Тотальные институты

Пациентам доступ к свободным местам открывали многие виды назначений, особенно если работа осуществлялась под руководством специалиста в определенной области, а не санитара, так как в это время, как правило, поддерживался антураж рабочего места, свободного от власти и ограничений, характерных для жизни в палате. Это можно было наблюдать на основных площадках для производственной терапии — в прачечных и обувной мастерской. Поэтому получение доступа к свободному месту было основным способом эксплуатации назначения. Для некоторых пациентов свободным местом служила комната трудовой терапии в приемном отделении, где занимались работой по дереву. Подвал, где проходили сеансы танцевальной терапии, тоже использовался в этих целях, особенно группой молодых пациентов, имевших хорошую репутацию среди других пациентов и персонала; они составляли что-то вроде театральной труппы, ставившей драматические и танцевальные представления и проводившей длительные тренировки и репетиции под руководством обожаемого танцевального терапевта. Во время перерывов и сразу после танцевальных сессий пациенты, например, выходили в вестибюль перед танцевальным залом и, взяв колу из автомата и сигареты, которые иногда приносил терапевт, собирались вокруг пианино, немного танцевали, практиковали некоторые движения из джиттербага, болтали, словом, делали то, что во внешнем мире назвали бы неформальным перерывом. По сравнению с условиями, в которых жили многие из этих пользующихся благосклонностью пациентов в своих палатах, эти моменты были чрезвычайно легкими, гармоничными и свободными от давления больницы.

Хотя доступ к свободному месту был случайным аспектом многих назначений, в случае некоторых назначений он, по-видимому, был основным достоинством. Например, перед комнатой для инсулинового шока, примыкавшей к приемной палате в одном из отделений, была маленькая передняя, где медсестры могли прилечь и приготовить еду для пациентов, отходивших от шока. Некоторые пациенты, которым удавалось получить работу помощников в этой комнате, могли наслаждаться тихой медицинской атмосферой, поддерживавшейся там, а также отчасти вниманием и заботой, обращенной на тех, кто находился в шоке; в этой передней они могли выйти из роли пациента, расслабиться, покурить, начистить свои ботинки, посмеяться с медсестрами и сделать себе кофе.

Некоторые свободные места, нахождение в которых не приветствовалось, располагались, как ни парадоксально, в центральных частях зданий [386] . В одном из старых зданий главный коридор, в который выходили двери административных кабинетов, был большим, имел высокие потолки, и в нем было прохладно летом; его под прямым углом пересекал коридор двенадцати футов шириной, по которому можно было через закрытую дверь попасть в палаты. По обе стороны этого темного алькова стояли скамьи, и в нем были автомат с колой и телефон. Как в главном коридоре, так и в алькове царила атмосфера административной гражданской службы. Официально пациенты не должны были «болтаться» в этом алькове, и в некоторых случаях их даже предупреждали, что им не следует появляться в коридоре. Однако некоторым пациентам, хорошо известным персоналу и исполнявшим определенные поручения, разрешалось сидеть в алькове, где их можно было застать в жаркие летние дни пользующимися своими правами настолько, что они играли в карты и в целом чувствовали себя свободными от больницы, хотя при этом сидели в одном из ее центров.

386

Странный социальный факт заключается в том, что свободные места часто можно обнаружить в непосредственной близости от официальных лиц, одной из функций которых является надзор за большими физическими пространствами. Например, пьяницы в маленьких городах иногда собираются на лужайке перед зданием окружного суда, пользуясь возможностью полежать компанией, что им запрещают делать на главных улицах. См.: Irwin Deutscher. The Petty Offender: A Sociological Alien //Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science. 1954. Vol. 44. № $. P. 595, сноска.

