Том 38. Полное собрание сочинений.

Да, если властители людей, какъ въ Австріи, такъ и въ Россіи, Сербіи, Турціи, Болгаріи, безъ малйшаго сомннія и колебанія расчитываютъ на то, что вс эти милліоны людей безпрекословно исполнятъ все то, что отъ нихъ потребуется, и отдадутъ свои сбереженія и сами пойдутъ убивать, кого имъ велятъ, и будутъ запирать, казнить людей по вол властвующихъ, и будутъ считать истиной то, что имъ предпишутъ въ синодахъ, консисторіяхъ, академіяхъ и университетахъ, то происходитъ это только отъ того, что люди эти потеряли сознаніе своего духовнаго «я», сознаніе своего человческаго достоинства. Вдь стоитъ только людямъ вспомнить о томъ, кто они, и перестать врить обманщикамъ, съ дтства, а потомъ и въ полномъ возраст, внушающимъ ложныя ученія церкви, науки, государства, отечества, а признать за единую несомннную истину, вложенное въ сердце каждаго человка, сознаніе добра и зла, просто и ясно выраженное во всхъ великихъ ученіяхъ и съ особенной ясностью въ христіанств, и тотчасъ же сами собой прекратятся вс т бдствія, отъ которыхъ такъ страдаютъ теперь люди нашего времени и на которыя такъ безпомощно жалуются. Страданія эти становятся слишкомъ велики и обманы слишкомъ явны для того, чтобы могло продолжаться то ужасное положеніе, въ которомъ живутъ теперь люди. Люди все больше и больше опоминаются, пробуждаются отъ жизни, похожей на безумное сновидніе, къ простой разумной дйствительности, и начавшееся пробужденіе это не можетъ не совершиться.

22 Февраля 1909 г.

Ясная Поляна.

ВАРИАНТЫ СТАТЬИ «О ГОГОЛЕ»

* № 1.

Лучшее произведенiе его таланта — Коляска, лучшее произведенiе его сердца — нкоторыя изъ писемъ.

* № 2.

<Главное несчастье всей дятельности Гоголя — это его покорность, съ одной стороны, существующему и до сихъ поръ и тогда очень сильно распространенному суеврію объ особенномъ, <великомъ> Гегельянскомъ метафизическомъ значеніи того, что называется⁵⁷ искусствомъ, а съ другой стороны покорность <установившемуся лже-религіозному> существующему русскому церковному ученію и⁵⁸ тогдашнему русскому государственному устройству. Отъ этого та странная путаница понятій въ послднихъ сочиненіяхъ Гоголя, гд онъ хотлъ придать своимъ сочиненіямъ то значеніе, котораго они не имли и не могли имть, и отъ этого та превратность идеаловъ, которые онъ выставлялъ въ своихъ нравственно-учительныхъ произведеніяхъ, въ изслдованіяхъ и письмахъ.>

* № 3.

Къ сожалнію, <онъ въ свои художественныя писанія вносилъ несвойственное имъ желаніе высказать что-то особенно значительное и важное, какъ это съ особенной ясностью выразилось въ его эпилог къ «Ревизору». И не утруждалъ бы себя оправданіемъ и даже восхваленіемъ отжившихъ даже въ его время суеврій церковнаго и государственнаго. Въ этомъ отношеніи Гоголь вполн оправдалъ замчаніе Канта о томъ, что человкъ, удержавшій въ полномъ возраст ложное религіозное ученіе, внушенное ему съ дтства, если не иметъ силы освободиться отъ него, становится софистомъ своихъ убжденій. Гоголь же былъ даже не самобытнымъ софистомъ, а усвоилъ вс сложные и искусственные софизмы славянофиловъ того времени: Хомякова и особенно Аксаковыхъ.

ВАРИАНТЫ «ПИСЬМА СТУДЕНТУ О ПРАВЕ».

* № 1.

Очень радъ былъ получить ваше письмо: оно съ одной стороны позабавило меня и я искренно и весело посмялся съ моими домашними надъ императивно-атрибутивными, <абортивными> и т. подобными опредленіями, съ другой стороны радъ былъ случаю высказать именно о томъ гадкомъ обман, о которомъ вы пишете, и который называется «правомъ», свое мнніе. Правда, что весь этотъ удивительный жаргонъ съ своими забавными, выдуманными, никому не нужными словами и условными понятіями, не имющими для простого, т.-е. непосвященнаго въ игру человка никакого смысла и составляющими для посвященныхъ въ ихъ значеніе нкотораго рода игру въ род разршенія шахматной задачи, представляютъ изъ себя явленія высокаго комизма, особенно когда подумаешь о той важности, съ которой это передается, слушается тысячами молодыхъ достаточно образованиыхъ людей и печатается теорія естественнаго, всеобщаго, гражданскаго, уголовнаго, государственнаго права. Правда, что вся эта удивительная <чепуха> такъ называемая наука, и теперь представляющаяся уже мыслящимъ людямъ забавнымъ образцомъ глупости человческой, будетъ черезъ десятки лтъ <выставляться историками образцами той дикости и невжества, въ которомъ жили ихъ предки> представляться нашимъ потомкамъ, если только вспомнятъ про нее, такой невроятной чепухой, что они не будутъ въ состояніи поврить тому, чтобы люди не нарочно, а какъ что-то важное и серьезное преподавали и слушали такую ужасную чепуху.

