Тоска по окраинам

– А что-то похожее есть у вас?

Моя кивает и сонно бредет вдоль полок. Вот эта есть, вот еще из фантастики пришло. И вот, может, и эта сойдет… Вообще, знаете, мистики больше там, в коридоре, но там, правда, старое, и издания совсем другие, мягкие переплеты…

– Ой, – пищит шапка. – Смотри, «Гарри Поттер» тут весь. Старое издание, смотри-смотри!

– Ага, – живо откликается моя. – С правильным переводом.

Ольга, наконец, возвращается, расстегивает куртку на ходу. Щёки у нее с каждым днем будто краснее и краснее. Она бросает на мою грозный взгляд – шапка перехватывает его и мгновенно считывает, что тут к чему.

– Здравствуйте, – пищит шапка. – А нас заинтересовала тут одна книжка…

Ольга плюхается на стул за кассу и рассеянно кивает. Если за что-то ее можно уважать – так это за то, что она никогда не расшаркивается перед покупателями.

Моя садится за компьютер и продолжает колбать бесконечные таблицы. Справочник водолаза, учебник общей физики и техники. Лекарственные травы юга России, ноты, репродукции Репина, общая теория музыки – серые, затертые корешки с названиями, которые через секунду вылетают из головы.

Еще одно странное свойство Ольги – она никогда не берет книги бесплатно. Ей привозят порой целыми мешками – два мешка, десять, готовы оставить и забыть навсегда. Ольга заглядывает в каждый и обязательно называет цену – а если цены, то есть ценности, нет, то нет и разговора. На помойку за ангаром (мы ходили туда уже раз пять) Ольга скидывает книги с испорченными обложками, не имеющие шанса найти хозяина, открытки, двадцатирублевые романчики, совсем пришедшие в негодность от едких старушечьих слез по просранной жизни. С лицом серийного убийцы Ольга рвет их, ощипывает корешки, раздирает переплет и, если получится, страницы тоже разрывает пополам; целую полку за час превращает в мешок целлюлозной трухи.

– Тебе это надо? – лениво спросила она, увидев вытянувшееся от ужаса лицо моей, когда мы в первый раз присутствовали на книжной казни.

Моя испуганно вынула три книжки: писанина какого-то актера, фотографии животных в зоопарке, рассказы чешских сатириков.

– Ну, забирай, – безразлично сказала Ольга и принялась уничтожать книжки, которые мы не спасли. Потом добавила: – Через месяц у тебя этого барахла наберется столько, что девать некуда будет. Не вздумай только назад принести!

И вот так тянулись наши дни: мешки новых книг, понюхай (если пахнет плесенью – рви и неси на помойку), посмотри внутри, поищи в базе, поставь цену карандашиком, положи в стопку. Потом ту же стопку – справа налево, заносим в табличку. Клеевой пистолет визжит, потом разносим эти стопки – «больше бери, не сломаешься!» – по залу туда-сюда.

Мы таскаем белые пакеты из «Слойки» – обеды нам скорее нравятся, чем нет. «Ешь суп сначала, – поучает Ольга. – Потом делай перерыв, потом ешь второе. Можешь забрать домой. …Ставь чайник, только вылей эту воду – слышишь, вылей на улицу!» Второй раз кипятить воду нельзя – это мертвая вода. Так говорит Ольга.

На прощание она всучивает моей несколько мятых купюр – получается больше, чем набежало за пять часов работы. «Давай, дуй домой». И мы идем под сизыми, серо-фиолетовыми сумерками, гудящие ноги пружинят по асфальту. Мы идем и радуемся освобождению – и можем даже послушать песню в своей сонной маршрутке до дома Шныря.

Шнырь в хорошем настроении. Пока моя сидит на диване, голой задницей на колючей обивке, и читает учебник, – Шнырь танцует победный танец. Он затягивается чем-то из стеклянной трубки, и вскакивает, и танцует, скинув трусы, в полумраке своей комнатушки, – танцует самозабвенно, закрыв в блаженстве глаза и подбрасывая свою маленькую коричневую попку в такт мелодии. Моя смеется, и в смехе слышно даже какое-то восхищение. Шнырь подпевает музыке из колонок, кружится на фоне неба его силуэт – а в окно бьет совсем уже голое костлявое дерево, будто бы тоже хочет в тепло.

 18 ноября

В эту среду с нами случилась удача.

Мы пришли в лавку раньше на целых полчаса. Я уже понял, зачем, – просто моя захотела понравиться Ольге, во что бы то ни стало заслужить ее одобрение. С ней всегда так. Одобрение, которое есть, ей почему-то не нужно. А вот если ее вдруг не любят, не ценят, держат за дерьмо никудышное, – она начинает почитать человека достойным, считать его больше себя, на цыпочках перед ним стоит. Не очень-то это умно.

Вот так получилось и на этот раз. Ольга даже не заметила, что мы пришли раньше положенного. Она что-то считала и сверяла с большой бумажной тетрадью, слюнявила палец, яростно била по калькулятору и вполголоса материлась.

– Ага, – вместо приветствия сказала она. – Ну-ка, повернись.

Моя покружилась. Сегодня они со Шнырем договорились встретиться – потому моя решила в последний раз перед холодами надеть красное пальто. В этом пальто ее много фотографировали, и на улице разглядывали больше обычного, да и просто она знала, что такой яркий, сияющий-красный, до боли алый цвет должен ей идти (только ей и никому больше).

– Так. Кроссовки – чмо.

Она опустила глаза на старенькие, кирпичные – и цветом и формой, – «камелоты».

– Пальто вот – хорошее… – Ольга приспустила очки. – Такое пальто только бы сдать в химчистку и отпарить – и можно еще лет десять носить. Из моды не выйдет.

Интересно, что ее красная голова знает о моде?

– Ну ладно, садись за компьютер. Пальто-то повесь, чтоб не запачкать. Возьми Танькину кофту.

Мы подчинились, и в кофту, пахнущую нарочитой химозной свежестью, она завернулась, замоталась на три оборота, и меня взяла с собой в зал. Мы устроились за компьютером.

Удача была в том, что клавиатура почему-то не работала. Моя нажимала кнопки – и ничего не появлялось, и лампочки не горели. Она даже влезла в настройки под Ольгино испуганное «ничего не трогай, ничего не ломай!». Но с настройками всё было в порядке.

– Это батарейка, – вдруг заявила моя. – У вас нет запасной, проверить?

– Ну конечно! – Ольга даже захлопала в ладоши. – Конечно, батарейка!

Она запустила руку в кассу и достала оттуда две сторублевки.

– А мозжечок-то у тебя все-таки работает. Надевай свое красивое пальто и дуй сейчас на рынок. Там пройдешь до конца ряда. Между курами-гриль и квашеной капустой увидишь ларек, возьмешь у Палыча четыре батарейки. Мозжечок! – Она подняла палец вверх.

И моя светилась от нехитрой этой похвалы еще целый день: набивая клеевым пистолетом ценники, обнюхивая очередной мешок заплесневелых книг, расставляя по размеру тоненькие детские энциклопедии.

– Может, мне еще понабивать базу? – по-прежнему сияя, предложила моя.

Ольга покачала головой.

– Сейчас придет Томка, займется. Вообще она это делает, но тут у нее был отпуск, заболел ребенок, – она поболтала чайным пакетиком в кружке. – У Томки их уже трое, а ведь всего двадцать лет девке.