Тотальные институты

Возникающее у пациента чувство предательства со стороны его ближайшего лица усиливается, если при этом присутствует кто-то еще — фактор, явно значимый для многих ситуаций, в которых участвуют три стороны. Уязвленный индивид может вполне спокойно и мирно общаться с обидчиком один на один, предпочитая мир справедливости. Но присутствие свидетеля усиливает обиду, поскольку теперь для того, чтобы забыть, сгладить или замять случившееся, недостаточно обидчика и обиженного; нанесение обиды стало публичным социальным фактом [266] . Иногда свидетелем выступает психиатрическая комиссия, и тогда предательство на глазах у свидетелей может походить на «церемонию деградации» [267] . В подобных обстоятельствах уязвленный пациент может чувствовать, что для восстановления его чести и социального веса требуются обширные компенсирующие действия перед свидетелями.

266

Парафраз фрагмента из: Kurt Riezler. Comment on the Social Psychology of Shame // American Journal of Sociology. 1943. Vol. 48. № 4. P. 458.

267

См.: Harold Garfinkel. Conditions of Successful Degradation Ceremonies // American Journal of Sociology. 1956. Vol. 61. № 5. P. 420–424.

Стоит упомянуть также о двух других аспектах этого ощущения предательства. Во-первых, те, кто рассматривает возможность отправить человека в психиатрическую больницу, редко до конца представляют себе, насколько сильным ударом это может для него оказаться. Часто ему говорят, что ему обеспечат лечение и покой и, вполне возможно, отпустят через несколько месяцев. В некоторых случаях говорящие это могут скрывать известные им факты, но я думаю, что обычно они высказывают то, во что искренне верят. Это связано с важным различием между пациентами и посредниками-профессионалами: посредники могут чаще, чем широкая общественность, воспринимать психиатрические больницы не как места принудительной ссылки, а как медицинские учреждения кратковременного содержания, в которых можно добровольно получить необходимые покой и лечение. Когда будущий пациент наконец оказывается в больнице, он очень быстро узнаёт, что это совсем не так. Он обнаруживает, что сведения о жизни в больнице, которые ему сообщили, заставили его сопротивляться госпитализации не так сильно, как он сопротивлялся бы, знай он факты, которые он знает сейчас. Каковы бы ни были намерения тех, кто содействовал его превращению из личности в пациента, они, может полагать он, в итоге «обманом» поместили его в кошмарные условия, в которых он теперь находится.

Я указал, что будущий пациент, вначале обладающий хотя бы некоторыми гражданскими правами, свободами и радостями, в конце оказывается в психиатрической палате, лишенный почти всего. Вопрос в том, как именно он этого лишается. Это второй аспект предательства, который я хочу рассмотреть.

С точки зрения будущего пациента, круг значимых фигур может функционировать в качестве воронки предательства. Превращение из личности в пациента может происходить в несколько взаимосвязанных этапов, за каждый из которых отвечает отдельный агент. Поскольку на каждом этапе способность быть взрослым свободным человеком обычно резко сокращается, каждый агент может стремиться поддерживать видимость, что дальнейшего сокращения не произойдет. Он даже может продолжать заверять будущего пациента в этом, передавая его следующему агенту. Кроме того, посредством слов, намеков и жестов текущий агент неявно просит будущего пациента вести с ним вежливые светские разговоры, тактично избегая административных аспектов ситуации, что с каждым последующим этапом начинает все сильнее расходиться с этими аспектами. Супруга предпочла бы не рыдать, чтобы заставить будущего пациента сходить к психиатру; психиатры предпочли бы обойтись без сцены, когда будущий пациент узнаёт, что с ним и его супругой будут разговаривать по отдельности и по-разному; полицейские редко доставляют будущего пациента в больницу в смирительной рубашке, полагая, что гораздо проще угостить его сигаретой, сказать несколько добрых слов и дать ему возможность немного расслабиться на заднем сиденье патрульной машины; наконец, дежурный психиатр приходит к выводу, что ему лучше работается в сравнительно тихом и хорошо обставленном приемном покое, где вследствие этого складывается ощущение, что психиатрическая больница — действительно комфортное место. Если будущий пациент выполняет все эти неявные просьбы и ведет себя вполне пристойно, он может пройти весь цикл от дома до больницы, не привлекая ничьего пристального внимания к происходящему или к глубоким переживаниям, которые у него вполне может вызывать ситуация. То, что он ведет себя предусмотрительно по отношению к людям, которые приближают его к больнице, позволяет им вести себя предусмотрительно по отношению к нему, совокупным результатом чего является то, что взаимодействия между ними носят защищенный и гармоничный характер, присущий обычным контактам лицом к лицу. Но если новый пациент задумается о последовательности шагов, приведших к его госпитализации, он может почувствовать, что пока все усиленно старались сделать так, чтобы каждому было комфортно, его долгосрочное благополучие подтачивалось. Осознание этого может вызывать моральные переживания, еще сильнее отдаляющие его от людей вовне [268] .

