Тотальные институты
Шрифт:
Когда дежурный [санитар] находится у себя в кабинете, сам кабинет и зона размером около 6 квадратных футов вокруг кабинета является запретной для всех, кроме особо привилегированных пациентов, исполняющих функции помощников. Остальные пациенты не стоят и не сидят в этой зоне. Но даже привилегированным пациентам могут внезапно велеть убраться, если дежурный или его санитары того пожелают. Этому приказу, обычно отдаваемому с помощью фраз вроде «иди отсюда, сейчас же», произносимых родительским тоном, повинуются мгновенно. Привилегированный пациент обладает привилегиями именно потому, что понимает значение этого социального пространства и другие аспекты статуса санитара [375] .
375
Ivan Belknap. Human Problems of a State Mental Hospital (New York: McGraw-Hill, 1956). P. 179–180.
Во-вторых, существовало поднадзорное пространство, территория, для пребывания на которой пациенту не требовалось никакого особого основания, но где он подчинялся обычным правилам и ограничениям учреждения. Для тех пациентов, которые имели право выходить из здания, эта территория охватывала большую часть больницы.
Наконец, было пространство, меньше подчинявшееся власти персонала; разновидности этого третьего типа пространства я и хочу сейчас рассмотреть.
В психиатрической больнице, как и в прочих учреждениях, открытое осуществление той или иной практики вторичного приспособления может активно запрещаться. Чтобы реализовывать
376
Пример из американской тюрьмы приводится в: Alfred Hassler. Diary of a Self-Made Convict (Chicago: Regnery, 1954). P. 123: «Несколько минут спустя охранник начинает „подсчет“, во время которого каждый должен стоять полностью одетым у двери. Но поскольку дубак просто заглядывает через окошко, можно без особого труда натянуть рубашку и, стоя близко к двери, произвести нужное впечатление».
Мое полное неприятие психиатрии, которое после комы превратилось в фанатичное почитание, теперь перешло в третью стадию — конструктивную критику. Я видел глупость и административный догматизм больничной бюрократии. Моим первым желанием было обличать; потом я научился свободно маневрировать внутри неповоротливой структуры палатной политики. Например, круг моего чтения какое-то время контролировали, но я, в конце концов, научился быть au courant [377] , не привлекая ненужного внимания медсестер и санитаров. Я пронес в палату несколько номеров «Гончей и рога» [378] , сказав, что это журнал об охоте. Я прочел «Шоковую терапию» Хоха и Калиновски (самый секретный практический справочник в больнице) почти у всех на виду, вложив ее в суперобложку от «Литературных корней сюрреализма» Анны Балакян [379] .
377
В курсе (франц.).
378
«Гончая и рог» (англ. «Hound and Horn») — ежеквартальный литературный журнал, основанный студентами Гарварда в 1927 году.
379
Carl Solomon. Report from the Asylum // Gene Feldman, Max Gartenberg (eds.). The Beat Generation and the Angry Young Men (New York: Dell, 1959). P. 177–178.
Но помимо этих временных способов уклонения от больничного надзора, постояльцы и персонал негласно кооперировались, допуская появление ограниченных физических пространств, в которых обычный уровень надзора и строгости значительно понижался и где постоялец мог открыто и относительно безопасно совершать некоторые табуированные действия. Для этих мест было также характерно существенное снижение плотности постояльцев, что способствовало миру и спокойствию в них. Персонал не знал о существовании этих мест или знал, но либо избегал их, либо негласно отказывался от своей власти, оказываясь в них. Словом, у вольностей была своя география. Я буду называть такие области свободными местами. Можно ожидать, что они будут возникать там, где власть в организации принадлежит всему эшелону персонала, а не распределяется по множеству пирамид руководства. Свободные места — это кулуары привычных способов выстраивания отношений между персоналом и постояльцами.
В Центральной больнице свободные места часто использовались в качестве сцены для особенно табуированных действий: небольшая роща за больницей иногда служила укрытием для выпивающих; участок за досуговым центром и тень от большого дерева, росшего в центре больницы, использовались для игры в покер.
Однако иногда свободные места использовались, просто чтобы провести время вдали от длинных рук персонала и переполненных, шумных палат. Так, под некоторыми зданиями были старые проходы для тележек, на которых когда-то доставлялась еда из центральных кухонь; на обочинах этого подземного туннеля пациенты поставили скамейки и стулья, и некоторые просиживали там целый день, зная, что ни один санитар не обратит на них внимания. Подземный туннель использовался, чтобы добраться из одной части больницы в другую, не контактируя с персоналом на привычных условиях. Все эти места были пронизаны чувством расслабленности и свободы, что сильно контрастировало с ощущением тревоги, царившим в некоторых палатах. Здесь можно было все решать самому [380] .
380
Хороший пример из жизни на борту фрегата приводится в: Мелвилл. Указ. соч. с. 264–265: «Несмотря на то, что матросы военного корабля вынуждены жить общей жизнью, и на то, что самые стыдливые и тайные действия и отправления наши должны производиться на людях, на корабле все же можно отыскать уголок-другой, куда вы иной раз имеете возможность прокрасться и обрести на несколько мгновений почти полное уединение.
