Третий лишний

– Вы сговорились?
– закричал он.
– Какая разница, Ханна или Эмма, если она кокетничала с ним.

На это обе женщины ничего не ответили.

– Нет, мистер Гриндл.
– наконец произнесла экономка.

– Тогда откуда вы знаете, что она кокетничала?
– не унимался он.

– Мне рассказали об этом те, кто видели это безобразие.
– напыщенно ответила Мэри.

– Тогда почему они не сделали ей замечание, если видели все это?

– Я не знаю, мистер Гриндл.

– А я знаю!
– закричал он на экономку.
– Потому что они ничего не видели! Какая бы нормальная девица стала бы строить глазки этому старому, почти беззубому старому развратнику! Она что, лучше себе не могла найти воздыхателя?!

– кричал Айзек.

– Не знаю, мистер Гриндл, но миссис Марч муж не кажется таким безобразным.
– подлила масла в огонь Мэри.

– А!! Так это миссис Марч всем рассказывает, какой у нее примерный муж и какая развратная у нас служанка?

Теперь уже обе женщины испугались. Он всегда был выдержанным, не позволяя себе даже скверных слов, а тут его словно подменили.

– Миссис Марч говорит, что у нее достойный, скромный муж, котор...

– Который что?!
– кричал мистер Гриндл.
– Который служанок за задницы хватает и не дает им прохода, да так, что молодые служанки от них бегут и задерживаются только безобразные, которым его внимание за радость?

– Перестань, Айзек!
– закричала надрывно миссис Гриндл.
– Это такая мерзость! Откуда ты это знаешь? Этого не может быть.

– Если ты об этом не знаешь, не значит, что этого нет!
– прошипел он жене прямо в лицо.
– Об этом в Блумсберге все знают и смеются над ним, над его неуемной распутностью. Прислуга друг другу рассказывает, предупреждая.
– продолжал он.
– А виновата так Эмма и должна страдать наша репутация? Вот уж нет!
– от злости его трясло.

– Я всегда говорила...
– попыталась вставить слово экономка, чувствуя, что ситуация меняется в пользу прохвостки.

– Я вас не спрашивал, - очень отчетливо произнес он, и продолжил:

– Подумай сама, - обратился он к притихшей супруге, - стоит только уволить Эмму, общество решит, что ее уволили за дело, и не важно, виновата ли она на самом деле или нет. И стоит только нам дать ей расчет, как это сразу же воспримут, как вину Эмму и правдивость слов миссис Марч, а это бросит на нас тень, хотя почти каждый знает, какой мистер Марч распутник.

Миссис Гриндл всхлипнула.

– Поэтому, - продолжал он, - вы с Эммой, с достоинством и гордо поднятой головой нанесете несколько визитов и как оскорбленная сторона на все сплетни, которые позволит себе сказать какая-либо ханжа, будете отвечать, что в большинстве случаев распускает слухи тот, кто хочет спрятаться. Ясно?

Кэтрин согласно кивнула.

– И чтобы я больше слез и причитаний по этому поводу не видел.
– вполне миролюбиво закончил он.
– С Эммой поговорю позже.

Когда Айзек Гриндл ушел, Кэтрин и экономка многозначительно переглянулись, однако ни одна из них не решилась заговорить о происходившем в комнате. Миссис Гриндл почувствовала себя одураченной сплетницами, а экономка из-за дурного предчувствия, слишком уж мистер Гриндл снисходительно относился к этой девице, но высказаться о своих сомнениях не решилась.

– Можешь идти.
– махнула рукой хозяйка и направилась в свою комнату. Сославшись на мигрень и нервы, она выпила снотворного, и заснула раньше, чем обычно, что позволило Ханне подняться к себе в комнату и оставаться там дотемна.

Миссис Гриндл накричала на нее и выгнала из комнаты, потому Ханна поднялась к себе и, обняв подушку руками, сидела в углу на кровати. Сидела и смотрела одну точку до тех пор, пока не уснула. Разбудила ее прибежавшая Марта и сообщила, что хозяин хочет ее видеть.

Увидев состояние подруги, Марта попыталась ее успокоить. Она села рядом на кровать и начала гладить ее по плечу.

– Ну, перестань! Ничего страшного не произошло, бывает, случается и гораздо худшее.

От ее жалости Ханна расплакалась.

– Ну, что ты!
– вздохнула Марта.
– Все ведь знают, что мистер Марч такой похотник и гуляка. Это все сплетницы, им только дай повод. А если не дашь, так сами придумают.

Видя, что Ханна не успокаивается, она положила ей голову на плечо и произнесла:

– Красивая женщина, как хвост павлина, привлекает гораздо больше внимания, чем распущенный хвостик серого воробышка.

Ханна улыбнулась сквозь слезы и, вытерев слезы, спросила:

– Ты считаешь, что я красивая?

Помолчав немного, Марта ответила:

– А ты себя в зеркале не видишь?
– ответила она вопросом на вопрос.
– Знаешь, если бы я была хоть немного красивее, то уж точно не расстраивалась из-за того, что говорят обо мне другие. Мне было бы плевать. Я бы радовалась жизни и вниманию, а потом, когда подвернулся бы жених, вышла замуж и была бы счастлива. И знаешь, если бы меня кто-то ущипнул за задницу, я бы плакала... от счастья!
– заплакала сама утешительница.

– Марта, ну, что ты?!
– бросилась уже Ханна утешать подругу. Теперь обе они сидели в обнимку и рыдали каждая над своей трагедией.

– А что Марта, да Марта, на меня даже такое страшилище не посмотрит!

Марта была полной женщиной с рябым лицом от оспин, с грубыми чертами лица и большим ртом. Ее руки и плечи были большими, как у мужчины. В ней все было большим, включая и ее сердце. Только, если ее неказистая и грубая внешность бросалась в глаза всем, ее добрый и незлобивый нрав оставался почти не замеченным.

– Какие глупости ты говоришь, - Ханна почти перестав плакать.

– Это не глупости, - ответила Марта, - мне уже больше тридцати, а меня даже никто не пытался поцеловать.

– Ты хорошая и добрая, в твоей жизни будет чудо, его нужно только ждать.

– Ждать?
– грустно усмехнулась Марта.
– И сколько ждать?

– Не знаю. Я тоже жду.

После взаимных признаний им обоим не стало на душе легче. Каждая из них осталась при своем, ведь ничего человек так хорошо не понимает, как то, что он испытал на себе. Марта спохватилась: