Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Дело в том, что многие не были до того знакомы с Минеттой, которую мать постоянно держала при себе. И теперь её лицо «цвета жемчуга и розы», её каштановые волосы, «уложенные самым наилучшим образом», её голубые глаза, «полные заразительного огня», её величественный вид, её идеальные зубы, которыми могла похвастаться редкая женщина той эпохи, – всё это вызвало восхищение. «Очарование», «элегантность», «изящество» и «остроумие» – эти слова чаще всего использовались в описании Мадам. Не всё это, честно говоря, было правдой. На самом деле Генриетта Анна отличалась худобой и немного горбилась, но, по свидетельствам знавшим её, в умении подать себя затмевала королеву Марию Терезию:
– Когда она разговаривала
Вскоре Филипп повёз свою молодую жену в Сен-Клу, а оттуда – в Фонтенбло, где Генриетта Анна имела не меньший успех, чем в Париже. Так как май выдался в том году довольно тёплым, в лесу для придворных чуть ли не каждый день устраивались охота, пикники, концерты, балеты или купания. Не принимала в них участие только молодая королева, которая должна была родить в ноябре. А так как Мадам была при дворе после Марии Терезии дамой самого высокого ранга, не удивительно, что король был её постоянным спутником. В то время как Монсеньор, казалось, был доволен тем, что его жена пользовалась таким успехом в обществе.
Не успела Генриетта Мария покинуть Англию, как 26 мая туда прибыла Елизавета Богемская, которая больше не планировала возвращаться в Гаагу. Карл II гостеприимно принял тётку и отдал в её распоряжение Друри-Хаус, где та завела небольшой собственный двор.
30 мая Минетта вместе с мужем нанесла свой первый визит в Коломб. Но она провела в гостях у матери только три дня, потому что Людовик ХIV не желал, чтобы его двор надолго оставался без своего главного украшения и даже выехал навстречу своей невестке.
– Если там, где Вы находитесь, много шума, - писала Генриетта Мария из своего замка Коломб госпоже де Мотвиль, - то здесь у меня много тишины – лучшее условие для воспоминания о друзьях.
Вскоре из Англии пришла весть о том, что 23 июня 1661 года, несмотря на сопротивление Испании, был подписан брачный контракт Карла II с Екатериной Браганской. Тем не менее, Генриетта Мария не могла в полной мере порадоваться за сына, так как в июне её безмятежный покой в Коломбе был нарушен. Вдову навестило несколько придворных дам, которые намекнули, что удовольствие короля от общества своей невестки имело «все призники зарождающейся страсти». В свой черёд, Анна Австрийская обратилась к Джермину с просьбой передать Генриетте Марии, что она недовольна её дочерью, которая «не прилагала усилий, чтобы угодить ей, и не проявляла к ней никакого уважения».
– Ваше Величество, теперь наступило время молодых, – вежливо напомнил ей посол. – И если бы Вы согласились с существующим положением вещей, то Мадам сослужила бы Вам хорошую службу при короле и постаралась бы сохранить привязанность к Вам Его Величества.
На что мать Людовика ХIV гневно ответила:
– Когда я увижу, что возникла необходимость в том, чтобы передать мои обязанности по отношению к моему сыну третьему лицу, то уйду в мой монастырь Валь-де-Грас и там мирно окончу свои дни.
После чего увезла Минетту в один из своих загородных замков и держала её там на протяжении несколько дней. Однако, увидев, что по их возвращении «всё пошло по-прежнему», Анна Австрийская приказала госпоже де Мотвиль поговорить с Мадам. Однако Генриетта Анна, внимательно выслушав эту даму, рассказала обо всём королю, который выразил недовольство своей матери. Тогда последняя вызвала в Фонтенбло Генриетту Марию. Приехав туда, последняя обнаружила всеобщее недовольство своей дочерью. Беременная королева была несчастна из-за того, что Мадам монополизировала почти всё время её мужа. А герцог Орлеанский, позволивший своей жене «развлекаться за пределами приличий», теперь мучился ревностью к своему брату. Однако Генриетта Марии, будучи твёрдо убеждена в невиновности своей
дочери, выступила в её защиту и постаралась успокоить своего зятя.– Я считаю Ваше Величество своим лучшим другом! – заявил в ответ её крестник и вместе с женой проводил тёщу до Во.
