Три Нити

Убедившись в этом, я сшил края раны и наложил сверху повязки, пропитанные заживляющей смесью из запасов Сиа. Когда с этим было покончено, пришлось помочь богу подняться и дойти до кровати; хоть Ун-Нефер и не жаловался, ему явно стало хуже. Он повалился на простыни, дрожа всем телом.

— А что делать с этим? — спросил я, указывая на груду блестящих осколков.

— Оставь, — едва слышно шепнул он, а потом замолчал и не отзывался уже больше ни на что, будто уснул. Тихо ступая, я вышел от него и побежал в спальню, где немедленно вымылся под такой горячей водой, что с кожи вся шерсть чуть не слезла. Нож, которым я вскрыл нарыв, и щипцы, которыми касался кристаллов, я выбросил, а одежду, забрызганную кровью Железного господина, — сжег.

***

Когда я вернулся в Бьяру, меня ждал очень странный прием. Стоило разыскать помощников у Стены, как Макара набросилась на меня чуть ли не с кулаками.

— Где ты пропадал целый месяц, дре тебя дери? — завопила она, швыряя оземь сумку с чем-то тяжелым — и, судя по печальному звону, бьющимся.

— Я просто задержался в… эээ… дома, — пролепетал я, пятясь назад и думая, чем лучше прикрыться — доской, брошенной посреди дороги рабочими, или Саленом, буравившим меня тяжким взглядом.

— Неужели нельзя было хоть весточку передать? Мы думали, тебя давно убили, а кости разбросали по всей Олмо Лунгринг!

— Нуу… — протянул я, твердо решив использовать в качестве щита Салена. — Но у вас вроде и без меня дела шли неплохо?

— Причем тут дела?! — возмутилась Макара. — Мы волновались за тебя! Друзья мы тебе или нет?

— Ох, да оставь его, — проворчал Сален, придерживая девушку за плечи. — Никакие мы ему не друзья; так, челядь, до которой он время от времени снисходит.

На секунду я замер как громом пораженный. Эти слова были обидны, но в некотором роде правдивы. Я никогда не думал о своих помощниках как о друзьях; да и вообще, пожалуй, ни о ком внизу. Казалось, если я пропаду, назавтра обо мне никто не вспомнит… Что за наваждение такое? Что за тень легла между мною и миром?..

По счастью, мимо прошла Рыба с ворохом мокрых тряпок в бадье и с невозмутимым видом кивнула мне. Я тут же бросился следом якобы с расспросами о том и сем, а на деле радуясь тому, что хоть кому-то здесь на меня плевать.

***

Пускай я выкорчевал весь плотоядный хрусталь из спины Ун-Нефера, но охота в горах не прошла для него бесследно. Болезнь обрушилась с новой силой. И хотя теперь я куда больше знал о ее природе, все равно мало что мог сделать: только отереть лоб несчастного, укрыть одеялом или подать желтые пилюли. Сиа, кажется, ревновал к тому, что мне, а не ему, удалось навязаться лха в помощники. Бедный лекарь! Он и представить себе не мог, какой ужасной участи избежал. Не один седой волос я выдернул из гривы после ночей, проведенных у постели Железного господина.

Уже началось короткое лето, и солнце только на два-три часа уходило с неба. Мир, прогретый его лучами, казался плотным и тяжелым, будто налившееся соком яблоко; но все было иначе по ночам, когда в окна дворца заглядывала белая луна. Недель через пять после той злополучной охоты, когда совсем стемнело, я вошел в покои Железного господина с книгой под мышкой — надеясь хоть почитать, раз уж поспать не удастся — и увидел его за столом. Перед лха, укрепленное на трехногой подставке, стояло серебряное зеркало; рядом тлел огонек светильника. Он обернулся, и я увидел черную полосу крови, стекающую изо рта по подбородку, прямо на светлый хлопок рубашки. Увидев меня, Ун-Нефер поспешно прижал к лицу какую-то тряпку.

