Тотальные институты
Шрифт:
Расписание было важно и для других способов эксплуатации больничной системы. Например, раз в неделю в библиотеку досугового центра, располагавшегося в отдельном здании на территории больницы, привозили на грузовике старые журналы и карманные книги, подаренные Красным Крестом, которые библиотека затем распределяла между отдельными пациентами и палатами. Некоторые любители чтения знали точное расписание грузовика и ждали его приезда, чтобы иметь возможность сделать выбор первыми. Несколько пациентов, которые знали расписание передачи еды между одной из центральных кухонь и хроническим отделением, иногда стояли там, где лента выходила на поверхность, в надежде выхватить какую-нибудь еду из движущихся контейнеров. Другой пример связан с получением информации. Еду, выдававшуюся в одной из больших столовых для пациентов, сначала привозили в палату для стариков, которые не могли ходить. Амбулаторные пациенты, которые хотели понять, стоит ли им идти в столовую или лучше купить сэндвич в буфете для пациентов, регулярно в соответствующее время заглядывали в окно этой палаты, чтобы узнать, что сегодня в меню.
Другим способом эксплуатации больничной системы было рытье в мусоре. Некоторые пациенты успевали покопаться в помойках рядом со своим отделением до приезда мусороуборочной машины. Они обыскивали верхние слои мусора, хранившегося в больших деревянных ящиках, в поисках еды, журналов, газет или других отходов, которые были привлекательны для собирателей в силу ограниченности соответствующих ресурсов и необходимости слезно выпрашивать их у санитаров или других сотрудников, поскольку это был единственный способ легитимно их раздобыть [354] .
354
Ср. с примером из концентрационного лагеря (Kogon. Op. cit. P. 111): «…сотни людей время от времени обшаривали мусорные кучи в поисках съедобных отбросов, сотни других — собирали и варили кости».
355
Значительная часть снаряжения, с помощью которого мальчишки в малых городах строят свои миры, добывается в различных накопителях для мусора. Психоаналитический взгляд на использование этих клоакоподобных мест интересен, но порой предполагает значительную этнографическую дистанцию от этих собирателей мусора.
Некоторые пациенты достигали совершенства в использовании возможностей эксплуатации системы, прибегая к индивидуальным уловкам, которые вряд ли можно назвать распространенными практиками вторичного приспособления. В отделении с двумя палатами для выздоравливающих, закрытой и открытой, один пациент, по его словам, добился перевода из закрытой палаты в открытую, потому что в последней покрытие бильярдного стола было в лучшем состоянии; другой пациент утверждал, что добился противоположного перевода, поскольку в закрытой палате было «больше общения», так как некоторые из ее обитателей были вынуждены постоянно находиться в ней. Еще одного пациента, имевшего право выходить в город, периодически освобождали от больничных дел и давали ему деньги на проезд до города, чтобы он искал там работу; по его словам, оказавшись в городе, он шел в кино на дневной сеанс.
Я хотел бы добавить, что пациенты, уже сталкивавшиеся с лишениями в других ситуациях и потому бывшие в некотором смысле «ушлыми», часто мгновенно демонстрировали знание того, как эксплуатировать систему. Например, один больной, который ранее лежал в Лексингтоне [356] , в первое же свое утро в Центральной больнице скрутил себе запас самокруток, раздобыл гуталин, с помощью которого отполировал две пары своих ботинок, разузнал, у кого из пациентов много детективной литературы, выяснил, где можно раздобыть кофе, получаемый путем заливания растворимого кофе водой из горячего крана, и стал участником групповой психотерапии, сев неподалеку от занимавшейся группы и, после пары минут молчаливого ожидания, активно включившись в происходящее. Поэтому понятно, почему один санитар говорил, что «нужно не больше трех дней, чтобы выяснить, знаком ли парень с улицей».
356
Речь идет о Восточной государственной больнице в Лексингтоне, второй в истории США психиатрической больнице.
Рассмотренные мной выше способы эксплуатации системы приносят выгоду лишь самому действующему лицу либо тесно связанным с ним людям. Практики, служащие корпоративным интересам, есть во многих тотальных институтах [357] , но в психиатрических больницах коллективные способы эксплуатации системы встречаются не так часто. В Центральной больнице коллективные практики вторичного приспособления осуществлялись в основном пациентами, которые раньше находились в похожем на тюрьму институте внутри института — «тюремном корпусе», где содержались душевнобольные преступники. Например, в одной из палат для бывших заключенных одного из пациентов отправляли на кухню непосредственно ко времени приема пищи, чтобы он приносил еду горячей в закрытом лотке; иначе, пока она медленно ехала под землей, она успевала остыть.
357
См., например: Kogon. Op. cit. P. 137: «В любом концентрационном лагере, в котором политические заключенные имели хоть какую-то власть, они превращали тюремную больницу, где эсесовцы творили ужасные зверства, в пункт спасения множества узников. Пациентов по возможности не просто действительно лечили; здоровых пациентов, которым грозила смерть или перевод в лагерь смерти, заносили в список больных, чтобы вырвать из лап СС. В особых случаях, когда не было другого выхода, людей, находившихся в опасности, номинально причисляли к „умершим“, что давало им возможность жить под именами заключенных, которые действительно умерли».
