Три дня иного времени
Шрифт:
– Что это такое?
– с некоторым ужасом выговорил мой спутник.
– Гроб, - буркнула я.
– Как-как?
– Учения по гражданской обороне, Гр. Об. Не притворяйтесь, будто у вас в Новосибирске нет таких! Что, нет? (Мой спутник помотал головой.) Так и знала, что мы по идиотизму всех обогнали!
– вздохнула я и прибавила: - Пойдёмте отсюда, Август, а то из нас действительно сделают два учебных трупа и утащат вон в ту палатку...
Из входа между тем вышла и, не обращая внимания на вопли майора, вообще ни на кого на свете не обращая внимания, пошла к нам походкой всеобщей мужской любимицы
– А, ты ещё здесь?
– слегка удивилась она, поравнявшись с нами.
– Я вот ведомость заносила... Так не идёшь в 'Сказку', точно?
Быстро скользнув взглядом по фигуре моего спутника, Анжела усмехнулась и попросила:
– Представишь товарища?
('Какое право она на него имеет так смотреть?
– возмутилась я про себя. Это мой знакомый!' 'А у меня-то самой разве есть на него какие-то права?
– сразу пришла другая мысль.
– Разве смогу я помешать, если...'
– Август Александрович, - ответил 'товарищ' сам.
– Были рады знакомству. Не смеем вас задерживать.
Каким изумительным тоном он это сказал! Таким же, каким, наверное, вышколенный английский дворецкий (или мажордом, как правильно?) отказывает в приёме гостю-плебею, которому не рады. Настоящих дворецких я в своей жизни не видала, конечно, только о них читала.
Анжела, оторопев, даже отпрянула: её женские чары действовали обычно на всех мужчин без исключения. Поджав губы и снова оглядев Августа с головы до ног, она развернулась и пошла дальше, не сказав ни 'Спасибо', ни 'До свиданья'.
– Что, съела?
– мстительно пробормотала я.
– Умница, Август, умница! Это же надо как ловко! Нет, я просто школьница рядом с вами ...
VI
А гостя всё же надо было где-то покормить, раз уж я сама вызвалась. В 'Сказке'? Но в 'Сказке' на полтинник не поешь, а кроме того, там сейчас наши девчонки... и возможно, Никита. (Или Анжела про него со зла ляпнула?) С Никитой всё, видимо, кончено, но... 'Вот и показаться ему на глаза с мужчиной, если всё кончено!' - укололо меня желание. Но это было бы некрасиво, по отношению к Августу, конечно. Какое я право имею его втягивать в свои личные дрязги? Человек в командировку приехал, работать, а не служить моим мальчиком на побегушках.
Вкратце я пояснила ситуацию со 'Сказкой' и вдруг спохватилась:
– Постойте: а на вашем предприятии вас когда ждут? Ну, в том месте, куда вы приехали?
– На одном я уже побывал, - пояснил мой спутник.
– А в другом месте меня ждут часам к семи.
– Что как поздно?
– Раньше нет смысла: магнитный фон меняется...
– Не рассказывайте, всё равно ничего не пойму! Уж если я навязалась на вашу голову...
– И ничего вы не навязывались.
– ...То вот ещё предложение: в Центральном гастрономе есть кафетерий. Правда, нам придётся вернуться той же дорогой, которой шли.
– Ну, не Бог весть какой длинный путь...
– Извините меня ещё раз!
– Вероника, вы зря извиняетесь. Я вам должен быть благодарен: я бы без вас растерялся в чужом городе.
– Ой, расскажите кому другому! Растерялся
бы он... (Этой лёгкой грубостью я скрыла горячую волну благодарности, почти нежности, когда услышала, что, оказывается, ему полезна.) Можете звать меня просто Верой. Или просто Никой: так меня бабушка называла.– 'Ника', как чудесно. Так на агнце пишут...
– На каком ещё агнце? Снова ваши христианские штучки? Нет, вы меня поразили, конечно! Я вам, Август, не верю: вы надо мной просто потешаетесь. Неужели вы хотите меня заставить поверить в то, что вы как физик - физик ведь, да?, ещё небось и ядерщик, если секретное?
– верите в эти бабушкины сказки?
– Предчувствую ваш следующий аргумент, - улыбнулся Август.
– Гагарин, мол, в космосе был и никакого Бога там не увидел.
– А хоть бы и Гагарин!
– Ну да: эту фразу, говорят, обронил Хрущёв на кремлёвском банкете.
– Эхм, - неловко кашлянула я.
– Товарищ Хрущёв, вы хотите сказать?
– Разумеется, товарищ. А знаете, что ему ответил товарищ Гагарин? 'Если Бога нет в сердце, не увидишь его и в космосе'.
– Чушь собачья!
– возмутилась я.
– Не мог он так сказать! Это вы где-нибудь на 'Голосе Америки' услышали. Прекратите вести поповскую агитацию, я... я вас уважать перестану!
Мужчина остановился.
– Но, наверное, отказ от своих убеждений - самый плохой способ завоевать чужое уважение?
– спросил он меня очень тихо.
Мне вдруг стало стыдно. Это человек старше меня на семь лет, он трудится, зарабатывает деньги, решает серьёзные научные проблемы, он мог бы быть младшим другом моего отца, а я что знаю, что умею, что видела к своим двадцати?
– Простите, - шепнула я и, чтобы нам продолжить идти, взяла его за руку. Тут же её отпустила, конечно.
До Знаменской башни дошли молча.
– Мне иногда вы кажетесь сверстником, а иногда столетним дядькой, родившимся до революции, честное слово! - призналась я, когда мы перешли Комсомольскую.
– Недаром вы мне приснились в мундире белогвардейца.
– Именно белогвардейца?
– рассмеялся Август.
– Тоже наверное, обидно прозвучало? Извините меня, пожалуйста, заранее, за множество глупых или грубых вещей, которые я вам по молодости и отсутствию большого ума ещё скажу.
– Вы очень, очень хорошая... (Я прикрыла глаза. Удивительно, как на нас, девушек, иногда действуют простые до глупости слова. Признаваться, конечно, в этом совсем не обязательно...) А это, похоже, и есть ваш Центральный гастроном?
...В кафетерии меня неприятно поразило отсутствие столиков для сиденья (давненько я здесь не была!). Только три высоких стола, и за одним толковали два не очень трезвых гражданина.
– Что будете?
– равнодушно спросила Августа дородная тётка в переднике.
– Пива нет. Через полчаса закроемся на обед, так что давайте шустро.
Мой 'Печорин' явно не был готов к такому обращению.
– Позвольте нам выйти и подумать, - ответил он тётке за прилавком и вышел, прежде чем я успела хоть слово сказать.
– Правда, Ника, милая, это всё не стоит труда, - заявил мне он на улице.
– Я поем в... в нашей ведомственной столовой, когда доберусь до места.
– То есть часов в восемь, да?
– настырно переспросила я.