268

Практики, применяемые в концентрационных лагерях, служат хорошей иллюстрацией того, как воронка предательства подталкивает к сотрудничеству и снижает желание бороться и поднимать шум, хотя в этом случае нельзя сказать, что посредники действуют в интересах постояльцев. Полицейские, забирающие людей из домов, иногда добродушно шутят и предлагают подождать, пока человек закончит с кофе. Газовые камеры декорировали под комнаты для дезинсекции, а у жертв, которые раздевались перед входом, просили запомнить, где они оставили свою одежду. Больных, старых, слабых или безумных, отобранных для уничтожения, иногда увозили в лагеря на машинах Красного Креста, говоря, что их забирают «в больницу для наблюдений». См.: Boder. Op. cit. P. 81; Cohen. Op. cit. P. 32, 37,107.

Теперь я хотел бы посмотреть на круг агентов, причастных к карьере, с точки зрения самих этих агентов. Посредники, способствующие переводу человека из статуса гражданского лица в статус пациента, как и те, кто будут содержать его в больнице, заинтересованы в том, чтобы ответственное ближайшее лицо исполняло роль представителя или опекуна пациента; если очевидного кандидата на эту роль нет, соответствующего человека могут специально найти и принудить к ней. Таким образом, пока личность постепенно превращается в пациента, ближайшее лицо постепенно превращается в опекуна. Наличие опекуна делает процесс перехода гладким. Он обычно знаком с гражданскими связями и делами будущего пациента и может утрясти вопросы, которые иначе легли бы на плечи персонала больницы. Ему могут переходить некоторые гражданские права, отобранные у будущего пациента, что позволяет поддерживать правовую видимость того, что, хотя на самом деле у будущего пациента больше нет прав, он каким-то образом их не теряет.

Госпитализированные пациенты, как правило, ощущают, по крайней мере в течение некоторого времени, что госпитализация — огромная несправедливость, и иногда успешно убеждают в этом некоторых людей вовне. Поэтому тем, кого (справедливо или нет) отождествляют с причинением этой несправедливости, зачастую бывает выгодно ссылаться на сотрудничество и поддержку со стороны человека, чьи отношения с пациентом ставят его выше всяких подозрений и устойчиво определяют его как лицо, действующее исключительно в интересах пациента. Если происходящее с новым госпитализированным пациентом удовлетворяет опекуна, то должны быть удовлетворены и все остальные [269] .

269

Интервью, собранные группой Клаузена в НИПЗ, показывают, что, когда жена становится опекуном, ее обязанности могут разрушать существовавшую ранее дистанцию между ней и родственниками мужа, что приводит либо к новой поддерживающей коалиции с ними, либо к резкому разрыву с ними.

Может показаться, что чем больше законное право одного человека участвовать в судьбе другого, тем лучше он подходит на роль его опекуна. Но структурные условия в обществе, которые приводят к известному слиянию интересов двух людей, имеют и дополнительные последствия. Человек, к которому пациент обращается за помощью — для защиты от таких угроз, как принудительное лишение свободы, — это тот же человек, к которому по понятным причинам обращаются посредники и администрация больницы за разрешением. Поэтому неудивительно, что некоторые пациенты чувствуют — по крайней мере в течение некоторого времени, — что близость отношений не гарантирует их надежности.

