоф, Одетый в солнце, как в кирасу, Люблю на лыжах скользь шагов. Колеса палок, упираясь В голубо-блесткий мартный наст, Дают разгон и — черный аист — Скольжу, в движеньях лыжных част. О, лыжный спорт! я воспою ли Твою всю удаль, страсть и воль? Мне в марте знойно, как в июле! Лист чуется сквозь веток голь! И бодро двигая боками, Снег лыжей хлопаю плашмя, И все машу, машу руками, Как будто крыльями двумя!..

Петроград. I

В Ревель

Упорно грезится мне Ревель И старый парк Катеринталь. Как паж влюбленный королеве Цветы, несу им строфосталь. Влекут готические зданья, Их шпили острые, — иглой, — Полуистлевшие преданья, Останки красоты былой. И лабиринты узких улиц, И вид на море из домов, И вкус холодных, скользких устриц, И мудрость северных умов. Как паж влюбленный к королеве, Лечу в удачливый четверг В зовущий Ревель — за Иеве, За Изенгоф, за Везенберг!

Петроград. I

Лейтенант С.

Вы не слыхали про поэта, Поэта лейтенанта С.? В нем много теплоты и света И море милое, и лес. Он сын Случевского. По крови И духу сын… В лазори строк — Он белый голубь. На Нарове Его именье «Уголок». Не подходите, как к Синаю, К нему, а просто, как к стеблю… Пятнадцать лет его я знаю И ласково его люблю. Люблю я грусть элегий «С моря», Посланий молодой жене, В которых он, природе вторя, Так родственен, так близок мне. Он чистотой доступен детям, И нежно я его пою. Поэт погиб на тридцать третьем В Цусимском горестном бою. Сосед Эстляндии волшебной, Воспевший Гогланд, край чудес, Тебе мой поздний гимн хвалебный, Мне — книга лейтенанта С…

Петроград. I

У Сологуба

Жил Сологуб на даче Мэгар, Любимый, старый Сологуб, В ком скрыта магия и нега, Кто ядовит и нежно-груб… Так в Тойле прожил он два лета На крайней даче, у полей И кладбища, и было это Житье мне многого милей. Из Веймарна к нему приехать Мне нравилось в рассветный час, Когда, казалось мне, утеха Искать в траве росы алмаз. Я шел со станции, читая Себе стихи, сквозь холодок. Душа пылала молодая, И простудиться я не мог. Я приходил, когда все спали Еще на даче, и в саду Бродил до полдня, и в опале Тумана нюхал резеду…

Петроград. I

Прежде и теперь

А вечерами матиола Нас опьяняла, как вино, И строфам с легкостью Эола Кружиться было суждено. Ночами мы пикниковали, Ловили раков при костре, Крюшон тянули, и едва ли В постель ложились на заре… Второе лето на курорте И я с ним вместе проводил. То были дни, когда о торте И сам кондитер не грустил… Когда проехаться в вагоне Еще ребенок рисковал, Когда Herr Брюкман в пансионе Вино открыто продавал… День стоил не бумажек тридцать, А три серебряных рубля, Что могут ныне появиться Лишь разве в замке короля!..

Петроград. I

Царица русского стиха

Поэма Лохвицкой «У моря», Где обрисован Петергоф, Мне грезы красочно узоря, Волшбит меня ажуром строф. И Миррой Балтика воспета, Царицей русского стиха, Признавшей тьму во имя света И добродетель для греха!.. Бывала ли она в Иеве? Ходила ль в сосны на обрыв? И пел ли ей, как королеве, О светлом Эрике залив? Он славил ли ее, как Ингрид, Как королеву королев? С тех пор, как склеп для Мирры вырыт, Он заскорбел ли, поседев? Не знаю я. Никто не знает. То тайна Мирры и волны. Но взор увидеть ожидает Ее в сиянии луны. Она мертва? Она воскреснет! Она не может не ожить! Она споет такие песни, Что перестанет мир тужить!

Петроград. I

Два острова

За постом Мартсом, в острых соснах, Над морем высится обрыв Для грезящих и безвопросных В житейской прозе, — тех, кто жив! Оттуда (там меня не троньте: Мне дрязги ваши не нужны!) Два острова на горизонте В погоду ясную видны. Пою обрыв, который вогнут По направленью к ним дугой. Один из них зовется Гогланд И Белым — маленький, другой. Их контуры маняще-четки, Влекущи обликом своим. Лелею мысль: в моторной лодке Когда-нибудь поехать с ним. Готовь судно, Василий Крохов, Ты, обэстоненный рыбак! А чтобы не было плыть плохо, Возьмем и водку, и табак!