Главными из таких прибежищ являются руслени на которых я во время приятного перехода домой по задумчивым тропическим широтам неоднократно скрывался. Наслушавшись досыта всего, что травили у нас на марсе, я принимал здесь небрежную позу — если, конечно, никто мне не мешал — и спокойно претворял в мудрость все, что мне довелось узнать.
Русленем называется небольшая площадка по сторонам корпуса у основания больших вант, идущих от трех стеньг к фальшборту… Там морской офицер мог провести часок досуга, отдыхая после боя, и покурить сигару, чтобы заглушить противный запах порохового дыма, пропитавшего его бакенбарды. <…>
Но хоть боковые галереи и кормовые балконы на военных кораблях отошли в вечность, руслени еще существуют, и лучшего убежища не выдумать. Огромные блоки и талрепы, образующие пьедесталы вант, делят руслени на целый ряд маленьких часовенок, альковов, ниш и алтарей, где вы можете лениво развалиться за пределами корабля, хоть вы его и не покидаете. Впрочем, в нашем военно-морском мире на такое славное местечко находится и без вас немало охотников. Часто, когда я уютно пристраивался в один из этих маленьких альковов, всматриваясь в горизонт и мечтая, скажем, о Китае, меня выводил из оцепенения какой-нибудь артиллерийский унтер, только что выкрасивший кучу фитильных кадок и желающий выставить их на просушку.
А иногда через фальшборт на руслень перелезал один из мастеров татуировки, а следом за ним и его жертвы. Тут на свет божий появлялась обнаженная рука или нога и прямо у меня на глазах начиналась малоприятная процедура наколки; или же в мое уединение врывалась целая лавина матросни с чемоданами или кисами и кучами старых брюк, которые они собирались чинить, и, образовав кружок рукоделья, выживали меня своей болтовней.
Но как-то раз — дело было в воскресенье после обеда — я приятно отдыхал в особенно тенистой и уединенной нише между двумя талрепами, когда услышал тихую мольбу. Взглянув в узкий промежуток между тросами, я увидел пожилого матроса, стоявшего на коленях. Он обратил лицо свое к морю, закрыл глаза и был погружен в молитву. Осторожно поднявшись, я постарался бесшумно пробраться сквозь порт и предоставил почтенному богомольцу спокойно молиться дальше».
Как говорилось выше, свободные места различаются в зависимости от количества людей, которые ими пользуются, и донорской области, то есть мёста жительства, этих людей. Некоторыми свободными местами в Центральной больнице пользовались постояльцы только одной
палаты. Пример — туалет и ведущий к нему коридор в палатах для хронических больных-мужчин. Пол здесь был каменным, а на окнах не было занавесок. Сюда отправляли пациентов, которые хотели покурить, и все знали, что санитары здесь почти не будут следить [381] . Несмотря на запах в этой части здания, некоторые пациенты предпочитали проводить в ней часть дня, читая, смотря в окно или просто сидя на относительно удобных туалетных сиденьях. Зимой сходный статус приобретали открытые террасы некоторых палат, и некоторые пациенты предпочитали немного померзнуть, но оказаться в относительной свободе от надзора.381
В других институтах туалеты выполняют сходную функцию. См. пример из концентрационного лагеря у Когона (Kogon. Op. cit. P. 51): «Когда постройка лагеря была завершена, между каждыми двумя крыльями поставили по душевой и открытой уборной. Именно здесь заключенные тайно курили, когда им выпадал такой шанс, поскольку курить в бараках строго запрещалось».
Тюремный пример можно найти в: Heckstall-Smith. Op. cit. P. 28: «В мастерской, где изготавливали почтовые сумки, как и во всех остальных тюремных мастерских, были туалеты, где парни проводили столько времени, сколько могли. Они ходили туда, чтобы исподтишка покурить или просто посидеть, отлынивая от работы, ведь в тюрьме редко найдешь человека, хоть каплю заинтересованного в работе, которую он выполняет».
Другими свободными местами пользовались целые психиатрические отделения, занимавшие одно или несколько зданий. Пациенты неформально захватили не использовавшийся подвал одного из зданий хронического мужского отделения, принеся туда несколько стульев и стол для пинг-понга. Некоторые пациенты, лежавшие в отделении, проводили там целый день без всякого присмотра. Когда санитары приходили поиграть в пинг-понг, они вели себя практически как равные пациентам; санитары, не готовые поддерживать подобную видимость, как правило, сторонились этого места.
Помимо свободных мест в палатах и отделениях, были свободные места, которыми пользовалось все сообщество пациентов больницы. Одним из таких мест был частично покрытый лесом холм за главными строениями, с которого открывался чудесный вид на близлежащий город. (Семьи, не имевшие отношения к больнице, иногда устраивали здесь пикники.) Это было важное место в мифологии больницы, поскольку оно было тем самым местом, где, по слухам, совершались разного рода одиозные сексуальные действия. Другим общим свободным местом была, как ни странно, проходная у главного входа на территорию больницы. Она обогревалась зимой, из нее было видно, кто входит на территорию больницы и выходит с нее, она располагалась близко к обычным гражданским улицам и до нее было удобно идти. Проходной заведовали не санитары, а сотрудники полиции, которые — видимо, поскольку они были несколько изолированы от остального персонала больницы, — дружелюбно общались с пациентами; там царила сравнительно свободная атмосфера.