Компенсаторное использование свободных мест было одним из самых ярких примеров кустарного изобретательства в больнице. Пациенты, помещенные в изолятор, иногда проводили время, смотря в уличное окно, если они могли до него добраться, или в смотровое окошко в двери, опосредованно следя за активностью во дворе или в палате. Некоторые пациенты-мужчины в палатах для тяжелобольных состязались друг с другом за место на подоконнике; завоевав его, они садились на подоконник, сворачивались клубком в оконном проеме и смотрели через решетки на улицу, прижавшись носом к стеклу, что позволяло им в определенной мере отстраниться от палаты и освободиться от ее территориальных ограничений. Пациенты, имевшие право выходить на территорию больницы, иногда занимали скамейки, стоявшие ближе всего к внешнему забору, и проводили время, наблюдая за тем, как обычные люди ходят и ездят мимо больницы, что вызывало у них ощущение определенной сопричастности свободному внешнему миру.

Можно сказать, что чем более неприятна обстановка, в которой приходится жить индивиду, тем легче различные места становятся свободными. Так, в некоторых из худших палат, в которых лежали до шестидесяти пациентов, многие — в состоянии «регресса», проблема нехватки персонала в вечернюю смену (с ?6:?? до оо: оо) решалась тем, что всех пациентов сгоняли в комнату отдыха и блокировали вход, так что за всеми пациентами в палате могла следить одна пара глаз. Это время совпадало с концом рабочего дня медицинского персонала, с наступлением темноты зимой (что было легко заметить, так как в палате не хватало искусственного света) и — часто — с закрыванием окон. В это время и без того мрачная атмосфера становилась еще мрачнее, что приводило к усилению негативных эмоций, напряженности и склок. Некоторым пациентам, чаще всего — тем, которые были согласны подметать пол, подготавливать кровати и укладывать других пациентов спать, позволяли оставаться вне этого загона и свободно бродить по опустевшим коридорам между спальней и служебными помещениями. В это время в любом месте за пределами комнаты отдыха становилось тихо, и персонал придерживался в этих местах относительно доброжелательного определения ситуации. Пространство, запретное для большинства пациентов, вследствие этого же запрета становилось свободным местом для избранных.

II

Свободные места того типа, о котором до сих пор шла речь, использовались целыми категориями людей: использующий их пациент должен был мириться с тем, что другие пациенты, к которым он не имел никакого отношения, тоже имели или могли иметь к ним доступ; с этими местами не была связана эксклюзивность или чувство собственности. В некоторых случаях, однако, группа пациентов присовокупляла к своему праву доступа в свободное место право собственника не пускать на свою территорию других пациентов без соответствующего приглашения. В подобных случаях можно говорить о групповых территориях [387] .

387

Известным примером территорий было деление Чикаго на зоны, каждая из которых контролировалась своей бандой. См., например: John Landesco. Organized Crime in Chicago (Chicago: University of Chicago Press, 1929). P. 931: «Хотя тяжелые потери в ходе пивных войн [Так назывались перестрелки, которые устраивала мафия в годы сухого закона.] не привели к исчезновению гангстеров, как оптимистично ожидали многие законопослушные граждане, они заставили главарей банд, по разным причинам, заключить перемирие, по условиям которого за каждой бандой или синдикатом закреплялась территория, на которой они могли работать, не соперничая друг с другом, и за пределами которой начиналась чужая территория, куда они не должны были соваться». Недавно начали уделять внимание такому типу территории, как «район», контролируемый бандой подростков.

