Том 4. Письма 1820-1849

Dresde n’a pas beaucoup pris le grandiose de Prague, mais la vue sur l’Elbe de la terrasse de Br"uhl est charmante, c’est-`a-d<ire> serait charmante, si tu 'etais l`a. H'elas, ce n’est pas un compliment que je te fais, en parlant ainsi, c’est tout bonnement l’aveu de mon impuissance d’exister par moi-m^eme.

Ce matin je me suis mis en r`egle avec la galerie de tableaux, puis j’ai 'et'e voir Schr"oder<sup>*</sup>, notre M<inistre> `a Dresde qui m’a retenu `a d^iner. Ce pauvre Schr"oder est certainement un des mortels les plus nuls et les plus insipides que j’ai rencontr'es. Il y a l`a un malheureux secr'etaire qui est son souffre-douleur et qui m’a ait fr'emir par le retour qu’il m’a fait faire sur moi-m^eme. Car enfin la destin'ee de cette pauvre cr'eature aurait pu ^etre la mienne. J’ai trouv'e aussi `a Dresde une colonie de Russes, tous de mes parents et amis, mais de parents, que je n’ai pas vu depuis 20 ans, et des amis dont je ne savais plus le nom. Cela m’a valu encore quelques impressions peu agr'eables. Il y a l`a entr’autres ma cousine que j’ai connue enfant et que j’ai retrouv'ee vieille femme. C’est la soeur d’un de ces malheureux exil'es en Sib'erie qui a fait le mariage romanesque avec une jeune Francaise o`u j’ai eu quelque part. Eh bien, ce fr`ere est mort, sa femme est morte, son p`ere, sa m`ere sont morts, tout est mort, et la cousine en question se meurt aussi de la poitrine^*.

Ah, qu’il me tarde de te revoir! Aussi je veux partir demain, en repassant par Leipsick, et j’esp`ere, Dieu aidant, ^etre pr`es de toi dimanche prochain. Mais, si par hasard j’arrivais un jour ou deux plus tard, ne t’en inqui`etes nullement. Comme je ne suis pas s^ur de pouvoir aller tout d’une traite jusqu’`a Munich, je coucherai peut-^etre une fois en route.

Aie soin aussi, ma chatte, que je trouve quelques lignes de toi `a Augsbourg, car il est possible que c’est par ce c^ot'e-l`a que j’arrive. Adieu. Je me sens trop nerveux pour continuer `a 'ecrire. Embrasse les enfants. A toi de coeur.

Перевод

Дрезден. 27 сентября

Милая моя кисанька, мне кажется, словно прошли века со времени нашей разлуки. Ах, какое скучное развлечение — путешествие. Вот я, со вчерашнего дня, и в Дрездене, а приехал я сюда лишь для очистки совести. Однако вчера, подъезжая к городу, я был в самом сентиментальном настроении, чем-то напоминающем сон. С Дрезденом у меня связаны очень дорогие воспоминания, которые ближе мне, чем воспоминания, касающиеся меня лично. Здесь родилась ты, и этому маленькому обстоятельству, которое в то время было так чуждо моей судьбе, суждено было стать ее основой, а в то же время иная жизнь, иное прошлое… но полно вспоминать! Воспоминания опьяняют, как опиум, и с первых же строк портят письмо. Моей сентиментальности могло способствовать движение паровика, своеобразно действующее на нервы… Однако постараемся придерживаться повествовательного слога… Я покинул Веймар 24-го, мысленно прося у Мальтицев прощения за то, что под влиянием скуки был несправедлив к ним. Еще накануне отъезда они пригласили меня обедать в обществе невестки Гёте^*, которая, несмотря на уродство, седые букли и изрядную дозу напыщенности, довольно понравилась мне. Правда, что первые впечатления мои всегда крайне снисходительны. Если бы они оставались неизменными, меня можно было бы назвать филантропом.

В Лейпциге я попал в водоворот людей, лавок, товаров. Шла вторая неделя ярмарки, то есть был самый разгар ее. Все трактиры битком набиты. Никакой возможности достать угол, где бы приклонить голову. Я сказал себе, пытаясь подражать твоей интонации, что я самый потерявшийся из смертных. Наконец Провидение взяло меня за руку и отвело на ночлег к барышнику. Несколько часов спустя опять-таки Провидение столкнуло меня в самой сутолоке с Фридрихом Ботмером^*, который приехал из Мекленбурга и, подобно мне, совершенно растерялся в этом хаосе. Так как он тоже не имел пристанища, я повел его к моему барышнику и великодушно уступил ему комнату Щуки. Затем мы вместе пошли побродить. Что до меня, то я несомненно наименее достойный ярмарки человек. Она производит на меня такое же впечатление, какое произвело бы на тебя чтение книги по метафизике. Чтобы хоть малость заинтересоваться всем, на что я гляжу, ничего не видя, мне нужно было бы посредство твоих глаз. Ах, зачем тебя не было со мною! Сколь я проклинал свою глупость, которая не дала мне ничего выбрать в этой груде товаров! Но я знаю, как поступить. Я решил на обратном пути купить сразу всю ярмарку и привезти ее тебе. Тогда ты сможешь выбрать по своему вкусу.

