Три дня иного времени

– Это некрасиво с вашей стороны!
– заявила я, едва мы вышли на улицу.
– Сами критикуете женщин, которые живут на иждивении мужчин, и сами отказываетесь у меня взять деньги! А потом и упрекнёте в том, что... фу, даже говорить не хочу.

– Это дружеский жест, Ника, а совсем не... и как вам самой не стыдно!

Я упрямо помотала головой.

– Ни капельки мне не стыдно, - сообщила я.
– Ни вот капельки, ни столько, ни полстолечка. (Стыдно было, конечно, ужасно.) А вы тоже хороши! Стали мне тут про 'животные желания' рассказывать и всякую толстовщину развели. Вы уж определитесь, сударь, я для вас советская девушка или нет. Если советская, так я и знать про это ничего не знаю.

– Дело хозяйское.

– Вы и в самом деле неженаты? В двадцать-то семь лет? Не подумайте, просто не хочу, чтобы возникли недоразумения и чтобы ваша жена меня забрасывала гневными письмами за то, что я вас пригласила домой по доброте душевной.

– Я едва не женился два года назад, но это долгая история.

– Конечно, я вас не могу заставить рассказывать...

– А там, по сути, и рассказывать нечего: дамочка была вот вроде вашей Снежаны.

– Анжелы. И она, конечно, в вас 'разожгла' все ваши 'животные желания', как вы назвали, и вы 'поскользнулись'. (Очень, очень мне не нравилось как я говорила, но ничего я почему-то не могла с собой поделать! Август как и не замечал моей почти нарочной грубости.) Так, а почему не женились, всё-таки?

– Я благодарен другу, он меня спас.

– Пожертвовал собой, значит?

– Да нет, он её банально соблазнил, а жениться он даже не собирался.

– По вашей просьбе? И вам после этого не совестно ещё упрекать женщину в том...

– Нет, не по моей, по своему личному хотению.

– И вы так легко об этом говорите?
– воскликнула я совсем другим тоном.
– Бедный...

– Я не жалуюсь, Ника. Я и не собирался рассказывать эту историю, вы из меня сами почти силком вытащили.

– И неужели...
– Я набрала воздуху в грудь.
– Неужели во всём Новосибирске не нашлось ни одной порядочной девушки?

Август равнодушно пожал плечами.

– Я много работаю, - сообщил он вместо ответа.
– Да и не думаю, что представляю из себя такую уж выдающуюся личность, чтобы девушки мне вешались на шею.

– Кому другому это расскажите... Чем вас так привлекла эта вышка, что вы даже остановились? (Я имела в виду вышку высоковольтной линии.)

– Тем, что стоит почти рядом с домом: посмотрите, расстояние меньше трёх метров.

– Ну да, - пожала я плечами.
– Наверное, нарушение. Зато ориентир хороший для гостей. Мой дом - не этот, а следующий, в глубину.

– Наверное, для здоровья не очень полезно такое соседство...

– Что, критикуете наш советский строй?
– Так как мой спутник не отвечал, я поглядела на него сама и расхохоталась от души: такое у него было в этот момент лицо.
– Чт'o вы как серьёзно восприняли? Я не из этих самых, не из 'ортодоксов', как их называет Солженицын.

– Вы и Солженицына читали, милая барышня?

– Не смейте меня называть барышней, а то точно однажды получите сумочкой... Конечно, читала. Я много читаю самого разного, а еще больше хочу прочесть, узнать, открыть, Август! Я молодая, а жизнь впереди большая и чудесная.

IX

На кухне я выложила из авоськи на стол всё купленное и замерла, не зная, с чего начать. Август пришёл мне на помощь

– Можно я сам приготовлю?
– предложил он.
– Только выдайте мне сковородку, ножик, доску разделочную.

– Вы гость, мне неловко...

Моё колебание он истолковал в свою пользу и, сняв с крючка фартук, уже повязал его вокруг себя. Я, вздохнув, подчинилась. (Это был вздох облегчения, конечно: хотя бы сама не опозорюсь.)

– Мой отец тоже обычно для себя сам готовит, - призналась я.
– Та из меня ещё хозяйка... Я схожу смою тушь для ресниц, вы не против, Август?

В этой 'туши' была хитрость, которую я осознала только задним умом. Если 'смою тушь', значит, не беспокоюсь о том, какое женское впечатление произведу, не стремлюсь, выходит, его завлечь и пробудить 'животные желания', веду себя как порядочная девушка. Да и даже проще: значит, отношусь к нему по-дружески, по-товарищески, и не возникнет между нами ненужной неловкости. (Где-то на краю сознания пробежало: 'Как я всё же додумалась пригласить незнакомого мужчину домой?')

Август кивнул, ловко очищая картофелину.

– Вам и вообще в вашем возрасте не ст'oит пользоваться макияжем, - пробормотал он.

Поднял голову, поймал мой возмущённый взгляд (девочка я для него совсем, что ли?!), улыбнулся, положил ножик, вытянул вперёд раскрытые ладони:

– Всё, всё! Ни слова поучений с моей стороны больше! Пользуйтесь чем хотите, хоть кольцо вставьте в нос.

– Кольцы... кольца то есть (как глупо оговорилась!) женщины носят в ушах, а не в носу, если вы не знали.

– Отчего, некоторые и в нос вставляют.

– Ну, это вы где-нибудь про папуасов увидели в 'Клубе путешественников' с Сенкевичем, про кольцо в носу и косточку в ухе. Не буду вам мешать!

Макияж я действительно смыла и какое-то время посидела на краешке ванной, пытаясь разобраться в себе. Отчего я такой скверной, шальной стала, всё говорю ерунду на грани дерзости, всё невпопад? Отчего-отчего, а то сама не знаешь? Нет, нельзя, нехорошо, хоть он и не женат, и главное, глупо, глупо!

Я вернулась на кухню и помогла своему гостю очистить последнюю картофелину, которую он тут же проворно порезал и отправил на сковороду. Я между тем включила радио, стала мурлыкать под нос песенку. Тоже жест в духе 'Я у себя дома и не боюсь тебя нисколько'. Может быть, уйти в свою комнату и переодеться в домашнее? Нет, это уж, пожалуй, будет перебор. Бигуди ещё накрути...

Мурлыкать-то я мурлыкала, а за гостем искоса наблюдала. А он весь обратился в слух: редко я видела такое тонкое, внимательное выражение на мужских лицах. Хотя, казалось бы, с чего? Передавали песни военных лет: 'В лесу прифронтовом', 'Случайный вальс', 'В землянке'.

К концу 'Землянки' Август заморгал чаще обычного.

– Вас... это так растрогало, да?
– спросила я, тем самым выдав то, что всё время за ним пристально смотрела.

– Что? Да, - признался он.
– И как-то даже не стыжусь. А вас нет?

– Это хорошие песни, - ответила я растерянно, - но... очень обычные. Какие-то простенькие, негероические, что ли...

– Вы ошибаетесь. Вы правда ошибаетесь! 'До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага', - что это, как не героизм, по-вашему? Если это - не героизм, то что тогда героизм?

– Я ведь не говорю, что не люблю эти песни, - принялась я защищаться.
– Просто то, как вы за них заступаетесь, у меня создаёт чувство, будто я на комсомольском собрании или на уроке музыки. Весь этот... слегка фальшивый пафос (''Слегка' - это я кстати сказала, это на всякий случай, мало ли, кто он', - шмыгнула мысль), все эти 'Что тебе снится, крейсер 'Аврора'' и 'Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны' - всё это, знаете, иногда доводит человека до ручки...