Такая взаимодополнительность ролей приводит и к другим функциональным последствиям. Если и когда ближайшее лицо просит посредников помочь решить проблему, которая у него возникла с будущим пациентом, он на самом деле может не помышлять о госпитализации. Он может даже не считать будущего пациента психически больным или, если он его таковым считает, придерживаться этой точки зрения непостоянно [270] . Часто для ближайшего лица ситуацию определяет круг посредников, имеющих более широкие познания в психиатрии и убежденных в медицинском характере психиатрических больниц. Посредники заверяют его, что госпитализация — возможный выход, причем хороший, и что это вовсе не предательство, а скорее медицинская мера, предпринимаемая во благо будущего пациента. В этот момент ближайшему лицу может прийти в голову мысль, что, выполняя свой долг перед будущим пациентом, он может вызвать у того временное недоверие и даже ненависть к себе. Но то, что профессионалы указали и посоветовали данный способ действия, определив его в качестве морального долга, освобождает ближайшее лицо от некоторой доли вины, которую он может испытывать [271] . Бывают душераздирающие случаи, когда роль посредника заставляют исполнять взрослого сына или дочь, чтобы враждебность, которая иначе оказалась бы направленной на супруга, обратилась на ребенка [272] .

270

Анализ этих непсихиатрических способов восприятия см. в: Marian Radke Yarrow, Charlotte Green Schwartz, Harriet S. Murphy, Leila Deasy. The Psychological Meaning of Mental Illness in the Family // Journal of Social Issues. 1955. Vol. 11. № 4. P. 12–24; Charlotte Green Schwartz. Perspectives on Deviance: Wives’ Definitions of Their Husbands’ Mental Illness // Psychiatry. 1957. Vol. 20. № 3. P. 275–291.

271

Функция несения вины может исполняться, конечно, и в других ролевых комплексах. Так, когда пара из среднего класса начинает юридическое оформление раздельного проживания или развода, каждый из их адвокатов обычно полагает, что его задача — ознакомить своего клиента со всеми потенциально доступными притязаниями и правами, заставляя своего клиента их добиваться, невзирая на переживания по поводу прав и чести бывшего партнера. Таким образом, клиенты могут искренне говорить себе и своим бывшим партнерам, что они выдвигают такие требования только потому, что на этом настаивает их адвокат.

272

По данным Клаузена.

Когда будущий пациент оказывается в больнице, эта функция несения вины может становиться существенной частью работы персонала с ближайшим лицом [273] . Основания, позволяющие ближайшему лицу считать, что он не предавал пациента, даже если пациент думает иначе, могут впоследствии, при посещениях пациента в больнице, использоваться ближайшим лицом в качестве аргумента в свою защиту и позволять надеяться на восстановление отношений после больничного моратория. И, конечно, если пациент поймет эту позицию, он сможет простить ближайшее лицо, когда и если последнее придет навестить его [274] .

273

Тезис из: Camming, Camming. Op. cit. P. 129.

274

Здесь наблюдается интересное расхождение с моральной карьерой пациента туберкулезного диспансера. Джулиус Рот рассказал мне, что туберкулезные пациенты обычно ложатся в больницу добровольно, соглашаясь с ближайшими лицами насчет необходимости лечения. На более поздней стадии своей больничной карьеры, когда они понимают, что будут еще долго лежать в больнице и что некоторые больничные правила унизительны и иррациональны, они могут начать предпринимать попытки покинуть больницу, от которых их будут отговаривать сотрудники и родственники, и только тогда они начнут чувствовать, что их предали.

Таким образом, ближайшее лицо может выполнять важные функции для посредников и администрации больницы, которые, в свою очередь, могут выполнять важные функции для него. Происходит непреднамеренный обмен или передача функций, которые сами часто являются непреднамеренными.