Из Лейпцига я уехал по железной дороге в три часа пополудни, а в 7 часов приехал сюда. Расстояние — 16 миль, то же, что от Регенсбурга до Мюнхена. Надо согласиться, что пар — великий чародей, порою движение так стремительно, так поглощающе, пространство так преодолено, сведено на нет, что трудно не поддаться чувству некоторой гордости. Приехав в Дрезден, я смог в тот же вечер пойти в театр, и пошел я не столько ради собственного удовольствия, сколько чтобы воздать должное железной дороге. Дрезден далеко не так величествен, как Прага, но вид на Эльбу с Брюлевской террасы восхитителен, то есть был бы восхитителен, если бы ты была там. Увы, говоря так, я не говорю тебе комплимента; это просто-напросто признание в невозможности жить самим собою.

Сегодня утром я отдал дань картинной галерее, потом сделал визит нашему дрезденскому посланнику Шрёдеру^*, который оставил меня обедать. Бедняга Шрёдер несомненно один из самых ничтожных и бесцветных смертных, каких я когда-либо встречал. При нем состоит несчастный секретарь, его козел отпущения, глядя на коего, я подумал о самом себе и содрогнулся. Ведь судьба этого несчастного созданья могла бы быть моей судьбой.

В Дрездене целая колония русских, — все мои родственники и друзья, но родственники, которых я не видел лет двадцать, и друзья, самые имена коих я позабыл. Это тоже вызвало во мне несколько не особенно приятных ощущений. Тут живет, между прочим, моя кузина, которую я знавал ребенком, а теперь встретил уже старухой. Она сестра одного из несчастных сибирских изгнанников, романтически женившегося на молодой француженке, причем это совершилось не без моего участия. Так вот, брат этот умер, жена его умерла, отец, мать умерли, все умерло, и кузина, о которой идет речь, тоже умирает от чахотки^*.

Ах, как мне хочется повидаться с тобою! Хочу уехать отсюда завтра же, через Лейпциг, и надеюсь с Божьей помощью быть возле тебя в воскресенье. Но если я приеду на день-два позже — ни в коем случае не беспокойся. Так как я не уверен, что смогу доехать до Мюнхена без остановки, то, быть может, проведу одну ночь где-нибудь в пути.

Постарайся, моя кисанька, чтобы я нашел в Аугсбурге несколько строчек от тебя, ибо возможно, что я приеду с этой стороны. Прости! Я слишком взволнован и не могу больше писать. Обними детей.

Душевно твой.

Тютчевой А. Ф., 22 декабря 1841/3 января 1842 *

67. А. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 22 декабря 1841/3 января 1842 г. Мюнхен

Munich. Ce 3 janvier 1842

Je suis bien coupable envers toi, ma bonne et ch`ere Anna, d’avoir tard'e si longtemps `a r'epondre `a tes lettres. Sois n'eanmoins bien persuad'ee, mon enfant, qu’elles m’ont fait le plus grand plaisir et que je suis tout heureux de te savoir heureuse aupr`es de la tante Clotilde, `a qui, toi et moi, nous ne saurions t'emoigner assez de reconnaissance. Je suis enti`erement satisfait des d'etails que tu nous donnes sur la vie que tu m`enes et sur tes occupations, et j’aime `a te savoir dans la soci'et'e des personnes que tu nommes et dont quelques-unes me sont personnellement connues, telles, par ex<emple>, que Mr Fr"olich et son excellente fille. Rappelle-moi `a leur souvenir, aussi qu’`a celui de Mad. Schwendler quand tu la verras…

Je ne te recommande pas l’application `a l’'etude, tu es naturellement studieuse. Mais j’aimerais bien, mon enfant, te voir prendre d`es `a pr'esent l’habitude d’appr^eter `a chaque chose que tu entreprends, toute l’attention et le soin n'ecessaire, pour que la chose soit bien et proprement faite.

Qu’une lettre, p<ar> ex<emple>, ne se recommande pas seulement par un style et une orthographe corrects, mais qu’elle soit encore proprement et soigneusement 'ecrite. Sous ce rapport tu ne saurais trouver un meilleur exemple `a faire, que celui de l’oncle Maltitz, ni un pire `a 'eviter que celui de ton p`ere. Et quant `a l’oncle Maltitz, tu es bien heureuse, ma ch`ere Anna, d’avoir rencontr'e `a ton premier d'ebut dans la vie un homme tel que lui. Maintenant tu ne peux que l’aimer. Plus tard tu comprendras, combien il m'eritait d’^etre aim'e.

Je n’entre pas dans des d'etails relativement `a la vie que nous menons. Maman, je le sais, te tient au courant de tout ce qui se passe dans la maison. Tu nous as bien manqu'e le jour du Christ-Kind, et quant `a moi, ma bonne Anne, il n’y a que l’id'ee de te savoir parfaitement heureuse et contente l`a o`u tu es, qui puisse me faire supporter la privation de ne plus te voir ici. Je me flatte n'eanmoins que nous nous reverrons avant peu.

Напиши мне, начинаешь ли ты понимать то, что читаешь по-русски, и извести меня, когда ты будешь говеть?

Bonne ann'ee, ma ch`ere enfant. T. T.

Перевод

Мюнхен. 3 января 1842

Я очень виноват перед тобой, добрая, милая Анна, потому что долго не отвечал на твои письма. Однако не сомневайся, моя девочка, в том, что они доставили мне самую большую радость, и я счастлив, что ты благополучна рядом с тетушкой Клотильдой, которой я, так же как и ты, не нахожу слов для благодарности. Я совершенно удовлетворен тем, что ты сообщаешь мне о своей жизни и занятиях, и я рад, что ты находишься в обществе тех людей, кого ты называешь в письмах, многих я знаю лично, например, г-на Фрелиха и его бесценную дочь. Передай им мой поклон, а также г-же Швендлер, когда ее увидишь…