Рассматривая процесс «эксплуатации системы», нужно обязательно обратить внимание на то, каким образом пациенты эксплуатировали саму госпитализацию. Например, как персонал, так и постояльцы иногда говорили, что некоторые пациенты легли в больницу, чтобы сбежать от семейных и служебных обязанностей [358] , или чтобы бесплатно получить некоторые базовые медицинские и стоматологические услуги, или же чтобы избежать уголовной ответственности [359] . Я не могу подтвердить истинность этих утверждений. Кроме того, некоторые пациенты, имевшие право выхода в город, утверждали, что они использовали больницу в качестве подсобного помещения, чтобы протрезветь после попойки в выходные; эту функцию больницы усиливало распространенное мнение, что транквилизаторы являются хорошим средством от сильного похмелья. Другие пациенты, обладавшие правом выходить в город, соглашались на гражданскую работу за зарплату ниже прожиточного минимума, повышая свою конкурентоспособность благодаря доступности бесплатной больничной еды и жилья [360] .
358
В одном из отделений больницы было значительное число пациентов-мужчин, которые попали в больницу, когда рабочих мест было мало, и, будучи отрезанными от потока событий снаружи, все еще верили, что, находясь внутри, они «хорошо устроились». Как сказал один их них, когда получил бесплатный десерт: «Снаружи ты такого яблочного пирога за двадцать пять центов не получишь, ни за что». Здесь до сих пор можно изучать апатию и нужду в безопасной пристани, характерные для периода депрессии и сохранившиеся в институциональном янтаре.
359
Для мужчины из низшего класса, уже имеющего стигму бывшего пациента психиатрической больницы и вынужденного соглашаться на работу, для которой наличие опыта или стаж не имеют особого значения, поступление в психиатрическую больницу, где он уже во всем разбирается и где у него есть друзья среди санитаров, не является большой потерей. Рассказывают, что некоторые из таких бывших пациентов носили с собой медицинскую книжку с историей их болезни; когда их забирала полиция по тому или иному обвинению, они показывали свою медицинскую книжку и снова оказывались в больнице. Однако пациенты, которых я знал, утверждали, что, если не считать обвинения в убийстве, госпитализация в целом была не лучшим способом избежать наказания: в тюрьме ты имеешь оговоренный срок заключения, возможность подзаработать и, все чаще, хороший телевизор. Но мне показалось, что этот аргумент на самом деле следует считать частью негативного отношения к персоналу, за исключением тех больниц, в которых, как в Центральной больнице, есть специальное здание для «невменяемых преступников».
360
Как уже говорилось, с точки зрения агрессивной
психиатрической доктрины эти мотивы злоупотребления госпитализацией можно интерпретировать как симптомы того, что пациент «действительно» нуждается в психиатрическом лечении.Были и менее традиционные способы эксплуатации больничной системы. Всякое общественное учреждение принуждает своих членов к определенным контактам лицом к лицу или, по крайней мере, увеличивает вероятность таких контактов, что становится основанием для практик вторичного приспособления как в психиатрической больнице, так и в других институтах. Одной из групп пациентов, которые пользовались социальными возможностями больницы, были бывшие заключенные, выпущенные из тюремного корпуса. Это были сравнительно молодые люди, как правило, выходцы из городского рабочего класса. Оказавшись собственно в больнице, они получали больше приятных рабочих заданий, чем они привыкли, и возможность общаться с привлекательными пациентками; большинство мужчин, которых в другом институте назвали бы «заводилами кампуса», были из их числа. Другой группой были чернокожие: некоторые из них при желании могли в определенной мере преодолевать классовые и расовые барьеры, заводя дружбу и любовные отношения с белыми пациентами [361] , а также вступая в профессиональные контакты с психиатрами, в ходе которых те говорили с ними на языке среднего класса и демонстрировали соответствующее отношение, что было невозможно за пределами больницы. Третьей группой были гомосексуалы: попав в больницу из-за своих наклонностей, они оказывались в однополом общежитии с соответствующими возможностями для сексуальных связей.
361
Я часто слышал, как белые санитары и пациенты старой закалки ворчали при виде черного пациента, ухаживающего за белой пациенткой. Этой консервативной группе противостояли обогнавшая их на социальную эпоху больничная администрация, которая упразднила сегрегацию в приемном и гериатрическом отделениях и начала упразднять ее и в других отделениях, а также компании молодых пациентов, которые, очевидно, хотели быть «продвинутыми» и не делить людей по цвету кожи.