Изначально понятие территории использовалось в этологии, особенно в орнитологии; оно обозначает местность, которую защищают животное или группа животных, как правило, от самцов того же вида. Эта местность сильно различается по своему размеру, начиная с гнезда или норы животного и заканчивая целым «индивидуальным участком», то есть местностью, по которой животное совершает регулярные передвижения. Внутри индивидуального участка есть специализированные места: места для молодняка, места для водопоя, места для купаний, места для оставления меток и т. д. См.: William Henry Burt. Territoriality and Home Range Concepts as Applied to Mammals // Journal of Mammology. 1943. Vol. 14. № 3. P. 346–352; Heini Hediger Studies of the Psychology and Behaviour of Captive Animals in Zoos and Circuses (London: Butterworths Scientific Publications, 1955). P. 16–18; Ciarenee Ray Carpenter. Territoriality: A Review of Concepts and Problems // Anne Roe, George G. Simpson (eds.). Behavior and Evolution (New Haven: Yale University Press, 1958). P. 224–250. Я благодарен Ирвену Девору [Ирвен Девор (Irven DeVore, 1934–2014) — американский антрополог и эволюционный биолог, специалист по приматологии. Защитил докторскую диссертацию по антропологии в Чикагском университете в 1962 году. Проводил исследования охотников-собирателей в Ботсване. Профессор Гарвардского университета.], который помог мне разобраться с понятием территориальности.

В Центральной больнице групповые территории были слабо развиты и представляли собой лишь способ расширения права пользования определенным пространством, которым пациенты обладали легитимно. Например, в одном из отделений непрерывного ухода рядом с одной из палат была застекленная веранда с бильярдным столом, карточным столом, телевизором, журналами и другим оборудованием для досуга. Здесь санитары и зарекомендовавшие себя пациенты из высшего класса, давно находившиеся в больнице, общались на равных, обсуждая новости больницы, словно в офицерской столовой. Санитар мог привести сюда свою собаку, чтобы показать присутствующим, обговорить при случае дату похода на рыбалку с пациентами, имевшими право выхода в город, и обсудить с собравшимися программу скачек, шутя и посмеиваясь над уже сделанными или потенциальными ставками. Игра в покер, которую санитары и пациенты устраивали здесь по выходным, делала санитаров отчасти зависимыми от пациентов, как и то, что в этом месте санитар мог спокойно и открыто есть еду, принесенную ему с кухни для пациентов, что было запрещено. Санитары могли наказывать шумных пациентов, но вряд ли могли делать это без молчаливого одобрения со стороны других присутствующих пациентов. Это был явный случай фратернализации, который любопытным образом контрастировал с отношениями, устанавливавшимися между психиатрами и теми пациентами, к которым они проявляли интерес. Кроме того, санитары и пациенты сообща пытались держать пациентов из других отделений подальше от комнаты, в особенности — от игры в покер.

Точно так же, как назначения, благодаря которым пациенты приобщались к рабочей среде персонала, могли открывать этим пациентам доступ к определенному свободному месту, такое место, к которому официально приписывалось небольшое число пациентов, могло становиться их территорией [388] . Например, один из кабинетов в досуговом центре был закреплен за несколькими пациентами, которые активно участвовали в подготовке еженедельной газеты пациентов. Здесь у них не только были те же условия работы, что и у сотрудников любой мелкой фирмы; они также ожидали, что другие пациенты не будут докучать им без веских причин. Часто, когда у члена этой группы не было срочного задания, он мог, устроившись поудобнее в офисном кресле и положив ноги на стол, тихо листать журнал, попивая газировку, покуривая сигарету или наслаждаясь каким-либо другим подарком от персонала досугового центра, то есть пользоваться правом на приватность и контроль, которое можно оценить, лишь сопоставив с обыкновенными больничными условиями.

388

О подобных случаях сообщалось и в других описаниях психиатрических больниц, например в: Belknap. Op. cit. P. 174: «Как туалеты, так и гардеробные с чуланами были запретной территорией для большинства пациентов, за исключением специально оговоренных периодов времени. Однако группе избранных пациентов разрешали находиться в гардеробных и, при определенных условиях, в комнате, где хранились швабры и метлы».

