Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман

“Дурак был Базаров, как можно лишать себя понятия красоты? Это все равно что обкарнать себя, отрезав лучшую свою часть”.

Женю пропустили в пустую переднюю, и к ней сразу же вышла Анна Николаевна. Графиня тепло обняла свою приятельницу. Она выглядела приветливой и спокойной, только синие глаза мерцали странным блеском.

– Ну вот и вы, моя дорогая. Я тоже еще не готовилась, займемся туалетом вместе.

* Идея-фикс (фр.)

* Дорогой друг, это ваша история, тайна вашей души (фр.)

* Какая очаровательная идея (фр.)

* Ничего общего с реальным Александровским садом в Москве это вымышленное место не имеет: в моем романе сад также назван в честь царя Александра I, поскольку такие наименования нередко повторяются.

* Туз - вельможа, знатный и богатый человек.

* Начало знаменитого сонета французского поэта Алексиса-Феликса Арвера (1806-1850), “Un secret”:

“Моя душа скрывает тайну, и моя жизнь скрывает тайну: это вечная любовь, что я постиг в один миг…”

========== Глава 35 ==========

Парикмахер Анны Николаевны проделал с волосами Жени все то же, что она делала сама – завил их и собрал на затылке, приколов темно-каштановый шиньон, и цветом, и мягкостью не отличавшийся от собственных волос клиентки.

Но волосы были убраны надо лбом и висками как-то так, что преобразилось все лицо. Волосы сделались пышнее, овал лица – благородней. Теперь и Женины очки в тонкой золотой оправе стали почти незаметными.

Анна Николаевна, с любезностью хорошей хозяйки уступившая очередь причесываться Жене, наблюдала за работой парикмахера не отрываясь. Она дала ему длинную нить белого жемчуга - вплести Жене в волосы. Так даже рта не открыла, чтобы возразить. Что в этом проку?

После манипуляций маникюрши Женины ноготки приобрели идеальный вид, в чем, однако, не было большого смысла – ей все равно предстояло снова надеть белые лайковые перчатки. Зато графиня, вдобавок к украшению в волосах, собственноручно повесила Жене на шею серебряное колье с рубиновой подвеской, походившей на каплю крови на ее тонкой шее.

– Это подарок, - улыбаясь, проговорила Анна Николаевна.

Тут Женя не выдержала и открыла рот, но графиня коснулась ее губ пальчиком, призывая к молчанию, и засмеялась.

– Это совершенные пустяки! Копейки в сравнении с тем удовольствием, что вы мне доставляете!

Анна Николаевна достала какие-то головокружительно пахнущие духи.

– Я хочу, чтобы на сегодняшнем балу все были от вас в восхищении, - проговорила она, смачивая духами Женины волосы, ямку под горлом и запястья. У Жени мурашки по спине побежали – и от холодного прикосновения душистого спирта, и от этих слов.

Графиня отступила от нее на несколько шагов и сложила руки, улыбаясь с видом невинности и восторга.

– Charmant! Сегодня вы будете королевой, - проговорила она. – Вы непременно затмите меня!

Несмотря на улыбку графини, от Жени не укрылось, как сверкнули глаза Анны Николаевны при этом замечании. Для нее невыносимо было даже в шутку предположить, что какая-то женщина может затмить ее.

– Ну, теперь я оставлю вас, дорогая, - сказала Анна Николаевна. – Мне нужно отдать последние распоряжения перед балом. У вас есть почти час – погуляйте по особняку, - обаятельно улыбаясь, предложила она. – Можете выйти в зимний сад, заглянуть в библиотеку, у нас прекрасное собрание книг…

Анна Николаевна торопливо направилась к двери. Но вдруг остановилась и опять посмотрела на гостью.

– Я бы вам посоветовала приготовить речь о спиритическом вопросе, - неожиданно произнесла графиня, как будто в самый последний момент вспомнила о важнейшей вещи. – Вы расскажете то, что рассказывали мне с глазу на глаз, целому собранию моих гостей. Я для того и позвала вас.

И она вышла, как ни в чем не бывало. Вот вам вся графиня Шувалова, Анна Николаевна – вынь ей да положь.

Жене осталось только схватиться за голову; она села, сжав в пальцах свои переплетенные жемчугом локоны, но спустя мгновение отдернула руки, вспомнив, что нельзя портить прическу.

“Черт бы тебя побрал!”

Оратор из нее был… неважный.

Нет, излагать свои мысли на бумаге Женя умела прекрасно. Она признавала это перед самой собою без ложной скромности. Но говорить – делать доклад! Перед знатью! О важнейшем духовном вопросе современности!

“Графиня, должно быть, полагает, что если я прекрасно пишу, я так же прекрасно рассказываю экспромтом, - мрачно подумала Женя. – И чем я подкреплю свое выступление? Неужели вытащу мои личные письма перед незнакомыми важными господами, перед мужчинами? У нее нет стыда, ей это все равно! Неужели непонятно, что серьезную речь о спиритизме нужно готовить еще тщательнее, чем адвокату выступление в суде!..”

Но Анну Николаевну не интересовали ее затруднения.

Женя схватила со столика свою замусоленную тетрадь и, сжав губы, крупным шагом вышла в коридор. Она остановилась, оглядываясь.

Почти сразу к ней подошел лакей по имени Стефан.

– Вам помочь, мадам?

– Да, - резко ответила она. – Проводите меня в библиотеку, Анна Николаевна дала дозволение! И принесите мне бумагу и перо!

Прошло полчаса – тишина в доме была, как в могиле; к услугам Жени была вся графская библиотека, плюшевые кресла и полное одиночество. Она потребовала, чтобы ей принесли кофе покрепче: для прояснения рассудка.

Но все это было напрасно.

Часы тикали и тикали, и чем меньше времени оставалось до бала, тем меньше связных мыслей оставалось в голове у Жени. Что поделаешь, она была не публичный человек. При одной мысли о том, какому собранию ее скоро представят, у нее холодели руки и опускался желудок.

Женя до половины наполнила корзину для бумаг черновиками своего доклада, а толку было ничуть. Она представила себе, с какими лицами слуги графини будут завтра выбрасывать этот мусор – и не прикажет ли Анна Николаевна, для своего увеселения, оставить его ей? Эта женщина не гнушалась ничем, решительно ничем…

Потом Женя услышала шаги, смех и голоса. Кто-то командовал лакеями, обменивался приветствиями. Началось! Все, времени уже нет!

“Скажу ей, что ничего не вышло! И не буду я выставлять себя на позор и на посмешище всем этим графьям! Пусть удавится!”

Женя встала с дивана и оправила платье и прическу. Она стала ждать прихода графини. Два чувства сверкали на ее лице: вызов и обреченность.

Графиня не пришла – вместо нее явился Стефан.

– Ее сиятельство просят вас пожаловать в бальный зал.