Одним из интересных способов эксплуатации больничной системы, к которому прибегали некоторые пациенты, было общение с внешними людьми. Интерес к взаимодействию с внешними людьми был связан с тем, что в больнице пациенты были чем-то вроде отдельной касты, а также с мифами, сопутствующими стигматизирующему ярлыку безумия. Хотя одни пациенты утверждали, что им некомфортно общаться с не-пациентами, другие, указывающие на другую сторону той же монеты, считали, что общение с не-пациентами полезнее для здоровья и к тому же является своеобразной рекомендацией. Кроме того, внешние люди обычно реже унижали пациентов из-за их статуса, чем сотрудники больницы; внешние люди не знали, насколько низким является положение пациента. Наконец, некоторые пациенты говорили, что им надоело обсуждать свое заточение и свой случай с другими пациентами и поэтому они смотрели на разговоры с внешними людьми как на способ забыть культуру пациентов [362] . Общение с внешними людьми могло служить для пациента подтверждением того, что он не является психически больным. Поэтому естественно, что на территории больницы и в досуговом центре осуществлялся «переход», служивший важным источником уверенности в том, что пациент на самом деле ничем не отличался от здорового человека и что здоровые люди на самом деле не так уж умны.
362
Все эти проблемы можно, конечно, найти в любой стигматизированной группе. Иронично, что пациенты, говоря: «Мы просто отличаемся от нормальных людей, вот и все», не понимают, как и остальные «нормальные девианты», что это одно из самых стереотипных, предсказуемых и «нормальных» убеждений в любой стигматизированной группе.
В социальной системе больницы было несколько стратегических точек, в которых можно было установить связь с внешними людьми. Некоторые молодые девушки, дочери живших в больнице врачей, общались на равных с заправлявшим больничным теннисным кортом узким кругом пациентов-мужчин, имевших право выходить на территорию больницы, и медсестер-стажерок [363] . Во время игр и после них эта группа сидела на траве возле корта, веселилась и в целом вела себя не так, как было принято в больнице. Схожим образом, по вечерам, когда сторонние благотворительные организации устраивали танцы, приводя в больницу молодых женщин, один-два пациента присоединялись к этим девушкам, которые, судя по всему, видели в них не только пациентов. В приемном покое, где медсестры-стажерки проходили свою психиатрическую подготовку, некоторые молодые пациенты-мужчины регулярно играли с ними в карты и в другие игры, что больше напоминало романтическое, чем профессиональное общение. На сеансах «высших» форм лечения, таких как психодрама или групповая терапия, часто присутствовали внешние специалисты, приходившие познакомиться с новейшими методами; они тоже были для пациентов источником взаимодействий с нормальными людьми. Наконец, пациенты, входившие в звездную команду больницы по бейсболу, могли, играя против местных команд, устанавливать с ними товарищеские связи, которые складываются между соперниками во время игры и отделяют обе команды от зрителей.
363
Ни одна пациентка не смогла «преуспеть» в налаживании социальных отношений с этой группой. Между прочим, дети проживавших в больнице врачей были единственной категорией не-пациентов, которая не демонстрировала явную кастовую дистанцию по отношению к пациентам; почему, я не знаю.
Важнейший способ эксплуатации системы в Центральной больнице состоял, вероятно, в получении назначения, «удобного для эксплуатации», то есть какой-либо специфической работы, формы отдыха, способа лечения или места в палате, открывающего доступ к определенным практикам вторичного приспособления, часто — ко всему их набору. Эту тему можно проиллюстрировать сообщением бывшего заключенного британской тюрьмы в Мейдстоне:
Три раза в год в конце каждого отчетного периода мы, работавшие в отделе образования, посылали в тюремную комиссию отчет о достижениях по разным курсам. Мы производили горы чисел, чтобы показать количество заключенных, посещавших те или иные занятия. Мы писали, например, что одним из самых популярных курсов была дискуссионная группа по теме «Текущие события». Мы не говорили, почему она была так популярна, а дело было в том, что добродушная женщина, которая проводила дискуссии каждую неделю, приносила табак для своих слушателей. Занятия проходили в клубах сизого дыма, и пока преподавательница вещала о «текущих событиях», класс, состоявший из старожилов тюрьмы, лоботрясов и бестолочей, наслаждался бесплатным куревом! [364]
364
Heckstall-Smith. Op. cit. P. 65.
Пациенты могут стремиться получить определенное назначение, чтобы использовать соответствующие возможности, или же эти возможности могут возникать после получения назначения, и тогда они становятся поводом держаться за него. В любом случае «эксплуатация назначения» — одна из основных черт, объединяющих психиатрические больницы, тюрьмы и концентрационные лагеря. Постоялец старается — даже больше, чем в случае простых кустарных изобретений, — создать у надлежащих официальных лиц впечатление, что он добивается назначения из подобающих побуждений — особенно когда назначение осуществляется на добровольной основе и предполагает относительно тесное сотрудничество между персоналом и постояльцами, так как в подобных случаях часто ожидают «искренних усилий». В этих случаях может казаться, что постоялец активно соглашается со своим назначением, а значит — и с представлением института о нем, тогда как на самом деле получение им выгоды от назначения вбивает клин между ним и повышенными ожиданиями института на его счет. В действительности принятие назначения, от которого можно было бы тем или иным способом отказаться, запускает ритуальную игру в хорошее мнение между постояльцем и персоналом и формирует у персонала отношение к постояльцу, которое последнему легче корректировать посредством манипулятивных действий, чем обычное отношение.