Три Нити

Солнце уже зашло, но лампы под потолком не горели. Вместо этого на полу чадили масляные плошки самой грубой работы — такими пользовались ремесленники в Бьяру, чтобы трудиться по ночам. Маленькие тусклые огоньки плыли над мутью топленого жира, каждый миг грозясь погаснуть. Среди этих глиняных посудин спиною ко входу сидел Железный господин. Он был с головы до пят замотан в кусок темной ткани — не то накидку, не то одеяло, стащенное с постели. По правую сторону лежало круглое зеркало на длинной, обмотанной шелком ручке; по левую стоял ларчик с желтыми пилюлями.

— Подойди, — велел он, не поворачивая головы. — Инструменты при тебе?

— Да, — отвечал я, сглотнув подступивший к горлу ком, и в подтверждение своих слов тряхнул позвякивающим свертком.

— Тогда помоги мне с этим, — сказал бог и сбросил покрывало с плеч. Я едва удержался от крика: всю его спину, от левого плеча до правого бока, пересекал уродливый, вздувшийся нарост, похожий на вывернутую наизнанку кожура граната. Белая поверхность странно поблескивала в полумгле. Подойдя ближе, я увидел, что кое-где сквозь кожу, вспухшую от внутреннего напряжения, прорвались прозрачные, стреловидные кристаллы.

— Что это такое?!

— Я пропустил один из осколков, упавших с Лу, и вот что вышло. Мне нужна твоя помощь, Нуму. Если не вытащить их все до единого, они вырастут снова.

— Но… я никогда не делал такого! Может, тебе лучше позвать сестру?

— Нет, не лучше, — сквозь зубы процедил Железный господин.

— Не понимаю, чем она обидела тебя, — пробормотал я, изо всех сил тяня время. Ун-Нефер вздохнул и выпрямился, оборачиваясь ко мне. От этого движения нарост лопнул еще в нескольких местах, щедро брызнув сукровицей.

— Ничем. Но близнец — это все равно что зеркало, которое постоянно держат перед тобою; рано или поздно захочется разбить его. Готов поспорить, Селкет тоже не раз посещала мысль: не стоит ли избавиться от двойника? Если бы мы не делили одну душу, то каждый из нас давно бы попытался; увы, смерть одного утащит в ад и другого! Поэтому я уверен, что в этих пилюлях нет яда, — он с невеселой усмешкой вытащил из ларца желтый катышек лекарства и проглотил, не жуя. — Но прямо сейчас, когда я изуродован болезнью, я не хочу видеть свое отражение. Так что придется тебе помочь с… этим.

— Все не так страшно, — не слишком уверенно протянул я, раскладывая сверток со щипцами, ножами и иглами на полу. — Конечно, останется шрам, но под одеждой его будет совсем не видно. Невелико уродство.

— Я не о теле, Нуму, — тихо ответил лха. Я выбрал лезвие поострее, протер очищающим раствором (пускай в этом, по словам Железного господина, и не было нужды) и одним взмахом рассек нарыв. Кожа разошлась, будто распахнувшийся рот; вот только вместо зубов в нем торчали хрустальные друзы — прозрачные на свету, голубовато-белые в тени. Вооружившись щипцами, я ухватился за кристалл побольше и потянул на себя. Тот легко отделился от мяса, оставляя в нем кровоточащую язвочку; против моих ожиданий, у самоцветов не было крепких корней. Бросив проклятую каменюку на расстеленное на полу полотенце, я взялся за следующую. Не знаю, что чувствовал при этом лха; надеюсь только, что съеденное лекарство притупило боль. Так прошло не меньше получаса. Масло в плошках убыло; огоньки гасли один за другим.

— Нужно больше света, — пробормотал я, опуская дрожащие лапы. Железный господин едва заметно качнул головой в сторону кровати; рядом с нею и правда нашелся кувшин с жирными потеками на горлышке и боках. Разлив его содержимое по посуде, я принялся заново поджигать ветошь, заменявшую фитили. Это оказалось не так-то просто; когда очередной клочок утонул в масле, я тихонько пробормотал «все ест — не наедается, а попьет — умирает».

