Товарищ «Чума» 8

— Ты за кого меня принимаешь, Рома? Если и обходить — только вместе! Если в огонь — тоже! Мы с тобой одна команда, если ты забыл!

— А если я прикажу?

— Да иди ты в жопу с такими приказами, командир! — ухмыльнулся Ванька, размазывая сажу с потом по чумазому лицу. На его почерневшей от копоти физиономии выделялись теперь только белки глаз, да зубы, когда он улыбался.

— По возвращению на базу, ответите по всей строгости, товарищ лейтенант государственной безопасности! — шутливо произнес я. — Если не передумал — давай за мной! — И я с разбега нырнул в бушующее пламя, в котором еще можно было рассмотреть тропинку лешего.

Ваня вломился на тропинку разу же следом за мной. И мы понеслись по тропинке что было мочи, глотая пересохшими глотками раскалённый воздух полыхающего леса. Волшебная дорожка хоть и существенно ускоряла путь, но от жара и пламени, увы, не защищала.

Мы с дедом неслись словно бы в каком-то огненном тоннеле, стены которого нас весьма болезненно обжигали. Одежда на нас уже дымилась, но мы старались не обращать на это внимания. Еще немного наддать — и мы проскочим эпицентр лесного пожара. А там будет полегче…

Пока мы бежали, я чувствовал своими обострившимися эмпатическими способностями, как агонизирует лес, как погибают от пожара животные, не сумевшие убежать от стремительно распространяющего огня. Да даже по самой волшебной тропинке было понятно, что ситуация хуже некуда.

Если до этого под ногами у нас было ровная поверхность, то сейчас на волшебной дорожке корчились и извивались, постреливая светящимися в воздухе искрами, древесные корни. Горящие ветки деревьев временами прорывались в волшебное пространство тропинки и хлестали нас по лицу, спине, рукам, превращая и без того драную и прожженную одежду в настоящие лохмотья.

Лес умирал, корчился в агонии, пожираемый беспощадным пламенем. Я ощущал, как гибли в пожаре животные и птицы, так и не сумевшие выбраться из огненных ловушек. Лес стонал от боли, но помочь ему было не в моих силах. Я даже не представлял, каково сейчас приходилось лешему, для которого лес был продолжением его самого.

Наконец, отблески чудовищного пожарища остались позади. Вместо удушающего жара и гари наступила долгожданная прохлада и «прозрачная» цветная умиротворенность. Дорога под ногами выровнялась, а корни перестали извиваться. В эту часть леса пожар еще не добрался. И я, наконец-то сумел облегченно выдохнуть — Ведьмина балка должна было уцелеть.

И вот дорожка закончилась, выведя нас с дедом к усадьбе Глафиры со стороны огорода. Пахло на выселках тоже не розами — дым от лесных пожарищ ощущался и здесь. Но он был не таким плотным и удушающим, но был заметен даже невооруженным взглядом, как будто висевший в воздухе небольшой утренний туман.

Мы с дедом медленно побрели к избе, непрестанно кашляя и ежесекундно сплевывая черную тягучую жижу — после такого стремительного передвижения по горящему лесу сил у нас совсем не осталось. И если бы не активированные целительские печати, мы бы сюда и вовсе не добрались. Даже поверхностное сканирование организма показало, что наши легкие устояли только благодаря магии.

— Ты как, Ваня? — прохрипел я сквозь силу.

— Погано совсем… — не стал темнить дед, опускаясь на жухлую траву — силы его окончательно покинули. — Вдохнуть нормально не могу…

— Потерпи… немного… Сейчас в норму придём… — Печати еще работают… — произнёс я, с трудом удерживаясь на ногах. Прежде, чем отрубиться, я должен был узнать, что с Глашей и Акулиной.

— Рома! — Я не успел пройти и пары шагов, как до меня донёсся истошный крик моей ненаглядной, моей любви, моего счастья и самой-самой-самой…

«Значит, всё с ними хорошо!» — успел подумать я, после чего земля закрутилась перед глазами, а потом встала «дыбом» и ударила меня по лицу.

Глава 15

Долго пребывать в отключке мне не позволило всё тоже активированное целительское заклинание, которому кто-то не дал затухнуть, влив в него добрую порцию магии. От неожиданного прилива физических сил меня даже подтряхивать начало. Кто же это додумался? Ведь за эту чрезмерную «бодрость» мне потом, возможно, придётся дорого заплатить.

Открыв глаза, я сразу столкнулся с обеспокоенным взглядом Глаши, которая оказалась рядом со мной, стоя на коленях. Мы молча смотрели друг другу в глаза буквально какие-то мгновения, но они, казалось, растянулись для нас на минуты и часы.

Мы смотрели друг на друга, и никак не могли наглядеться. Даже не задействуя свой ментальный дар и эмпатические способности, я мог легко прочитать в её глазах, все её мысли и желания.

— Вернулся… — наконец-то облегченно выдохнула она, бросаясь мне на грудь. — Живой!

— А как по-другому, Глаша? — Я крепко обнял её, прижимая к груди. — Мужик обещал — мужик сделал! Особенно, если обещал любимой женщине… — Договорить она мне не дала, закрыв рот долгим поцелуем.

Так мы и лежали на теплой, нагретой солнцем земле, не смея выпустить друг друга из объятий. И весь неимоверно огромный мир сжался для нас в этот момент до маленького «пятачка», в котором не было никого кроме нас. И пусть теперь весь мир подождёт!

— Вы это, голубки… — Но мир был не намерен нас долго ждать — он грубо вмешался, выдергивая нас с Глашей из сладостных грёз обратно в суровую действительность. — Потом миловаться будете!

Я узнал этот тихий надтреснувший голос, так похожий на скрип лесных деревьев в ненастную погоду. Глаша резко отпрянула от меня, словно застыдившись чего-то. Ну, да, сейчас не двадцать первый век с его вольными нравами, а жёсткая реальность сороковых. Не было принято в этом времени у советских граждан выставлять свои чувства напоказ. К тому же, война идёт.

— Ну, здравствуй, дедко Большак! — Я поднялся на ноги вместе с Глашей и протянул руку лешему.

— И ты здрав будь, товарищ мой Чума! — Степенно пожал мою ладонь лесной владыка.

А вот выглядел он весьма неважно. Несмотря на человеческий облик благообразного и длиннобородого седого старика, как-то перекосило лесного хозяина, скрючило — одно плечо стало выше другого. Откуда ни возьмись появился горб на спине. Морщины стали глубже и отчетливее, а кожа грубее, словно древесная кора только телесного оттенка.

Да и сам он как-то «ссохся». Если раньше мне казалось, что я разговариваю с крепким и могучим стариком, то теперь его человеческое обличье выглядело старой древней развалиной. Да и сквозь натянутую людскую личину нет-нет, да и проглядывала временами его настоящая сущность.