Тюрьмы, конечно, славятся такими возможностями. Пример из Британии приводится в: Heckstall-Smith. Op. cit. P. 70: «В воспитательном кабинете у меня была масса возможностей говорить откровенно и прямо с сотрудниками тюрьмы. Наше положение там было в известной степени уникальным. Нам очень доверяли. Мы могли приходить и уходить, когда нам вздумается, и мы не находились под непосредственным надзором, так как работали в одиночку и носили ключи от кабинета с собой. Помимо того, что это была самая приятная работа в тюрьме — так как в кабинете у нас было радио, а зимой еще и ревущий огонь…»

Досуговый центр служил групповой территорией и в другом отношении. Около шести пациентов были приписаны к нему для помощи по хозяйству и уборке. В качестве негласного поощрения за их работу им предоставлялись особые права. По воскресеньям после того как они вымыли полы и убрали мусор, оставшийся со вчерашнего вечера, и до открытия здания поздно утром место принадлежало им. Они заваривали кофе и брали из холодильника пирожки и печенье, раздобытые ранее, когда они помогали на кухне. Они могли на несколько часов брать со стола директора обе воскресные газеты, которые регулярно доставлялись в досуговый центр. На протяжении пары часов после уборки, пока остальные пациенты, имевшие право выходить на территорию больницы, толпились у двери, ожидая, пока их впустят, эти работники могли наслаждаться тишиной, комфортом и чувством контроля. Если один из них опаздывал на работу, он проталкивался через толпу у двери и кто-то из соратников впускал его внутрь, не давая войти остальным.

Хотя пункт охраны обычно был свободным местом для любого пациента с правом выхода на территорию больницы, существовали места, которые тоже привлекали к себе людей со всей больницы, но были открыты не для всех пациентов. Одним из них был маленький кабинет сотрудника, управлявшего зданием, в котором располагался театр. В ходе репетиций, представлений и других подобных событий, во время которых кулуары театра и сам «дом» становились свободным местом для участников-пациентов, этот кабинет использовался небольшой группой «заводил кампуса» как укромное место, в котором можно поесть и посплетничать. Как и охранники, человек, отвечавший за здание, плотно общался с пациентами и мало — со своими коллегами, поэтому он обычно занимал маргинальное положение между персоналом и пациентами, и пациенты — по крайней мере «заводилы кампуса» — относились к нему с уважением и доверием, которые они не проявляли к остальным сотрудникам.

В некоторых палатах персонал негласно признавал групповые территории, поддерживавшиеся некоторыми пациентами. В этих палатах, почти все пациенты которых находились в регрессивном состоянии, были слабоумными или страдали органическими расстройствами, несколько контактных пациентов неофициально имели право в обмен на мытье пола и поддержание порядка распоряжаться целым крылом веранды, которое они отгораживали от остальных пациентов баррикадой из стульев.

Некоторые территориальные юрисдикции, устанавливавшиеся пациентами, имели периодический характер. Например, в мужском хроническом отделении пятеро пациентов помогали подавать пищу пациентам, неспособным дойти от палаты до столовой. После обслуживания этих пациентов помощники удалялись с пустыми тарелками в комнату для мытья посуды, примыкавшую к палате. Но прямо перед этим или сразу после этого им давали тарелку еды и стакан молока, которые они съедали и выпивали отдельно, со своей скоростью, на кухне при палате. В этой комнате они доставали из холодильника черный кофе, прибереженный с завтрака, подогревали его, зажигали фабричную сигарету и в течение примерно получаса расслабленно сидели, полностью контролируя всю ситуацию. Встречались и более эпизодические притязания на территории. Например, в мужском приемном отделении в палате для больных с депрессией, в состоянии экзальтации и с травмами мозга несколько достаточно контактных пациентов иногда отгораживались от остальных барьером из стульев, чтобы не пускать в угол комнаты отдыха других постояльцев с серьезными симптомами [389] .

389

Данный способ формирования территорий, конечно, очень распространен и в гражданской жизни. Его примерами являются отгороженные места на скачках в Аскоте и барьеры, которые сооружают из стульев музыканты, играющие на свадьбах (см.: Howard S. Becker. The Professional Dance Musician and His Audience // American Journal of Sociology. 1951. Vol. 57. № 2. P. 142).