— Огонь, — вдруг отозвался Ун-Нефер.

— Что?

— Огонь — съест что угодно, но от воды гаснет.

— Откуда ты знаешь? — удивился я. Этой присказке я выучился очень давно, еще от матери, и никак не ожидал, что богам она тоже знакома.

— Я и не знал. Просто угадал.

— Хм… — пробормотал я, решив испытать его, а заодно и отвлечь от прикосновений щипцов, выдирающих хрустальную поросль из живого мяса. — Рядят невесту в кружева, а та едва жива. Что это?

— Это мизгирь поймал добычу, — почти не раздумывая сказал лха. — Знаешь, в Старом Доме тоже любили загадки.

— Правда?

— Да. Помнишь, на охоте я сказал, что первое мое воспоминание — о встрече с родителями? Это и правда, и неправда. Есть другие, еще раньше. Нечеткие, расплывающиеся — какие-то тени, пятна света… И загадки. Кажется, мне задавали загадки, еще до того, как я мог ответить на них.

— Но зачем?

Вместо ответа он спросил:

— Мать красна, дочь черна, сын бел. Что это?

— Красное, наверное, опять же огонь, — принялся размышлять я. — Из огня получается черный уголь — это дочь; а сын не зола, она серая… Значит, дым! Он бывает белым.

— Правильно. Но ты не угадал бы, если бы не придал огню свойства материнской утробы — способность рожать детей.

— Ну… пожалуй, что так. Но что с того?

— Загадки не то, чем кажутся, Нуму. Чтобы ответить на них, нужен особый ход мысли, — Железный господин чуть повел ладонью в воздухе, стараясь не мешать моему занятию. — Она должна бежать, как дрожь по паутине, где каждая нить связана с другой. Тучи и овечья шерсть; гудение пчел и молитвы шенпо; гуси и сваренные в супе момо; шапки на головах и чаши с подношениями… все должно соединяться. Загадки позволяют увидеть изнанку мира — ту, где переплетаются корни, пущенные предметами дневной стороны. Полагаю, с их помощью мои создатели проверяли, хорошо ли выращенные в склянке мозги усвоили знания; но получили они куда больше, чем хотели. Следовало бы знать, что в паутине в конце концов заводятся пауки.

Не буду врать — я не все понял в его словах, но все же осторожно отозвался:

— Выходит, тебе повезло. Ты же смог уйти от них — от своих родителей.

— Уйти — не то слово, — пробормотал лха, сжимая губы, оттого что я вытянул еще один, крепко засевший, кристалл из нарыва. — Я бежал со всех ног. Я мог бы остаться в Новом Доме и добиться высокого чина в меса или вернуться в Старый Дом и заявить права на наследство семьи, а вместо этого записался добровольцем на месектет. Конечно, какая-то часть меня надеялась найти новый мир, добиться славы… Но, по большей части, я хотел просто сгинуть без следа. Вот как сильно я боялся, что старые нечер придут по мою душу. И к чему это привело! — тут он горько засмеялся и дернул плечами. Кровь из ран под лопатками обильно хлынула на спину; красные потеки переплетались, как косы в девичьей гриве.

— Прошу, не шевелись, — взвыл я, торопливо промакивая раны. — Признаюсь честно, я не хочу, чтобы… оно попало на меня.

— Не бойся, для тебя это не заразно. Для роста ему нужна особая почва.

— Лу же подошел.

— Лу — это совсем другое дело. Змеи как мост, перекинутый между дневным и ночным миром. А ты не змей и даже не колдун.

— Может, и так. Зато иногда мне снятся странные сны, — обиженно буркнул я.

— Ты как будто завидуешь этому? Не стоит; эта сила не приносит радости, — глухо отвечал Железный господин. Пристыженный, я прикусил язык и продолжил выдирать кристаллы уже в тишине. Где-то через час работы наружу вышел последний осколок — плоский, похожий на чешуйку зеркального карпа. Я пронес масляную лампу вдоль позвоночника лха — ни блеска, ни всполоха; он был чист.