Возможно, самым важным общим свободным местом была территория вокруг небольшого отдельно стоящего магазина, служившего для пациентов буфетом, за который отвечала Ассоциация слепых и в котором работало несколько пациентов. Здесь пациенты и некоторые санитары проводили часть дня на скамейках, стоявших на улице, отдыхая, сплетничая о больничных делах, попивая кофе и прохладительные напитки и перекусывая сэндвичами. Помимо того, что она была свободным местом, эта территория также исполняла дополнительную функцию городской бензоколонки, то есть неформального центра обмена информацией [382] .
382
Мел вилл приводит пример из военно-морского флота (Мелвилл. Указ. соч. с. 315): «На военных кораблях камбуз, или кухня на батарейной палубе, и является тем центром, где матросы обмениваются сплетнями и новостями. Здесь собираются толпы, чтобы проболтать полчаса, остающиеся свободными после еды. Почему было отдано предпочтение именно этому месту и этим часам перед другими, объясняется тем, что лишь по соседству с камбузом и лишь после еды разрешается матросу блаженно покурить».
В американских малых городах эту функцию для некоторых категорий граждан может выполнять вестибюль некоторых деловых учреждений; хорошее описание этого см. в: James West. Plainville, U.S.A. (New York: Columbia University Press, 1945). P. 99–107 («Loafing and Gossip Groups»).
Другим свободным местом для некоторых пациентов была столовая для персонала — отдельное здание, куда официально могли заходить пациенты, имеющие право выходить на территорию больницы (либо сопровождаемые заслуживающими доверия посетителями) и деньги, чтобы оплатить еду [383] . Хотя многие пациенты опасались этого места и чувствовали себя в нем некомфортно, другие научились сполна им пользоваться, эксплуатируя негласное понимание того, что здесь к пациенту нужно относиться, как ко всем остальным. Небольшая группа пациентов приходила сюда за кофе после каждого приема пищи в палате, чтобы избавиться от вкуса палатной еды, потолкаться среди медсестер-стажерок и врачей, живущих на территории больницы, и нередко использовать это место для общения — настолько, что им периодически запрещали туда входить.
383
Данное правило — хороший пример гуманной и либеральной политики, проводимой в Центральной больнице в отношении определенных аспектов больничной жизни. Рассказ о больнице можно было бы составить исключительно на основе этих послаблений, и журналисты действительно так делали. После прочтения предварительного варианта этого текста сотрудник, работавший тогда первым ассистентом терапевта, хотя и не поставил под сомнение ни одного конкретного высказывания, отмстил, что он мог бы подвести под конечный результат столь же истинные утверждения, только представляющие больницу в благоприятном свете. И он действительно мог бы это сделать. Вопрос, однако, в том, затрагивает ли либерализм больничного руководства жизнь лишь небольшого числа пациентов в определенные моменты времени или же он является ключевой и распространенной особенностью социальной системы, которая управляет центральными аспектами жизни основной массы пациентов.
Было хорошо заметно, что по мере продвижения в «палатной системе» и получения бoльших привилегий пациенты, как правило, получали доступ к свободным местам, которыми пользовались выходцы из все более обширных донорских областей [384] . Кроме того, статус пространства был тесно связан с палатной системой, так что территория, запретная для непослушного пациента, впоследствии могла стать свободным местом для послушного [385] . Следует также сказать, что сама палата могла становиться свободным местом, по крайней мере, для пациентов соответствующего отделения. Так, во время проведения исследования некоторые палаты в одном из хронических отделений и палата для выписываемых или выздоравливающих в мужском приемном отделении были «открытыми». В течение дня там совсем или почти не было персонала, и поэтому эти места были относительно свободны от надзора. Так как в палате приемного отделения также имелись стол для бильярда, журналы, телевизор, карты, книги и медсестры-стажерки, здесь сложилась атмосфера безопасности, непринужденности и веселья, которую некоторые пациенты сравнивали с атмосферой центра отдыха и развлечений в армии.
384
Как отмечалось выше, в гражданском обществе свободное место может использоваться индивидами, живущими на очень обширной территории, как в случае городских парков. В Лондоне вплоть до XVIII века разыскивавшиеся полицией воры пользовались свободными местами, которые назывались «убежищами», где им иногда удавалось избежать ареста. См.: Luke Owen Pike. History of Crime in England. Vol. 2 (London: Smith, Elder & Co., 1876). P. 252–254.
385
Можно добавить, что некоторые запретные для пациентов места вроде одиночных жилых комнат для мужского персонала на деле были, в силу этого правила, местами, где персонал мог «расслабиться», освободившись от ограничений, которые накладывало на их поведение присутствие пациентов.