— Жаль, что ты застал меня в таком виде, — пробормотал он, отшвыривая на стол что-то маленькое, блестящее… осколок зуба. — Мне показалось, на нем вырос камень. Они снова начали расти, уже без помощи Лу. Как мало времени осталось! Как мало…

Чем дальше, тем продолжительней и мучительней становились приступы болезни; теперь Железный господин редко покидал свои покои, передав дела в городе попечению Палден Лхамо. Но ближе к летнему солнцестоянию случилось вот что: явившись в его спальню в обычное время, я застал бога собирающимся. Он уже облачился в наряд, в котором обычно являлся шенам: длинное платье с рукавами-«колчанами»; нити костяных и железных бус, спускающиеся с плеч и груди; широкий пояс, к которому крепились аркан и булава. За него же лха заткнул зеркало на перевитой шелком ручке; вокруг запястья обвил железные четки; затем снял со стены маску с бычьей мордой.

— Куда? — всплеснул я лапами.

— Тебе никто никогда не говорил, что ты похож на курицу? — задумчиво протянул Ун-Нефер; но я не обиделся — судя по выражению лица, его мысли были далеко отсюда. — Есть такие курицы, с перьями, похожими на мех, и черным мясом… Говорят, есть его полезно для здоровья.

— Оно, может, и полезно, а вот расхаживать неведомо где, когда еле на лапах стоишь — нет! — отрезал я. Железный господин вздохнул и отер блестящее от испарины лицо.

— Я не могу вечно прятаться. Знаешь, что происходит внизу? В устье Ньяханг, в южном княжестве Нгепо Трана, готовится восстание. Час назад князь Мургу приказал убить шена, состоявшего при его дворе. Труп выбросили в яму с нечистотами. Сейчас Мургу заседает с советниками и дружиной, обсуждая, как поступить — засесть в своих землях, отказавшись платить дань Бьяру, или идти войной на столицу, собирая под свои знамена всех, кто недоволен жизнью. А таких много! На рассвете он объявит решение народу.

— Но это же безумие!

— Да, мятеж не принесет им добра, не говоря уж о победе. Но княжество Нгепо Трана богато — поэтому его правитель потерял благоразумие. А у нас нет времени, чтобы тратить на нелепые войны! Нет, все должно быть решено немедленно…

— Разве шены не могут справиться с этим?

— Могут или нет, они не должны заподозрить меня в слабости, Нуму. Иначе у нас будут проблемы серьезнее, чем глупый мелкий князек.

— Погоди! Дай я хотя бы пойду с тобой, чтобы… помочь в случае чего, — сказал я, цепляясь за полы его одежды.

— Тебе лучше не видеть того, что произойдет.

— Я видел уже столько всякого, что хуже не будет.

— Как знаешь. Бери эту маску и не отставай!

Лха сорвал со стены и бросил мне какую-то красную зубастую личину — я и рассмотреть ее толком не успел — и вылетел из покоев. Я опрометью кинулся следом.

Мы прошли через Мизинец в подземелья старой гомпы и оказались в той же зале без окон, заполненной густым чадом благовоний, где давным-давно я помог убить и воскресить Чомолангму. У дверей нас встречали почжуты, выстроившиеся по четверо в ряд, слева и справа; среди них я заметил и Чеу Ленца. Железный господин сдержал слово и не казнил Ишо, но тот явно понес наказание за свою дерзость. Он страшно исхудал, осунулся и постарел лет на десять; когти на пальцах были сгрызены до крови, под глазами набрякли лилово-синие мешки. Правда, долго разглядывать Ишо мне не пришлось; миновав почжутов и шенов попроще, мы направились к середине залы. На этот раз вместо каменной чаши и крюков там стояли зеркала — такие высокие, что даже Железный господин мог отразиться в них целиком. Всего числом их было двадцать четыре; они образовывали круг, в который лха и вошел, жестом велев мне остаться позади. Сам он сел, подобрав лапы, на подстилку из трехцветного шелка. Черный наряд стлался по полу и клубился, точно грозовые тучи.

Все замерло. С минуту, не меньше, в воздухе висела тишина — такая пронзительная, что мне уже подумалось, не оглох ли я, — как вдруг резким, дребезжащим голосом взвыл ганлин, ударили гонги, запели невидимые трубы. Из зеленоватой мглы зеркал проступили надменные морды, богатые наряды, толстые животы. Надо лбами у призраков сверкали венцы-бьяру с короткими рогами из драгоценных камней: бирюзы, янтаря, кораллов, яшмы… И хотя я никогда не видел этих мужчин и женщин прежде, я понял, что то были правители Олмо Лунгринг.