Товарищ "Чума" 5

— Ну, собственно, вы верно угадали. — Я печально улыбнулся, ведь на самом деле так оно и было. — Задаток у меня действительно был… — Теперь уже я ударился в воспоминания. Ведь прошло всего-ничего, а я словно целую жизнь прожил.

— Так вы, милостивый государь, — неожиданно перешла на русский язык фрау Аденауэр, — еще и самоучка?

— Милостивый государь? — удивленно спросил я, тоже перейдя на родной великий и могучий. — Откуда такие познания, сударыня?

— Было времечко… Выскочила замуж за одного русского дворянина. Между прочим, настоящего князя… Добрых два десятилетия проживала с ним в Московии… Пока его не убили во время Гражданской… Ах, какой был мужчина! — Её глаза опять маслянисто блеснули, подёрнувшись влагой. — Настоящий аристократ… Уж как только я его не заговаривала и от пуль, и от… Но когда тебя расстреливает в упор толпа взбунтовавшегося мужичья, не верящая ни в бога, ни в дьявола… — Она шмыгнула носом, и поспешно вынула из кармана кружевной носовой платочек, который поднесла к глазам, промокая слёзы.

Что это такое было? Это ли настоящая ведьма? Её поведение просто разорвало все мои шаблоны об этих безжалостных зловредных существах. Или она просто придуривается? Играет давным-давно заученную роль? Если это так, то она достойна самого настоящего «Оскара». Если же нет, то я вообще ничего не понимаю в ведьмах…

— А ведь он мог спокойно уехать со мной в Париж… — продолжила изливать душу фрау Аденауэр. — Где жил бы со мной долго и счастливо… Поверьте, Генрих, я сумела бы сделать жизнь любого мужчины незабываемой… И он прожил бы куда дольше отмеренного ему срока, без старческой немощи и болезней… Но он предпочёл счастливой размеренной и спокойной жизни со мной, погибнуть за свою дикую варварскую отчизну… За все свои прожитые годы я так и не смогла понять вас, русских…

— Охотно в это верю, фрау Глория, — согласно кивнул я. — Один из наших русских поэтов золотого века так сказал:

'Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить…'

— У ней особенная стать — в Россию можно только верить, — закончила за меня ведьма. — Фёдор Тютчев, если не ошибаюсь?

— Браво, Глория! — Я даже зааплодировал колдунье. — Не покривлю душой, если скажу, что ваше знание нашей культуры поистине выдающееся!

— Не вижу ничего выдающегося, — фыркнула ведьма. — Слишком часто мне приходилось сталкиваться с вашим народом… С русскими… Первый раз я попала в Россию с победоносными войсками Наполеона Буонапартье… — с французским прононсом[2] произнесла она.

— А почему именно с ним? — ввинтил я.

— Я была рождена во Франции, — ответила Глория. — Поначалу это еще имеет какое-то значение. Но ведьма, разменявшая полуторасотенный рубеж, уже не обращает внимание на города и страны. Хотя и среди нашего племени находятся затворники, столетиями промышляющие в одной и той же области. Но их весьма мало…

— Быстро вычисляют? — догадался я.

— К сожалению, да, — ответила фрау Аденауэр. — Во времена Великой Инквизиции в Европе было совсем тяжело. Мне повезло, я застала лишь самый её закат. А в революционной Франции святую конгрегацию церкви запретил Наполеон, пришедший к власти. И ведьмы свободно вздохнули. А кое-кто и вовсе отправился вместе с его непобедимым войском, подобно мне. Ведь где еще можно досыта напиться болью, страданиями и смертью, как не на войне?

— Причём, творить зло в этом случае можно совершенно безнаказанно, — закончил я её мысль.

— Верно, герр Богер, — криво усмехнулась она.

— А здесь и сейчас вы чем занимаетесь? — спросил я. — Лечите раненных? Это же негативно отражается на вашей «карме» ведьмы…

— У-у-у! — протянула Глория. — Вы всё-таки еще недостаточно опытны в нашем ведьмовском промысле, Генрих, — хищно оскалилась фрау Аденауэр и поднялась со своего места, эротично тряхнув крупной грудью.

Но на меня это не подействовало, ведь я-то видел, что на самом деле она из себя представляет. Б-р-р! Лучше не вспоминать лишний раз! Ведьма тем временем подошла к полке за моей спиной и взяла в руку скатку из красной лакированной кожи, украшенную искусной золотой вышивкой.