Последний аспект моральной карьеры будущего пациента, который я хочу рассмотреть, — ее принципиально ретроспективный характер. Пока человек не окажется физически в больнице, обычно, учитывая определяющую роль контингентных карьерных обстоятельств, нет способа узнать наверняка, должен ли он там находиться. И пока не состоится госпитализация, он или другие могут не считать его человеком, который превращается в психически больного пациента. Однако, поскольку в больнице его будут держать против его воли, его ближайшему лицу и персоналу больницы будут очень нужны оправдания для трудностей, которые они ему создают. Медицинским сотрудникам также будут нужны доказательства того, что они все еще занимаются тем, к чему их готовили. Остроту этих проблем смягчает конструирование — безусловно, непреднамеренное — анамнеза, который накладывается на прошлую жизнь пациента, демонстрируя, что тот уже долгое время был болен, что в конечном счете болезнь приобрела очень серьезную форму и что, если бы не госпитализация, ему стало бы гораздо хуже — что, разумеется, вполне может быть правдой. Кстати, если пациент хочет как-то объяснить себе свое пребывание в больнице и, как уже говорилось, сохранить возможность снова считать свое ближайшее лицо порядочным, доброжелательным человеком, то он будет иметь основания верить некоторым из этих психиатрических сообщений о своем прошлом.

Здесь мы сталкиваемся с одним очень щекотливым моментом для социологии карьер. Важным аспектом любой карьеры является точка зрения, которую принимает человек, когда оглядывается на пройденный путь; однако в случае будущего пациента такая реконструкция, в некотором смысле, определяет всю его карьеру. Наличие карьеры будущего пациента, начавшейся с эффективной жалобы, становится для психически больного пациента важным ориентиром, который, однако, можно использовать только после того, как госпитализация доказала, что у него была (уже закончившаяся) карьера в качестве будущего пациента.

Фаза госпитализированного пациента.

На последнем этапе своей карьеры будущий пациент может решить — обоснованно или нет, — что общество бросило его и что самые близкие ему люди разорвали с ним отношения. Довольно интересно, что пациент, особенно при первом поступлении, может воздерживаться от столь далеко идущих выводов даже невзирая на то, что он теперь находится в закрытой палате психиатрической больницы. Оказавшись в больнице, он может испытывать очень сильное желание, чтобы его не считали человеком, которого можно свести к нынешним обстоятельствам, или человеком, которому свойственно вести себя так, как он вел себя перед попаданием в больницу. Вследствие этого он может ни с кем не разговаривать, искать уединения и даже «не идти на контакт» или вести себя «маниакально», тем самым отказываясь поддерживать любые взаимодействия, которые заставляют его быть вежливым и отзывчивым и показывают ему, кем он стал в глазах других. Когда пациента посещает ближайшее лицо, он может отвергать его, отказываясь говорить или входить в комнату для посещений; эти стратегии иногда означают, что пациент до сих пор цепляется за оставшуюся связь с людьми из прошлого и защищает эту связь от окончательного разрушения теми людьми, которыми они теперь стали [275] .

275

Изначальная стратегия постояльца — сторониться ратифицирующих контактов — может отчасти объясняться относительно слабыми процессами группообразования среди постояльцев в государственных психиатрических больницах; на эту связь мне указал Уильям Р. Смит [Уильям Рейд Смит (William Reid Smith, 1929–1986) был аспирантом в Калифорнийском университете в Беркли, где написал диссертацию под руководством Гоффмана по теме «Полицейский контроль и черное сообщество в Ричмонде, штат Калифорния» (защитил в 1963 году). После этого Смит, судя по всему, социологией не занимался. Информация о нем получена от социолога Дороти Смит, на которой Уильям был женат в аспирантуре, но с которой вскоре развелся.]. Еще одним фактором может быть желание избегать личных связей, которые дали бы право задавать вопросы биографического характера. В психиатрических больницах, как и в лагерях для военнопленных, персонал, конечно, может сознательно пресекать группообразование, чтобы избегать коллективных мятежей и других беспорядков в палатах.