* № 2.

Мало того, есть право уголовное, право ссылать, заточать, казнить, вшать. Права эти определяются законами, говорятъ П[етражіцкіе], но законы то кто пишетъ? <Побдоносцевы или Николаи, Пуришкевичи съ собратьями, а приводятъ въ исполненіе Аракчеевы и Гершельманы.

* № 3.

И этотъ то гадкій обманъ вы и тысячи вамъ подобныхъ не только спокойно, но съ благоговніемъ слушаете и <глотаете> принимаете не какъ евангельскую истину, что евангеліе, а почти какъ Дарвиновскую истину. Да, это ужасно!

————

ВАРИАНТ СТАТЬИ «О ВОСПИТАНИИ».

Все сводится къ одному вопросу: какія знанія справедливо и полезно передавать обучаемымъ? Чтобы отвтить на этотъ вопросъ, надо хотя въ общихъ чертахъ представить себ всю область знанія.

Всю область знанія человка или человчества я представляю себ⁵⁹ какъ расходящееся изъ одной точки сознанія человка или человчества безконечное количество безконечныхъ линій или радіусов безконечной сферы. Знаніе можетъ быть боле или менее совершеннымъ по количеству исходящихъ изъ центра радіусовъ и по длин ихъ. Очевидно, что такъ какъ количество радіусовъ и длина ихъ безконечны, то совершеннаго, даже приближающегося къ совершенному, знанія не можетъ быть; можетъ же быть только боле или мене гармоническое, внутренно согласное. Наиболе внутренно согласное будетъ такое, при которомъ исходящіе изъ центра радіусы боле или мене частые, будучи на одинаковомъ другъ отъ друга разстояніи, охватываютъ вс стороны и въ протяженіи своемъ боле или мене равны, образуя боле или мене правильную сферу. Такое распредленіе знаній, при которомъ радіусы при одинаковомъ разстояніи образуютъ сферу, будетъ наиболе воспитательнымъ, такое же, при которомъ знанія распредлены неравномрно, какъ радіусы только въ одной половин, четверти или осьмушк сферы и одни короткіе, другіе длинные, будетъ ложно воспитательнымъ и ложно образовательнымъ.

Въ грубой форм, нисколько не настаивая на справедливости построенія, допуская, что могутъ быть совсмъ другія, я по крайнейі мр представляю себ распредленіе знаній такъ: Важно для меня не самое это распредленіе, а то, что для возможно правильнаго воспитанія нужно, чтобы было это распредленіе, обнимающее вс области знанія въ ихъ взаимной зависимости.

Я представляю себ это такъ:

Одинъ діаметръ, первый, состоящій изъ 2-хъ [радіусовъ], одного — религіозное пониманіе смысла жизни, и другого, на противуположной сторон, дятельность жизни, главное руководство ея. Перпендикуляръ къ этому діаметру съ одной стороны естественныя знанія, съ другой философія, третій перескающій діаметръ: общественная жизнь и на другомъ конц исторія, географія, этнографія, жизнь народовъ. <Четвертый діаметръ: на одномъ конц словесность, искусство, на другомъ математика.> Такъ вотъ.

[О «ВЕХАХ».]

Отъ учителя мы ждемъ, что онъ сдлаетъ изъ своего слушателя сначала разсудительнаго человка, затмъ разумнаго и, наконецъ, ученаго.

Такой пріемъ имеетъ ту выгоду, что если ученикъ и не достигнетъ никогда послдней ступени, какъ это обыкновенно и бываетъ въ действительности, онъ все-таки выиграетъ отъ обученiя и станетъ боле опытнымъ и умнымъ, если не для школы, то для жизни.

Если же этотъ пріемъ вывернуть на изнанку, тогда ученикъ схватываетъ что-то въ род разума прежде, чмъ въ немъ выработается разсудокъ, и выносить изъ обученія заимствованную науку, которая только какъ бы приклеена, но не срослась съ нимъ, при чемъ его духовныя способности остались такими же безплодными, какъ и раньше, но въ то же время сильно испорчены воображаемой ученостью. Въ этомъ причина, почему мы нердко встрчаемъ ученыхъ (врне, обученныхъ людей), которые обнаруживаютъ очень мало разсудка, и почему изъ академій выходитъ въ жизнь больше нелпыхъ головъ, чмъ изъ какого-нибудь другого общественнаго класса.

Кантъ.