Что там было изображено, я не разглядел — Глория положила скатку передо мной, развязала скрепляющие тесемки и одним ловким движением раскатала её передо мной по столу. Внутри скатки оказался набор шикарных хирургических инструментов, пускающих солнечные зайчики полированными поверхностями.

Чего здесь только не было: скальпели разнообразных форм; ампутационные ножи от малых до великих, обоюдоострые, остроконечные и волновые; пилы — рамочные, дуговые, листовые, проволочные; долота — плоские и желобоватые, применяемые для рассечения и трепанации кости; ножницы…

От одного только вида на эти инструменты нормального человека жуть возьмет. Но я-то уже насмотрелся этого добра вволю — у Глафиры Митрофановны не хуже набор, правда, не настолько дорого-богато исполнен, но смотрится он не в пример — куда более устрашающе.

— Кто сможет точно сказать, — произнесла фрау Аденауэр, любовно поглаживая рукой сверкающие хирургические железки, — лечит ведьма, либо наоборот — калечит, причиняя нестерпимые страдания?

— Так ты не с ними? — неожиданно дошло до меня.

— Я? С Бошами[3]? — Презрительно сморщив нос, весело рассмеялась ведьма. — Я что, похожа так на полную идиотку? Я излечилась от глупости еще во времена своего первого похода в Россию с Наполеоном! Я уже неоднократно видела, что случается с теми, кто пытается вас завоевать.

— Кто к нам с мечом…

— Да-да, я видела этот фильм[4], — перебила меня Глория. — И, признаюсь честно, мне даже как-то жаль этого бесноватого Гитлера и его приспешников… Но, тем не менее, я использую этот редкий шанс наполнить свой резерв до отказа, — полностью утратив напускную веселость, совершенно серьезно заявила ведьма. — В мирное время это намного сложнее провернуть. А довольствоваться заговором зубной боли, приворотом и воровством молока у чужих коров…

— Понимаю, не комильфо для шестого чина.

— Нет, не понимаешь, ведьмак! — неожиданно зло бросила фрау Аденауэр. — Ты, видимо, никогда не жил «впроголодь», когда промысел выкручивает жилы, буквально рвет их с мясом, требуя настоящей жертвы, настоящей силы, настоящего зла! На войне этого легко достичь… Но до тебя, Генрих, мне весьма далеко — целая дивизия… — Произнесла она с придыханием, облизывая вновь ставшие пухлыми губы и даже не скрывая зависти. — Сколько рангов тебе добавилось за это, ведьмак?

— Три.

— Три?! — потрясённо воскликнула она. — За один день?! Ты действительно счастливчик, герр Богер! Чтобы подняться по этой дьявольской лестнице на три последние веды, мне понадобилось сто восемьдесят семь лет! И чем дальше, тем тяжелее каждая последующая ступенька к силе! Теперь понимаешь, как тебе невероятно повезло?

— Повезло? — Я тоже усмехнулся, сузив глаза и оскалившись. — Что ты знаешь о том, каким способом мне достался этот грёбаный дар? Что мне пришлось пережить, чтобы его обуздать? Я даже не знал, что такая хрень вообще возможна! Да я даже в колдовство совершенно не верил… В общем, чего впустую сотрясать воздух? Я поставил всё на одну карту, и она сыграла, принеся мне колоссальный профит[5]!

— Да, наверное, только именно такой чародей и мог прируч… «подружиться» с Вирлооком, — задумчиво произнесла колдунья, пристально глядя мне в глаза. — Ни один одарённый в трезвой памяти, если ему ценны собственная жизнь и посмертие, не станет связываться с этим злобным и мстительным духом.

— Посмертие? — ухватился я за неизвестную мне ранее информацию. — А с ним что не так?

— Так ты не знал? — Выпучила глаза ведьма. — Тогда всё понятно…

— Что понятно?

— Вирлоок на пике своего могущества пожирает не только силу и ци, но и саму душу! — ядовито улыбнувшись, типа, вот такой ты дебил, сообщила мне фрау Аденауэр. — После этого невозможно попасть ни в ад, ни в рай, и не уйти впоследствии на очередное перерождение колеса Сансары[6]! Не знал этого, ведьмак?