Вскоре все успокоилось: хотя Людовик ХIV по-прежнему частенько навещал свою невестку, говорили, что делал это он уже ради её фрейлины Луизы де Лавальер, ставшей любовницей короля. К счастью, эту новость удалось утаить от Марии Терезии, которая в День Всех святых родила в Лувре дофина, крёстным которого было предложено стать королю Англии.
В ноябре Минетта тоже вернулась больная в Париж. Черты её лица заострились. Она ещё больше похудела и непрерывно кашляла. При этом, лёжа в постели, Мадам принимала гостей до девяти часов вечера. А когда узнала о состоявшемся королевском балете, то приказала повторить его в своих покоях. Что же касается Монсеньора, то он перенёс свою ревность на молодого графа де Гиша, которого попросили удалиться из Фонтенбло из-за его слишком явного восхищения герцогиней Орлеанской. Однако ходили слухи, что в Париже одна из горничных пустила в её спальню забавного предсказателя, в котором никто, кроме Минетты, не узнал переодетого графа.
27 марта 1662 года она родила в Пале-Рояле дочь, чем Монсеньор был явно разочарован. Прежде, чем Генриетта Анна встала с постели, придворная газета объявила, что королю было угодно назначить графа де Гиша командующим войсками в Лотарингии. Однако перед отъездом влюблённый уговорил Минетту тайно дать ему прощальную аудиенцию, что едва не закончилось трагедией. Неожиданно появился Филипп и Ора де Монтале, фрейлина герцогини Орлеанской, в последнюю минуту успела спрятать графа за каминной доской.
Тем не менее, Генриетте Марии вскоре снова пришлось успокаивать зятя. Затем, встретившись со своей дочерью, вдова «немного пожурила её» и рассказала, что было известно её мужу, дабы Минетта случайно не призналась ему в тех своих неосторожных поступках, о которых Монсеньор не знал.
Но, возможно, свадьба её дочери, ежедневной спутницы Генриетты Марии на протяжении пятнадцати лет, сделала её жизнь слишком одинокой, поскольку после крещения внучки она решила снова отправиться в Англию. Ходили слухи, что там королева-мать намеревалась жить и умереть, как Елизавета Богемская, скончавшаяся от пневмонии 13 февраля 1662 года после переезда в Лестер-Хаус. Принц Руперт, единственный из её живых детей, проследовал за гробом своей матери в Вестминстерское аббатство. Там, «выжившая в прежние времена, изолированная и без страны, которую она действительно могла бы назвать своей», невестка Генриетты Марии была похоронена рядом со своим любимым старшим братом Генри Фредериком, принцем Уэльским.
Карл II только что женился на принцессе Португалии, с которой его мать стремилась познакомиться, тем более, что Джермин, совершив короткую поездку в Лондон, привёз благоприятный отзыв о новой королеве.
– Граф Сент-Олбанс, - писала Генриетта Мария своей сестре в июне, - который прибыл вчера вечером из Англии, говорит мне, что (королева) очень красива и ещё более покладиста. Она темноволосая, не очень высокая…очень хорошо сложена, обладает большим умом и очень нежна. Король, мой сын, передаёт мне, что он очень доволен ею…
Королевский такт побудил её добавить, что она также хотела бы увидеть маленькую дочь, которая недавно родилась у герцога и герцогини Йоркских.
Перед отъездом она попрощалась с Великой мадемуазель, слащаво посетовав:
– Если бы Вы вышли замуж за моего сына, то стали бы самой счастливой женщиной в мире!
В конце июля герцог и герцогиня Орлеанские проводили Генриетту Марию до побережья и растались с ней в Бове со слезами на глазах. Затем супруги отправились обратно в Париж, а вдова – в Кале.