Со всми людьми, обращающимися къ наук нашего времени не для удовлетворенія празднаго любопытства и не для того, чтобы играть роль въ наук, писать, спорить, учить, а обращающимися къ ней съ прямыми, простыми, жизненными вопросами, случается то, что наука отвчаетъ имъ на тысячи разныхъ, очень хитрыхъ и мудреныхъ вопросовъ, но только не на тотъ одинъ вопросъ, на который всякій разумный человкъ ищетъ отвта: на вопросъ о томъ, что я такое и какъ мн жить.

Вчера я прочелъ въ газет о собраніи писателей, въ которомъ при обсужденіи взглядовъ, какъ тамъ говорилось, старой и новой «интелигенціи» выяснилось то, что новая интелигенція признаетъ для улучшенія жизни людей не измненіе вншнихъ формъ жизни, какъ это признаетъ старая интелигенція, а внутреннюю нравственную работу людей надъ самими собой.

Такъ какъ я давно уже и твердо убжденъ въ томъ, что одно изъ главныхъ препятствій движенія впередъ къ разумной жизни и благу заключается именно въ распространенномъ и утвердившемся суевріи о томъ, что вншнія измненія формъ общественной жизни могутъ улучшить жизнь людей, то я обрадовался, прочтя это извстіе, и поспшилъ достать литературный сборникъ Вхи, въ которомъ, какъ говорилось въ стать, были выражены эти взгляды молодой интелигенціи. Въ предисловіи была выражена та же въ высшей степени сочувственная мн мысль о суевріи вншняго переустройства и необходимости внутренней работы, каждаго надъ самимъ собой, и я взялся за чтеніе статей этого сборника.

Но чмъ дальше я читалъ, тмъ больше разочаровывался. Было много говорено [объ] особенной каст интелигенціи, выдляемой отъ всхъ остальныхъ людей самыми тми людьми, которые принадлежать къ этой каст. Велись какіе-то счеты и споры между лицами, принадлежащими къ этой каст, было очень много упоминаній о модныхъ сочинителяхъ русскихъ и европейскихъ, признаваемыхъ очень важными авторитетами, о Мах, Авенаpiус, Луначарскомъ и др., очень тонкія разъясненія несогласій и недоразумній и опроверженiя опроверженiй опроверженій, была бездна учености и самой новйшей, и въ особенности мудреныхъ, выдуманныхъ и не имющихъ точнаго, опредленнаго значенія словъ. Говорилось о «піетет передъ мартирологомъ интелигенціи», о томъ, какъ «героическій максимализмъ проэцируется какъ-тo во вн», какъ «психологія интеллигентнаго героизма импонируешь какой то групп», или какъ «религіозный радикализмъ аппелируетъ къ внутреннему существу человка (стр. 139), a безрелигіозный максимализмъ отметаетъ проблему воспитанія»; говорилось объ «интелигентной идеологіи, о политическомъ импрессіонизм, объ «инсценированной провокаціи (стр. 140, 141), объ «искусственно изолирующемъ процеесс абстракціи (стр. 148). объ адекватномъ интелектуалъномъ отображеніи міра (стр. 150), о метафизической абсолютизаціи цнности разрушенія» и т. п. Была и чрезвычайная самоувренность, какъ личная самихъ авторовъ, такъ и кастовая интеллигентная. Такъ на стр. 59 говорилось, что: «Худо ли это или хорошо, но судьбы Россіи находятся въ рукахъ интеллигенціи, какъ бы она ни была гонима и преследуема, какъ бы ни казалась слаба и даже безсильна въ данный моментъ. Ей, этой горсти, принадлежитъ монополія европейской образованности и просвщенія въ Россіи, она есть главный его проводникъ въ толщу стомилліоннаго народа, и если Россія не можетъ обойтись безъ этого просвщенія подъ угрозой политической и національной смерти, то какъ высоко и значительно это историческое призваніе интелигенціи, сколь огромна и устрашающа ея историческая ответственность передъ будущимъ нашей страны, какъ ближайшимъ, такъ и отдаленнымъ».

Такъ что въ сборник было очень много того, чего могло и не быть, но не было того одного, чего я да и всякій человкъ, признающій справедливость сотни разъ еще до рожества Христова выраженной всми мудрецами міра мысли о томъ, что улучшеніе жизни человческой совершается не вншнимъ, а внутреннимъ измненіемъ, имлъ право искать и ожидать найти въ сборник, а именно указанія людей, называющихъ себя интелигенціей и въ рукахъ которыхъ находятся судьбы Россіи, на то, въ чемъ должна состоять та внутренняя работа, которая должна замнить т вншнія формы, которыя, судя по предисловію, какъ будто бы отрицались составителями сборника. (Я говорю какъ будто бы, потому что въ сборник же была статья о прав, не только прямо поддерживающая основы внешняго общественнаго устройства, но отрицающая все то, что должно и можетъ замнить эти вншнія формы.)